Он всегда точно знал, что и где выращивать, и никогда бы не посадил картофель на жирной низменной земле, которая уродит пшеницу высотой в семь футов. Люк обладал каким-то врожденным даром земледельца, чутьем земли и времени.
Усиливающаяся жара июньского лета заставила Люка снять рубашку. Солнце так сияло на его напряженном от работы мускулистом теле, что у Марии неожиданно пересохло во рту, а на глазах выступили слезы, которые она всегда презирала. Обрамленное копной медных волос лицо Люка выглядело необычайно красиво.
Заметив Марию, Люк послал ей улыбку, за которую она была готова отдать жизнь и которая говорила красноречивее слов, как он любит ее.
Гедеон побежал вперед и бросился в крепкие объятия Люка.
Мужчины – большой и маленький – давно уже стали верными друзьями и отлично понимали друг друга. На добрую снисходительность Люка мальчик отвечал преданной любовью.
– Сегодня я пойду собирать камни, – с гордостью сообщил Гедеон. – Мария пообещала помочь мне, и уже завтра ты сможешь есть мамалыгу из настоящей индейской миски!
– Это было бы просто здорово!
– А как же ленч? – спросила Мария.
– Ей-богу, – взмолился Гедеон, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Я еще не проголодался после завтрака. Можно мне сейчас пойти в лес? Ну, пожалуйста.
– Хорошо, иди, – согласилась Мария. – Начни собирать в лесу на берегу ручья, а я скоро присоединюсь к тебе.
Люк и Мария с любовью наблюдали, как чуть ли не кубарем скатился он с холма и углубился в лес. Затем Люк надел рубашку и сделал несколько жадных глотков из фляги с водой, которую всегда держал под рукой. Наконец дело дошло и до хлеба.
Откусив приличный кусок, он широко улыбнулся:
– Так вот чем ты занималась все утро! А я-то думал, что ты пишешь!
– Я и статью для мистера Брэдфорда успела закончить, – с довольным видом сообщила Мария.
Люк смахнул с губ крошки и поцеловал жену в волосы.
– Ты превосходная писательница и готовишь отлично. Я очень горжусь тобой, да и ты, судя по всему, тоже.
Мария взяла руки Люка в свои и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я, действительно, очень горда, но причина здесь в другом.
Он нахмурился, заметив, что она стала серьезной.
– Я жду ребенка, – с этими словами Мария поднесла к губам его руку и поцеловала.
Несмотря на то, что это было естественным результатом их любви, наполнявшей восторгом все ночи, Люк изумленно выдохнул. Все его самые неотразимые улыбки вмиг поблекли по сравнению с той, которую он подарил Марии, обнимая ее.
– Любимая, – прошептал он ей в волосы и начал покрывать лицо жены такими страстными поцелуями, что вся работа в этот день прекратилась бы, дай она ему волю.
Мария неохотно отстранилась.
– У нас еще слишком много дел, – вздыхая, проговорила она. – Гедеон, наверно, уже ушел на полмили вверх по ручью.
Люк помог жене подняться, затем нагнулся, чтобы сорвать совершенной формы маргаритку, выросшую на краю поля. Он вложил цветок в руку Марии и обнял ее, нежно целуя напоследок.
– Ночью мы закончим то, что начали сейчас, – весело и нежно прошептал Люк ей на ухо.
Мария покраснела и отстранилась:
– Люк Эдер, если ты так хорошо знаешь, что тебе нужно…
– То что? – с вызовом подхватил Люк.
– То ты сделаешь это! – выкрикнула она, сбегая с холма. Вслед ей раскатисто смеялся Люк.
Хэнс гнал лошадь до тех пор, пока та не задрожала и не начала протестующе фыркать. Только заметив, как она вспотела, он пустил ее шагом. Хэнс разгневался еще больше, осознав, что почти загнал это прекрасное животное. Он должен был знать, что ни одна лошадь не сможет бежать так быстро, чтобы унести его от собственных мыслей. Две кварты виски также не избавили Хэнса от ощущения предательства.
Пробираясь сквозь густой лес, заросший папоротником и цветущим горным лавром, он с яростью выдернул какое-то растение, но это не принесло ему облегчения. Тогда Хэнс отхлебнул большой глоток виски из фляги, но рот настолько привык к спиртному, что оно даже не обожгло. Выругавшись, он с яростью отшвырнул флягу.
Проблема заключалась в том, что ему было не на ком и не на чем выместить злобу и обиду. Родная мать давно умерла. Рурк и Женевьева настолько бескорыстны, что их трудно в чем-то обвинить. Даже Нел Вингфилд не являлась причиной его страданий. Ее единственная вина заключалась в том, что она сказала правду, которую так тщательно скрывали любящие родители.
Все существо Хэнса сотрясалось от дикого напряжения. В сравнении с сегодняшним состоянием даже убийственная ярость, владевшая им, когда он застрелил на дуэли Артиса Джадда, была ничем. Казалось, жизнь Хэнса потеряла основу, и он летел в пропасть, будучи не в силах остановить свое падение.
– Гедеон! – неожиданно прорезал тишину леса голос, чистый и красивый, как песня птицы.
Хэнс придержал лошадь и прислушался. Он сразу узнал этот голос, потом увидел и ее, Марию Паркер, теперь уже Марию Эдер. Да, она имела больше прав на это имя, чем он, Хэнс. Девушка стояла среди зарослей и выглядела такой же свежей и прекрасной, как само лето.
– Гедеон! – снова позвала она. – Гедеон, где же ты?
Даже несмотря на слегка нахмуренный в раздражении лоб, было ясно, что это очень счастливая женщина. Сжимая в руке маргаритку, Мария время от времени проводила ею по щеке и радостно улыбалась.
Напряжение Хэнса достигло предела. Спрыгнув с коня, он привязал его к кусту, почти испытывая облегчение от того, что нашел выход своей ярости.
Мария и Люк не имели права быть счастливыми и насмехаться над ним самим совершенством своей жизни. Теперь Люк стал старшим сыном. Он имел все: ведущее положение в семье, дорогую подругу сердца, ферму, которая сулила богатство.
Хэнс же не имел ничего, даже собственного имени. При мысли об Айви гнев красными волнами закрыл ему глаза. На сей раз он потерял ее окончательно.
Хэнс решил сравнять счет и отнять у Люка то, чем тот дорожил больше всего на свете. Он не успокоится, пока не разрушит их счастье своей местью.
Не думая о том, что делает, он перегородил дорогу Марии, яростно сверкая глазами. Молодая женщина в ужасе отпрянула от него, выронив маргаритку.
Хэнс злобно рассмеялся:
– Ты правильно делаешь, что шарахаешься от меня, маленькая скво. Мои чувства к тебе ничуть не изменились со времени нашей первой встречи. Сегодня я хочу закончить то, что мы начали тогда.
Совсем недавно те же самые слова Мария слышала от Люка и до сих пор находилась в теплом, счастливом ожидании предстоящей ночи. Сказанные теперь Хэнсом, они наполнили женщину холодным ужасом. Бессознательно приложив руку к животу, она взмолилась:
– Хэнс, пожалуйста!
Это было именно то, чего ему хотелось: жена Люка, умоляющая о милосердии. Со злобой запустив пальцы в густые волосы Марии, Хэнс запрокинул ее голову назад, чтобы женщина смотрела в его глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Усиливающаяся жара июньского лета заставила Люка снять рубашку. Солнце так сияло на его напряженном от работы мускулистом теле, что у Марии неожиданно пересохло во рту, а на глазах выступили слезы, которые она всегда презирала. Обрамленное копной медных волос лицо Люка выглядело необычайно красиво.
Заметив Марию, Люк послал ей улыбку, за которую она была готова отдать жизнь и которая говорила красноречивее слов, как он любит ее.
Гедеон побежал вперед и бросился в крепкие объятия Люка.
Мужчины – большой и маленький – давно уже стали верными друзьями и отлично понимали друг друга. На добрую снисходительность Люка мальчик отвечал преданной любовью.
– Сегодня я пойду собирать камни, – с гордостью сообщил Гедеон. – Мария пообещала помочь мне, и уже завтра ты сможешь есть мамалыгу из настоящей индейской миски!
– Это было бы просто здорово!
– А как же ленч? – спросила Мария.
– Ей-богу, – взмолился Гедеон, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. – Я еще не проголодался после завтрака. Можно мне сейчас пойти в лес? Ну, пожалуйста.
– Хорошо, иди, – согласилась Мария. – Начни собирать в лесу на берегу ручья, а я скоро присоединюсь к тебе.
Люк и Мария с любовью наблюдали, как чуть ли не кубарем скатился он с холма и углубился в лес. Затем Люк надел рубашку и сделал несколько жадных глотков из фляги с водой, которую всегда держал под рукой. Наконец дело дошло и до хлеба.
Откусив приличный кусок, он широко улыбнулся:
– Так вот чем ты занималась все утро! А я-то думал, что ты пишешь!
– Я и статью для мистера Брэдфорда успела закончить, – с довольным видом сообщила Мария.
Люк смахнул с губ крошки и поцеловал жену в волосы.
– Ты превосходная писательница и готовишь отлично. Я очень горжусь тобой, да и ты, судя по всему, тоже.
Мария взяла руки Люка в свои и пристально посмотрела ему в глаза.
– Я, действительно, очень горда, но причина здесь в другом.
Он нахмурился, заметив, что она стала серьезной.
– Я жду ребенка, – с этими словами Мария поднесла к губам его руку и поцеловала.
Несмотря на то, что это было естественным результатом их любви, наполнявшей восторгом все ночи, Люк изумленно выдохнул. Все его самые неотразимые улыбки вмиг поблекли по сравнению с той, которую он подарил Марии, обнимая ее.
– Любимая, – прошептал он ей в волосы и начал покрывать лицо жены такими страстными поцелуями, что вся работа в этот день прекратилась бы, дай она ему волю.
Мария неохотно отстранилась.
– У нас еще слишком много дел, – вздыхая, проговорила она. – Гедеон, наверно, уже ушел на полмили вверх по ручью.
Люк помог жене подняться, затем нагнулся, чтобы сорвать совершенной формы маргаритку, выросшую на краю поля. Он вложил цветок в руку Марии и обнял ее, нежно целуя напоследок.
– Ночью мы закончим то, что начали сейчас, – весело и нежно прошептал Люк ей на ухо.
Мария покраснела и отстранилась:
– Люк Эдер, если ты так хорошо знаешь, что тебе нужно…
– То что? – с вызовом подхватил Люк.
– То ты сделаешь это! – выкрикнула она, сбегая с холма. Вслед ей раскатисто смеялся Люк.
Хэнс гнал лошадь до тех пор, пока та не задрожала и не начала протестующе фыркать. Только заметив, как она вспотела, он пустил ее шагом. Хэнс разгневался еще больше, осознав, что почти загнал это прекрасное животное. Он должен был знать, что ни одна лошадь не сможет бежать так быстро, чтобы унести его от собственных мыслей. Две кварты виски также не избавили Хэнса от ощущения предательства.
Пробираясь сквозь густой лес, заросший папоротником и цветущим горным лавром, он с яростью выдернул какое-то растение, но это не принесло ему облегчения. Тогда Хэнс отхлебнул большой глоток виски из фляги, но рот настолько привык к спиртному, что оно даже не обожгло. Выругавшись, он с яростью отшвырнул флягу.
Проблема заключалась в том, что ему было не на ком и не на чем выместить злобу и обиду. Родная мать давно умерла. Рурк и Женевьева настолько бескорыстны, что их трудно в чем-то обвинить. Даже Нел Вингфилд не являлась причиной его страданий. Ее единственная вина заключалась в том, что она сказала правду, которую так тщательно скрывали любящие родители.
Все существо Хэнса сотрясалось от дикого напряжения. В сравнении с сегодняшним состоянием даже убийственная ярость, владевшая им, когда он застрелил на дуэли Артиса Джадда, была ничем. Казалось, жизнь Хэнса потеряла основу, и он летел в пропасть, будучи не в силах остановить свое падение.
– Гедеон! – неожиданно прорезал тишину леса голос, чистый и красивый, как песня птицы.
Хэнс придержал лошадь и прислушался. Он сразу узнал этот голос, потом увидел и ее, Марию Паркер, теперь уже Марию Эдер. Да, она имела больше прав на это имя, чем он, Хэнс. Девушка стояла среди зарослей и выглядела такой же свежей и прекрасной, как само лето.
– Гедеон! – снова позвала она. – Гедеон, где же ты?
Даже несмотря на слегка нахмуренный в раздражении лоб, было ясно, что это очень счастливая женщина. Сжимая в руке маргаритку, Мария время от времени проводила ею по щеке и радостно улыбалась.
Напряжение Хэнса достигло предела. Спрыгнув с коня, он привязал его к кусту, почти испытывая облегчение от того, что нашел выход своей ярости.
Мария и Люк не имели права быть счастливыми и насмехаться над ним самим совершенством своей жизни. Теперь Люк стал старшим сыном. Он имел все: ведущее положение в семье, дорогую подругу сердца, ферму, которая сулила богатство.
Хэнс же не имел ничего, даже собственного имени. При мысли об Айви гнев красными волнами закрыл ему глаза. На сей раз он потерял ее окончательно.
Хэнс решил сравнять счет и отнять у Люка то, чем тот дорожил больше всего на свете. Он не успокоится, пока не разрушит их счастье своей местью.
Не думая о том, что делает, он перегородил дорогу Марии, яростно сверкая глазами. Молодая женщина в ужасе отпрянула от него, выронив маргаритку.
Хэнс злобно рассмеялся:
– Ты правильно делаешь, что шарахаешься от меня, маленькая скво. Мои чувства к тебе ничуть не изменились со времени нашей первой встречи. Сегодня я хочу закончить то, что мы начали тогда.
Совсем недавно те же самые слова Мария слышала от Люка и до сих пор находилась в теплом, счастливом ожидании предстоящей ночи. Сказанные теперь Хэнсом, они наполнили женщину холодным ужасом. Бессознательно приложив руку к животу, она взмолилась:
– Хэнс, пожалуйста!
Это было именно то, чего ему хотелось: жена Люка, умоляющая о милосердии. Со злобой запустив пальцы в густые волосы Марии, Хэнс запрокинул ее голову назад, чтобы женщина смотрела в его глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108