Не лучше ли четко придерживаться специфики и полученных данных?
— Сейчас речь уже не идет о четких границах. Существуют только вопросы.
— Не потому ли, что я, на ваш взгляд, в суде не предстану? Во всяком случае, не предстану в Нью-Йорке, поскольку свидетель из меня теперь никуда не годный? — смело поднимаю наболевший вопрос. — По правде говоря, у меня сейчас так запятнана репутация, что хуже не бывает.
Умолкаю: жду, что она ответит. Бергер безмолвствует, я спрашиваю ее напрямик:
— Неужели Райтер и словом не обмолвился, что я могу не оказаться вам полезной? Против меня возбуждено расследование специальной комиссии, потому что кое-кто вбил себе в голову, будто я имею какое-то отношение к смерти Брэй.
— Не просто обмолвился, а даже наоборот, — тихо отвечает собеседница, глядя на темную громаду опустевшего дома. — Мы с Марино на эту тему уже переговорили.
— Вот тебе и секретное расследование, — язвительно замечаю я.
— Да, правила таковы, что из комнаты, где заседает специальное жюри присяжных, не должно выйти ни слова. И пока ни слова не вышло. На данный момент происходит вот что: Райтер всеми правдами и неправдами пытается с помощью комиссии получить ключ к управлению всем, что вас касается. Телефонные счета, банковский баланс, слухи и репутация. Вы знаете, как это работает. Уверена, что и сами вы внесли свою лепту в слушания спецкомиссии.
Это звучит в ее подаче настолько буднично, словно ничего из ряда вон выходящего и не происходит. Во мне закипает негодование — и тут же выливается через край в словесной форме.
— Знаете что, у меня тоже есть чувства, — говорю я. — Может, для вас обвинения в убийстве — обычное дело, а вот для меня — отнюдь. Незапятнанная репутация — единственное, что у меня осталось, и я не могу себе позволить ее потерять. Подумать только! Обвинить меня в том самом, против чего я выступаю каждую минуту своей жизни. Никогда я не превышала служебных полномочий. Никогда. Я ни за что сознательно не причиню человеку боль. И не собираюсь потакать такому безумию, миссис Бергер. Худшего со мной просто не может произойти. Просто не может.
— Хотите совет? — Она смотрит на меня.
— Всегда готова выслушать дельное предложение.
— Для начала: пресса так и так обо всем пронюхает. И вы сами это прекрасно понимаете. Я бы разгромила их всухую, собрав не откладывая в долгий ящик пресс-конференцию. У нас есть один плюс: вас не уволили. Вы не потеряли поддержку людей, распоряжающихся вашей профессиональной жизнью. Это чудо, черт побери. Непостижимое происшествие. Обычно политики сразу суют голову в песок, но здешний губернатор о вас очень высокого мнения. Он не верит, что вы убили Диану Брэй.
И если Митчелл выступит по вашему поводу с официальным заявлением, то все будет в полном порядке. При условии, если особая комиссия не выставит утвержденный проект обвинительного акта.
— Вы общались на эту тему с губернатором Митчеллом? — спрашиваю ее.
— Контактировали в прошлом. Мы знакомы. Вместе работали над одним делом, еще в его бытность генеральным прокурором.
— Наслышана. — И опять же я спрашивала не об этом.
Молчание. Она глядит на дом Брэй. Внутри темно, свет не горит, и я вслух замечаю, что в обычае Шандонне выкручивать лампочку на крыльце или перерезать провода, чтобы, когда жертва откроет дверь, он был скрыт во мраке.
— Хотелось бы знать, что думаете вы, — говорит Бергер. — Уверена, у вас уже сложилось собственное мнение. Вы очень наблюдательный и опытный следователь. И знаете, что преступник с вами сделал: вы знакомы с его модус операнди лучше всех ныне живущих.
По уху резанул ее намек на покушение. Пусть эта женщина всего лишь делает свою работу и вполне объективна, меня ее прямота оскорбляет. И еще действует на нервы ее уклончивость. Мне не нравится, что она решает, о чем мы будем говорить, когда и сколько. Ничего не могу поделать — я живой человек. Всегда ждешь от себе подобных хотя бы попытки сопереживать.
— Сегодня утром кто-то позвонил в морг и назвался Бентоном Уэсли, — преподношу ей очередную новость. — Рокки Марино-Каджиано еще не объявлялся? Что он затевает? — Голос стал резким от злости и страха.
— Ну, в ближайшее время он и не объявится, — говорит Бергер тоном знатока. — Не в его стиле. Но не удивлюсь, если он снова примется запугивать, причинять боль, оскорблять. Бьет по старым болячкам, чтобы предупредить — это самое невинное из его ассортимента. Вряд ли подлец будет контактировать с вами напрямую, по крайней мере до суда. Если вы вообще когда-нибудь увидитесь. Такова его мерзкая натура. Закулисные махинации.
На миг воцарилось безмолвие.
— Итак, мое мнение, — наконец говорю я. — Вы этого хотите? Прекрасно.
— Вот именно, я жду. Из вас получилась бы очень неплохая правая рука. — Намек на второго окружного прокурора, который будет адвокатом-консультантом, ее партнером на суде. Так что Бергер либо только что сделала мне комплимент, либо просто иронизирует.
— У Дианы Брэй была подруга, которая довольно часто к ней наведывалась. — Сбросив с себя путы сомнений, предпринимаю первый шаг. — Детектив Андерсон. Она была помешана на своей властной подруге. Та ее не в шутку поддевала. Не исключено, что преступник подсматривал за Брэй и собирал информацию. Периодические визиты Андерсон не стали для него секретом. В ночь убийства он дождался, когда гостья покинет дом, — подчеркиваю сказанное многозначительным взглядом, — подошел к крыльцу, выкрутил лампочку над входом и постучал в дверь. Хозяйка решила, что вернулась ее недавняя посетительница, желая продолжить спор, помириться или по какой-то иной причине.
— Потому что у них вышла размолвка. Они постоянно ссорились, — подхватывает собеседница.
— Судя по всему, их отношения были отнюдь не безоблачны, — углубляюсь в зону, так сказать, ограниченного доступа; не мое дело влезать в эту часть расследования, но я все-таки продолжаю: — И прежде случалось, что Андерсон в пылу гнева выскакивала из дома, а потом возвращалась.
— Вы присутствовали на допросе подруги покойной, когда было обнаружено тело. — Бергер хорошо осведомлена: кто-то ей рассказал. Видимо, Марино.
— Да, я все слышала.
— И рассказ о том, что случилось той ночью, пока гостья ела пиццу и пила пиво в доме Брэй?
— По словам подруги, они поспорили. Поэтому она разозлилась и ушла. И скоро последовал стук в дверь, в точности так, как делала ее подруга. Заявившись ко мне, Шандонне тоже изображал полицейского...
— Продемонстрируйте. — Бергер выжидающе на меня смотрит.
Стучу по консоли между передними сиденьями. Три раза, громко.
— А она всегда стучала? Звонком не пользовалась?
— Вы достаточно общаетесь с полицейскими: они редко когда пользуются звонком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
— Сейчас речь уже не идет о четких границах. Существуют только вопросы.
— Не потому ли, что я, на ваш взгляд, в суде не предстану? Во всяком случае, не предстану в Нью-Йорке, поскольку свидетель из меня теперь никуда не годный? — смело поднимаю наболевший вопрос. — По правде говоря, у меня сейчас так запятнана репутация, что хуже не бывает.
Умолкаю: жду, что она ответит. Бергер безмолвствует, я спрашиваю ее напрямик:
— Неужели Райтер и словом не обмолвился, что я могу не оказаться вам полезной? Против меня возбуждено расследование специальной комиссии, потому что кое-кто вбил себе в голову, будто я имею какое-то отношение к смерти Брэй.
— Не просто обмолвился, а даже наоборот, — тихо отвечает собеседница, глядя на темную громаду опустевшего дома. — Мы с Марино на эту тему уже переговорили.
— Вот тебе и секретное расследование, — язвительно замечаю я.
— Да, правила таковы, что из комнаты, где заседает специальное жюри присяжных, не должно выйти ни слова. И пока ни слова не вышло. На данный момент происходит вот что: Райтер всеми правдами и неправдами пытается с помощью комиссии получить ключ к управлению всем, что вас касается. Телефонные счета, банковский баланс, слухи и репутация. Вы знаете, как это работает. Уверена, что и сами вы внесли свою лепту в слушания спецкомиссии.
Это звучит в ее подаче настолько буднично, словно ничего из ряда вон выходящего и не происходит. Во мне закипает негодование — и тут же выливается через край в словесной форме.
— Знаете что, у меня тоже есть чувства, — говорю я. — Может, для вас обвинения в убийстве — обычное дело, а вот для меня — отнюдь. Незапятнанная репутация — единственное, что у меня осталось, и я не могу себе позволить ее потерять. Подумать только! Обвинить меня в том самом, против чего я выступаю каждую минуту своей жизни. Никогда я не превышала служебных полномочий. Никогда. Я ни за что сознательно не причиню человеку боль. И не собираюсь потакать такому безумию, миссис Бергер. Худшего со мной просто не может произойти. Просто не может.
— Хотите совет? — Она смотрит на меня.
— Всегда готова выслушать дельное предложение.
— Для начала: пресса так и так обо всем пронюхает. И вы сами это прекрасно понимаете. Я бы разгромила их всухую, собрав не откладывая в долгий ящик пресс-конференцию. У нас есть один плюс: вас не уволили. Вы не потеряли поддержку людей, распоряжающихся вашей профессиональной жизнью. Это чудо, черт побери. Непостижимое происшествие. Обычно политики сразу суют голову в песок, но здешний губернатор о вас очень высокого мнения. Он не верит, что вы убили Диану Брэй.
И если Митчелл выступит по вашему поводу с официальным заявлением, то все будет в полном порядке. При условии, если особая комиссия не выставит утвержденный проект обвинительного акта.
— Вы общались на эту тему с губернатором Митчеллом? — спрашиваю ее.
— Контактировали в прошлом. Мы знакомы. Вместе работали над одним делом, еще в его бытность генеральным прокурором.
— Наслышана. — И опять же я спрашивала не об этом.
Молчание. Она глядит на дом Брэй. Внутри темно, свет не горит, и я вслух замечаю, что в обычае Шандонне выкручивать лампочку на крыльце или перерезать провода, чтобы, когда жертва откроет дверь, он был скрыт во мраке.
— Хотелось бы знать, что думаете вы, — говорит Бергер. — Уверена, у вас уже сложилось собственное мнение. Вы очень наблюдательный и опытный следователь. И знаете, что преступник с вами сделал: вы знакомы с его модус операнди лучше всех ныне живущих.
По уху резанул ее намек на покушение. Пусть эта женщина всего лишь делает свою работу и вполне объективна, меня ее прямота оскорбляет. И еще действует на нервы ее уклончивость. Мне не нравится, что она решает, о чем мы будем говорить, когда и сколько. Ничего не могу поделать — я живой человек. Всегда ждешь от себе подобных хотя бы попытки сопереживать.
— Сегодня утром кто-то позвонил в морг и назвался Бентоном Уэсли, — преподношу ей очередную новость. — Рокки Марино-Каджиано еще не объявлялся? Что он затевает? — Голос стал резким от злости и страха.
— Ну, в ближайшее время он и не объявится, — говорит Бергер тоном знатока. — Не в его стиле. Но не удивлюсь, если он снова примется запугивать, причинять боль, оскорблять. Бьет по старым болячкам, чтобы предупредить — это самое невинное из его ассортимента. Вряд ли подлец будет контактировать с вами напрямую, по крайней мере до суда. Если вы вообще когда-нибудь увидитесь. Такова его мерзкая натура. Закулисные махинации.
На миг воцарилось безмолвие.
— Итак, мое мнение, — наконец говорю я. — Вы этого хотите? Прекрасно.
— Вот именно, я жду. Из вас получилась бы очень неплохая правая рука. — Намек на второго окружного прокурора, который будет адвокатом-консультантом, ее партнером на суде. Так что Бергер либо только что сделала мне комплимент, либо просто иронизирует.
— У Дианы Брэй была подруга, которая довольно часто к ней наведывалась. — Сбросив с себя путы сомнений, предпринимаю первый шаг. — Детектив Андерсон. Она была помешана на своей властной подруге. Та ее не в шутку поддевала. Не исключено, что преступник подсматривал за Брэй и собирал информацию. Периодические визиты Андерсон не стали для него секретом. В ночь убийства он дождался, когда гостья покинет дом, — подчеркиваю сказанное многозначительным взглядом, — подошел к крыльцу, выкрутил лампочку над входом и постучал в дверь. Хозяйка решила, что вернулась ее недавняя посетительница, желая продолжить спор, помириться или по какой-то иной причине.
— Потому что у них вышла размолвка. Они постоянно ссорились, — подхватывает собеседница.
— Судя по всему, их отношения были отнюдь не безоблачны, — углубляюсь в зону, так сказать, ограниченного доступа; не мое дело влезать в эту часть расследования, но я все-таки продолжаю: — И прежде случалось, что Андерсон в пылу гнева выскакивала из дома, а потом возвращалась.
— Вы присутствовали на допросе подруги покойной, когда было обнаружено тело. — Бергер хорошо осведомлена: кто-то ей рассказал. Видимо, Марино.
— Да, я все слышала.
— И рассказ о том, что случилось той ночью, пока гостья ела пиццу и пила пиво в доме Брэй?
— По словам подруги, они поспорили. Поэтому она разозлилась и ушла. И скоро последовал стук в дверь, в точности так, как делала ее подруга. Заявившись ко мне, Шандонне тоже изображал полицейского...
— Продемонстрируйте. — Бергер выжидающе на меня смотрит.
Стучу по консоли между передними сиденьями. Три раза, громко.
— А она всегда стучала? Звонком не пользовалась?
— Вы достаточно общаетесь с полицейскими: они редко когда пользуются звонком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139