Ты дрался на дуэли? Боже, Хэнс, что же заставило тебя…
Хэнс перестал улыбаться, в его глазах появилось отвращение к самому себе.
– Не знаю, мама, – с болезненной прямотой ответил он. – Я никогда не знаю причину своих поступков. Мне так легко увидеть неправду в том, что я уже сделал, но только потом, после случившегося, – молодой человек снова посмотрел на Рурка. – Я совершил много такого, чем не могу гордиться, папа.
Ужин проходил спокойно. За столом собрались почти все Эдеры. Израэль расспрашивал Хэнса о его жизни в столице, но тот отвечал рассеянно и неохотно. Он закрыл эту главу своей судьбы так же, как закрылась рана на руке. Все, что осталось – это длинный синевато-багровый шрам да постоянная ноющая боль в поврежденной кости, которая вряд ли когда-нибудь заживет.
Хэнс едва притронулся к жареному мясу и овощам и вышел на крыльцо, все еще не придя в себя от того, что произошло с Ребеккой. Он попробовал представить себе так надоедавшую ему своими псалмами сестренку в руках индейцев и содрогнулся от ужаса.
По окончании ужина малышку уложили спать, а Люк с Израэлем отправились распрягать на ночь лошадей. Наблюдая за Люком, Хэнс осознал, что видит перед собой совершенно незнакомого человека. Его удивило, что брат так ловко обращается с лошадьми и еще успевает шутить с Израэлем во время работы. Тяжело вздохнув, Хэнс подумал о том, что никогда по-настоящему не знал Люка, да и не стремился узнать.
Только сейчас Хэнс пожалел о том, что упущено: он слишком отдалился от братьев. Люк, а не он, стал примером для Израэля, и тот смотрел на Люка так, как сам Люк никогда на Хэнса не смотрел. Да и Люк не нуждался в старшем брате. Он вырос уже выше Хэнса, а уверенности у него было больше, чем у взрослого.
Когда родители вышли на крыльцо, Хэнс признался:
– Я скоро уеду.
Мать с недоверием взглянула на него:
– Но почему, Хэнс? Ты же только что вернулся домой.
– Я не могу оставаться здесь.
– Можешь, сынок. Это твой дом.
Хэнс в отчаянии с такой силой ударил по перилам крыльца, что дерево жалобно заскрипело:
– Выслушайте же меня, черт возьми! Я должен уехать!
– Хэнс!
– Вы не спрашивали меня о дуэли, но, думаю, скоро и так все узнаете.
Его голос срывался от волнения, выдавая царившую внутри Хэнса сумятицу.
– Я убил человека, который ранил меня.
В наступившей тишине было слышно, как за их спиной в гостиной тикали над камином часы.
Женевьева невольно вспомнила день, когда Рурк уезжал на поиски дочери в дикую страну. Сегодня она с тяжелым сердцем готовила к такому же путешествию Хэнса. Смена белья, иголка с нитками, расческа, бритва, кусок мыла, кое-какая утварь для приготовления пиши, несколько инструментов – все это Женевьева положила в седельную сумку сына.
Мими Лайтфут собрала кое-что из продуктов: сухари, вяленое мясо, кофе, сушеные бобы, сахар. Внешне она выглядела довольно бесстрастной, хотя в душе была глубоко обеспокоена судьбой своего питомца.
Люк и Рурк позаботились о самом главном. Они принесли длинное, отполированное до блеска ружье, мешок с пулями, кремни, шомпол, завернутый в промасленную материю запас пороха, а также снабдили Хэнса остро заточенным охотничьим ножом и томагавком, с которым Рурк не расставался во время войны.
Когда сборы были закончены, вся семья в напряженном ожидании собралась во дворе. Хэнс облачился в охотничью рубашку с бахромой и сшитые Мими штаны из оленьей кожи. Он окинул родных внимательным взглядом; при этом уголки его рта сложились в печальную улыбку.
Рурк улыбнулся в ответ:
– И куда наш денди собирается направиться?
Хэнс искоса взглянул на отца.
– Если то, что я слышал о Кентукки – правда, думаю, отправиться куда-то за Синие горы, – он подхватил на руки маленькую Сару, которая все эти две недели преданно топала за ним по пятам, и, дотронувшись подбородком до ее волос, вздохнул: – Как бы мне хотелось, милая, иметь время узнать тебя так, как я знал Мэтти. Однажды я пообещал взять ее с собой на другой конец света, но теперь вот еду один.
Сара крепко поцеловала Хэнса и тут же убежала гонять амбарного кота, который как раз появился во дворе.
Смущаясь, подошел Израэль. Старший брат всегда вызывал у него чувство, похожее на священный трепет. О странных манерах и диких выходках Хэнса шепотом сплетничали в церкви еще со времени его внезапного разрыва с Джейн Карстерс. Израэль робко протянул Хэнсу Библию.
– Что это? – фыркнул тот. – Ты считаешь, что я должен молиться об искуплении всех грехов и совершенствоваться там, за горами?
Израэль вздохнул, уловив в голосе брата сарказм, и мрачно заметил:
– Но ведь ты когда-то читал ее.
– Именно так, парень. Что может быть забавнее анекдота о том, как Гедеон разрушил жертвенник Ваалов? – заметив осуждающий взгляд Израэля, Хэнс перестал шутить и, засунув томик в карман рубашки, сказал: – Я буду читать ее, обещаю.
Люк через плечо пристально посмотрел на брата – возможно, Хэнс и прочитает Библию, хотя вряд ли воспримет ее уроки, – и, нахмурившись, опять занялся седлом. Он сам решил смастерить его для Хэнса Результат оказался превосходным. Сделанное из белого дуба седло с множеством железных колец для крепления постромок и подпруги получилось крепким и добротным. Люк с самым серьезным видом положил его на спину лошади и тщательно закрепил.
– Отлично сделано, малыш, – оценил подарок Хэнс.
Люку не понравилось подобное обращение, хотя и сказанное в шутку: он был уже выше брата.
– Рад услужить, – хмуро ответил Люк, продевая через седло постромки.
– Ты всегда отлично мастерил, – заметил Хэнс. – А вот у меня хорошо получаются только неприятности.
Люк старательно смотрел себе под ноги, чтобы не выказывать зревшее у него в душе недовольство. Ему хотелось бы лучше относиться к брату, но он ничего не мог с собой поделать. В течение многих лет в обязанности Люка входило заглаживание неприятностей, беззаботно творимых Хэнсом.
Однако сейчас именно вокруг Хэнса крутилась смущенная, но всепрощающая семья. Именно Хэнса отправляли из дома, дав ему денег больше, чем Люку приходилось видеть за всю свою жизнь.
Заметив состояние сына, мать постаралась объясниться.
– Мы нужны ему, Люк, – мягко произнесла она – Хэнс больше нуждается в нас, чем ты. Ты же славный парень, и у тебя все будет в порядке.
Люк признался себе без тени самодовольства, что это действительно так: у него был определенный талант самому решать проблемы.
– Удачи тебе, – просто сказал Люк, протягивая брату руку.
– Она мне потребуется, Люк.
– Держись подальше от краснокожих.
Хэнс покачал головой:
– А я-то как раз собирался постоянно находиться в их обществе.
Люк озабоченно нахмурился:
– Хэнс…
– До тех пор, пока не найду Бекки.
Люк вскинул голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Хэнс перестал улыбаться, в его глазах появилось отвращение к самому себе.
– Не знаю, мама, – с болезненной прямотой ответил он. – Я никогда не знаю причину своих поступков. Мне так легко увидеть неправду в том, что я уже сделал, но только потом, после случившегося, – молодой человек снова посмотрел на Рурка. – Я совершил много такого, чем не могу гордиться, папа.
Ужин проходил спокойно. За столом собрались почти все Эдеры. Израэль расспрашивал Хэнса о его жизни в столице, но тот отвечал рассеянно и неохотно. Он закрыл эту главу своей судьбы так же, как закрылась рана на руке. Все, что осталось – это длинный синевато-багровый шрам да постоянная ноющая боль в поврежденной кости, которая вряд ли когда-нибудь заживет.
Хэнс едва притронулся к жареному мясу и овощам и вышел на крыльцо, все еще не придя в себя от того, что произошло с Ребеккой. Он попробовал представить себе так надоедавшую ему своими псалмами сестренку в руках индейцев и содрогнулся от ужаса.
По окончании ужина малышку уложили спать, а Люк с Израэлем отправились распрягать на ночь лошадей. Наблюдая за Люком, Хэнс осознал, что видит перед собой совершенно незнакомого человека. Его удивило, что брат так ловко обращается с лошадьми и еще успевает шутить с Израэлем во время работы. Тяжело вздохнув, Хэнс подумал о том, что никогда по-настоящему не знал Люка, да и не стремился узнать.
Только сейчас Хэнс пожалел о том, что упущено: он слишком отдалился от братьев. Люк, а не он, стал примером для Израэля, и тот смотрел на Люка так, как сам Люк никогда на Хэнса не смотрел. Да и Люк не нуждался в старшем брате. Он вырос уже выше Хэнса, а уверенности у него было больше, чем у взрослого.
Когда родители вышли на крыльцо, Хэнс признался:
– Я скоро уеду.
Мать с недоверием взглянула на него:
– Но почему, Хэнс? Ты же только что вернулся домой.
– Я не могу оставаться здесь.
– Можешь, сынок. Это твой дом.
Хэнс в отчаянии с такой силой ударил по перилам крыльца, что дерево жалобно заскрипело:
– Выслушайте же меня, черт возьми! Я должен уехать!
– Хэнс!
– Вы не спрашивали меня о дуэли, но, думаю, скоро и так все узнаете.
Его голос срывался от волнения, выдавая царившую внутри Хэнса сумятицу.
– Я убил человека, который ранил меня.
В наступившей тишине было слышно, как за их спиной в гостиной тикали над камином часы.
Женевьева невольно вспомнила день, когда Рурк уезжал на поиски дочери в дикую страну. Сегодня она с тяжелым сердцем готовила к такому же путешествию Хэнса. Смена белья, иголка с нитками, расческа, бритва, кусок мыла, кое-какая утварь для приготовления пиши, несколько инструментов – все это Женевьева положила в седельную сумку сына.
Мими Лайтфут собрала кое-что из продуктов: сухари, вяленое мясо, кофе, сушеные бобы, сахар. Внешне она выглядела довольно бесстрастной, хотя в душе была глубоко обеспокоена судьбой своего питомца.
Люк и Рурк позаботились о самом главном. Они принесли длинное, отполированное до блеска ружье, мешок с пулями, кремни, шомпол, завернутый в промасленную материю запас пороха, а также снабдили Хэнса остро заточенным охотничьим ножом и томагавком, с которым Рурк не расставался во время войны.
Когда сборы были закончены, вся семья в напряженном ожидании собралась во дворе. Хэнс облачился в охотничью рубашку с бахромой и сшитые Мими штаны из оленьей кожи. Он окинул родных внимательным взглядом; при этом уголки его рта сложились в печальную улыбку.
Рурк улыбнулся в ответ:
– И куда наш денди собирается направиться?
Хэнс искоса взглянул на отца.
– Если то, что я слышал о Кентукки – правда, думаю, отправиться куда-то за Синие горы, – он подхватил на руки маленькую Сару, которая все эти две недели преданно топала за ним по пятам, и, дотронувшись подбородком до ее волос, вздохнул: – Как бы мне хотелось, милая, иметь время узнать тебя так, как я знал Мэтти. Однажды я пообещал взять ее с собой на другой конец света, но теперь вот еду один.
Сара крепко поцеловала Хэнса и тут же убежала гонять амбарного кота, который как раз появился во дворе.
Смущаясь, подошел Израэль. Старший брат всегда вызывал у него чувство, похожее на священный трепет. О странных манерах и диких выходках Хэнса шепотом сплетничали в церкви еще со времени его внезапного разрыва с Джейн Карстерс. Израэль робко протянул Хэнсу Библию.
– Что это? – фыркнул тот. – Ты считаешь, что я должен молиться об искуплении всех грехов и совершенствоваться там, за горами?
Израэль вздохнул, уловив в голосе брата сарказм, и мрачно заметил:
– Но ведь ты когда-то читал ее.
– Именно так, парень. Что может быть забавнее анекдота о том, как Гедеон разрушил жертвенник Ваалов? – заметив осуждающий взгляд Израэля, Хэнс перестал шутить и, засунув томик в карман рубашки, сказал: – Я буду читать ее, обещаю.
Люк через плечо пристально посмотрел на брата – возможно, Хэнс и прочитает Библию, хотя вряд ли воспримет ее уроки, – и, нахмурившись, опять занялся седлом. Он сам решил смастерить его для Хэнса Результат оказался превосходным. Сделанное из белого дуба седло с множеством железных колец для крепления постромок и подпруги получилось крепким и добротным. Люк с самым серьезным видом положил его на спину лошади и тщательно закрепил.
– Отлично сделано, малыш, – оценил подарок Хэнс.
Люку не понравилось подобное обращение, хотя и сказанное в шутку: он был уже выше брата.
– Рад услужить, – хмуро ответил Люк, продевая через седло постромки.
– Ты всегда отлично мастерил, – заметил Хэнс. – А вот у меня хорошо получаются только неприятности.
Люк старательно смотрел себе под ноги, чтобы не выказывать зревшее у него в душе недовольство. Ему хотелось бы лучше относиться к брату, но он ничего не мог с собой поделать. В течение многих лет в обязанности Люка входило заглаживание неприятностей, беззаботно творимых Хэнсом.
Однако сейчас именно вокруг Хэнса крутилась смущенная, но всепрощающая семья. Именно Хэнса отправляли из дома, дав ему денег больше, чем Люку приходилось видеть за всю свою жизнь.
Заметив состояние сына, мать постаралась объясниться.
– Мы нужны ему, Люк, – мягко произнесла она – Хэнс больше нуждается в нас, чем ты. Ты же славный парень, и у тебя все будет в порядке.
Люк признался себе без тени самодовольства, что это действительно так: у него был определенный талант самому решать проблемы.
– Удачи тебе, – просто сказал Люк, протягивая брату руку.
– Она мне потребуется, Люк.
– Держись подальше от краснокожих.
Хэнс покачал головой:
– А я-то как раз собирался постоянно находиться в их обществе.
Люк озабоченно нахмурился:
– Хэнс…
– До тех пор, пока не найду Бекки.
Люк вскинул голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108