Едва взглянув на нее, Аннунсиата на время лишилась дара речи. Перед ней стояла изящная кобылка с шерстью яркого оттенка золотистых осенних листьев, который не портила ни одна отметина, кроме белой звездочки на лбу. Насторожив уши, кобылка с любопытством наблюдала за людьми; у нее был широкий лоб, аккуратная головка и круто выгнутая длинная шея. Все ее стати – правильно скошенные плечи, глубокая грудь, округлые бока, мускулистое тело, длинные сильные ноги, тонкие бабки, твердые, как кремень, копыта – были бесподобны. Помимо всего, кобылка двигалась настолько грациозно, что казалось, она плывет по воздуху, не касаясь земли. Не доходя нескольких ярдов до ограды загона, кобылка вдруг рванулась прочь легкой рысью, напоминающей полет пушка семян над травой.
– Она великолепна, – наконец проговорила Аннунсиата.
– Вы правы, – согласился Кит. – Я еще никогда не видел такой красивой лошади.
– Она очень похожа на свою бабушку, – заметил Ральф. – Кит, помнишь кобылу Мэри, Психею?
Открыв ворога, он вошел в загон, и кобылка потянулась обнюхать его. Поймав ее за гриву, Ральф подвел кобылку к ограде.
– Идите сюда, поговорите с ней, Аннунсиата, – позвал он. Аннунсиата вошла в загон и восхищенно оглядела лошадь, а та обнюхала ее и тихо фыркнула, позволив погладить себя. – Вы ей понравились, – улыбаясь, заметил Ральф. Кобылка не сводила с Аннунсиаты своих больших темных глаз, в глубине которых солнце зажгло золотые искры, как на старинных гобеленах, – так и должно быть, верно?
– Что вы имеете в виду? – спросила Аннунсиата, поглаживая шелковистую крутую шею кобылки.
– Она ваша, – Ральф усмехнулся, заметив ошеломленное выражение на лице Аннунсиаты. – Да, я не шучу. Ее зовут Голдени. Сейчас грум принесет седло и уздечку, так что вы сможете сесть верхом. Я сам выездил ее, и она стала смирной и послушной; и конечно, я заранее поговорил с вашей матушкой и все уладил. Она ваша, Аннунсиата, – девушка молчала, не в силах найти слова, чтобы поблагодарить Ральфа. – Теперь вы наконец сможете использовать те украшения. Вам уже пора иметь настоящую лошадь.
Пришедший грум оседлал Голдени, Ральф подсадил Аннунсиату в седло, и кобылка рысью понеслась вокруг загона. Аннунсиате показалось, что она летит, настолько эта скачка была непохожа на вялую рысцу Нода; Голдени скользила над землей, как перышко, без труда неся новую хозяйку. Ее рот оказался настолько мягким, что Аннунсиата управляла ею легчайшими движениями поводьев. Двое мужчин, улыбаясь, наблюдали за ней.
– Вместе они прекрасная пара, – произнес Ральф. – Аннунсиате сейчас самое время ездить на хорошей лошади.
– Голдени великолепна, подстать Аннунсиате, – отозвался Кит.
Ральф взглянул на юношу с сочувственным пониманием.
– Как и Аннунсиата для тебя. Кит покачал головой.
– Если бы это было правдой! Как бы мне хотелось, чтобы она тоже так считала.
– Сробеешь – пропадешь, – поговоркой ответил Ральф.
Кит печально улыбнулся и попытался оправдать свое решение:
– Когда вернется король... когда я получу назад свои земли...
– Конечно, – ободряюще отозвался Ральф. – Все будет хорошо, когда вернется король.
На рассвете 26 мая корабль «Нейсби», только что переименованный в «Короля Карла», поднял якорь и вышел из Гааги в Дувр. На нижней палубе, с кормовой стороны судна двое молодых людей, облокотившись о гакаборт с подветренной стороны, наблюдали, как убегает вдаль берег. Начинался ясный, солнечный день, обещающий быть жарким; невысокие волны плескались о деревянное днище судна, пока оно выходило из-под прикрытия залива на простор. Паруса наполнились ветром, и судно легло на верный курс, скользя вперед подобно горячему коню, пока матросы управлялись с парусами, чтобы держать судно по ветру. Волосы молодых людей, у одного – прямые и светлые, у другого – темные, спадающие непокорными локонами, – растрепал ветер. Темноволосый мужчина поднял голову и принюхался, как охотничий пес.
– Клянусь Богом и Святым Патриком, как хорошо пахнет, Нед! В этом ветре аромат Англии, такого приятного запаха я еще никогда не чувствовал!
Эдуард усмехнулся товарищу.
– Воображение подвело тебя – ветер с Ютландского полуострова. Если бы он дул с Англии, нам понадобилась бы неделя, чтобы добраться туда.
Его приятель удивленно повернулся.
– Неужели я ошибся? Нет, это невозможно! Этот ветер прилетел из Англии и снова возвращается туда, – задумчиво добавил он, – чтобы доставить нас домой. Неужели ты думаешь, что чужеземный ветер может быть таким свежим или так быстро нести нас к Дувру? Стыдись, ты говоришь, как предатель!
– О, Хьюго! – рассмеялся Эдуард. С тех пор, как он прибыл ко двору короля-изгнанника, он подружился с Хьюго Мак-Нейлом, виконтом Баллинкри. Мак-Нейл был наполовину ирландцем, наполовину французом, одним из множества изгнанных из страны пэров, слоняющихся от одного европейского двора к другому, сопровождая короля Карла. Его отец погиб, сражаясь за короля-мученика, Мак-Нейл потерял свои земли из-за вторжения войск Кромвеля, а потом был изгнан за свою веру и роялистские настроения. Такой же бедняк, как его повелитель, Мак-Нейл пытался избавиться от горечи изгнания и позора нищеты с помощью циничных шуток. Он жил в основном карточными играми и средствами любовниц, которых имел неисчислимое множество, ибо Хьюго Мак-Нейл был красив, умен и обаятелен. Он отличался свежим, почти юношеским лицом, загорелым от постоянного пребывания на свежем воздухе, роскошными темными волосами, ярко-синими глазами и очаровательной улыбкой, которой виконт пользовался весьма умело. Подобно королю, Мак-Нейл обладал неистощимым воодушевлением и энергией, а ночи, проведенные в пьянстве и за картами, за которыми часто следовали игры любовные, казалось, ничуть не лишали его здоровья и веселого расположения духа. Будучи на пять лет старше Эдуарда, виконт выглядел моложе его.
Повернувшись спиной к морю и удобно облокотившись о борт, молодые люди обратились к палубе, по которой прохаживался чрезвычайно высокий, худощавый человек в рубашке с короткими рукавами, белое льняное полотно которой контрастировало с его смоляными кудрями, спадающими на плечи. Рост короля Карла превышал два ярда; его смуглое, мрачное лицо казалось еще смуглее из-за черных широких бровей и усов. Взглянув на короля, можно было счесть его уродливым из-за толстых губ, длинного шишковатого носа и печальных темных обезьяньих глаз, но как только он начинал говорить, все подпадали под власть его обаяния, а если король улыбался, можно было удивиться, отчего до сих пор было незаметно, как он красив.
– Думаю, теперь о таком нарушении этикета ему придется надолго забыть, – проговорил Эдуард. – С прогулками в одной рубашке будет покончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106