Рааб положил чек в боковой кармашек «дипломата» и защелкнул его.
– Да. Управился. Большое спасибо. А теперь мне пора. У меня еще дела.
Кейп заметил, что листок с фамилией очутился в кармашке рядом с чеком.
Рааб посмотрел в глаза хозяину дома. Довольно долго двое мужчин играли в гляделки: киллер и заказчик убийства. И до Рааба дошло, что услуги, которые Кейп оказывает анонимному другу, на самом деле никакими услугами не являются. Каждое Убийство приносило старику наслаждение, он упивался тем, что его немощные руки все еще способны сеять разрушения и смерть.
Рааб был уже в дверях, когда Кейп окликнул его по имени.
– Слушаю вас.
– Какая жалость, что вы торопитесь. У нас замечательный торт-мороженое на десерт.
Глава шестнадцатая
Свистун сидел в своем старинном кресле (это было единственное по-настоящему красивое изделие из всего, чем он владел) лицом к стеклянным раздвижным дверям; с фривея доносился шум машин, похожий на гул далеких бомбардировщиков, вознамерившихся стереть весь город с лица земли.
Двадцать шесть телефонных номеров, считанных с аппарата Гоча, лежали на дубовой тумбе с полированным верхом, которую он использовал в качестве дополнительного столика.
Он сидел, чуть ли не раскаиваясь в десяти-один-надцати годах сплошной трезвости, которые он провел с тех пор, как вступил в общество Анонимных Алкоголиков. Оставайся он человеком пьющим, он мог бы сейчас упиться вусмерть и забыть о своем Друге Айзеке Канаане, курсирующем по Голливуду как круглосуточный трамвай. Он мог бы утопить в вине воспоминания о крошечном изуродованном тельце Сары, брошенном на могильный камень на голливудском кладбище. Он мог бы рассмотреть неожиданно вспыхнувший собственный интерес к девице по имени Мэри и со смешной фамилией – он мог бы рассмотреть его сквозь алкогольную дымку. Он мог бы скоротать долгие часы, целые дни, месяцы и годы, не разговаривая ни с кем и не жалуясь никому, кроме бутылки, да разве что еще кроме сырой могилы, непременно ожидающей каждого в конце пути. Он пил бы – а другие хоронили бы убитых и мстили убийцам.
Был вечерний час, множество машин мчались в одном направлении по автостраде, люди возвращались домой, а кое-кто уже наверняка вернулся, скинул башмаки и повалился на кушетку перед телевизором с непременным стаканчиком в руке. А кое-кто уже сел ужинать.
Он посмотрел на маленькую фотографию, которую повсюду носил с собой в прозрачном конверте.
Набрал один из номеров. Четыре длинных гудка, после чего трубку сняли. Со списком Кении Гоча ему повезло впервые.
– Слушаю вас.
Это был мужской голос, говорящий с наигранным равнодушием. Так часто говорят по телефону молодые люди: мол, что вы ни скажете, меня это не больно-то заинтересует.
– Алло, – сказал Свистун.
– Слушаю вас.
– Что-то у вас голос не похож на Кении.
– Потому что я не Кении.
– А Кении дома?
– У меня дома его нет.
– Погодите-ка. Разве это не телефон Кении?
– Нет. Это мой телефон.
– Черт побери, вот в этом-то мне и хочется разобраться. С кем я разговариваю?
– С Игроком.
– Что-что?
– Игрок. Меня так зовут.
– Ладно, так вас зовут на улице. А как называла вас ваша матушка?
– Джорджем, – автоматически ответил Игрок и тут же, спохватившись, зарычал: – Да сам-то ты, мать твою, кто?
Частичная утрата анонимности явно вывела его из равновесия.
– Но вы ведь дружите с Кении? – как бы с недоумением спросил Свистун.
– С каким еще Кении?
– С Кении Гочем.
– Ах, с этим Кении.
И вновь голос зазвучал чуть по-другому. Теперь в нем можно было различить подозрение и сомнение.
– Значит, вы знаете Кении?
– Знаю.
– И он у вас?
– Нет, он не у меня. Да и с какой бы стати?
– Может быть, он у вас живет?
– Нет, он у меня не живет. И никогда не жил.
– Ну, а как насчет Гарриэт Ларю? Она-то у вас живет?
Наступило длительное молчание, показавшееся Свистуну еще более длительным, чем оно было на самом деле.
– Какого хера ты меня расспрашиваешь? И кто ты, на хер, такой?
– Так живет или нет?
– Никакая Гарриэт здесь никогда не жила. Я не знаю и знать не хочу никакую Гарриэт.
– Но она дала мне этот номер. И сказала позвонить ей и позвать к телефону Кении Гоча. Я так понял, что это вроде пароля. Понимаете?
– Ты что, ее клиент?
– Если вы не знакомы с Гарриэт Ларю, то откуда вам известно, что у нее есть клиенты?
– Хватит херню пороть. Я не знаю, какого хера Кении дал тебе номер моего телефона. Это, наверное, прикол. Значит, ты говоришь, Кении или эта самая Гарриэт… Как ее там?
– Гарриэт Ларю. Ради Бога, Джордж, неужели тебе не запомнить такого имени?
– Только прикол херовый. Передай ему, чтобы не показывался мне на глаза, а начнет надоедать, я уж прослежу, чтобы это ему вышло боком.
Голос Игрока зазвенел теперь колокольчиком – и наверняка от страха. Произнеся последнюю фразу, он бросил трубку.
– Ладно, Джордж Игрок, – пробормотал Свистун, внося необходимую пометку в свой список. -Может, случится увидеться, и тогда уж изволь объяснить мне, как это так: Кении Гоча ты знаешь, а Гарриэт Ларю – нет.
Номер Чика оказался закусочной, в которой торговали на вынос. И, конечно, цыплятами.
Вопрос стоял так – бесплатная переработка или сверхурочные. Младшим экспертам отказывали в сверхурочных, когда они разгребали груду тел, скопившихся на вскрытие, потому что со сверхурочными они зарабатывали бы больше, чем сам начальник патологоанатомической лаборатории, а это уж ни в какие ворота не лезет.
С другой стороны, лишние деньги время от времени не помешали бы и заместителю начальника – его жена требовала новую машину, одной из дочерей было нужно выпускное платье, и так всю жизнь, – так что он задерживался в лаборатории и работал сверхурочно сам.
Это тоже было запрещено внутренним распорядком, но такой запрет легко было обойти, издав соответствующий приказ, а именно такой, согласно которому заместитель начальника лаборатории в рамках своей компетенции имел право объявлять нечто вроде чрезвычайного положения в связи с избытком накопившихся трупов, а сам этот избыток представлял опасность для здоровья работников всего учреждения, равно как и для водителей спецмашин, а ведь всем известно, что с профсоюзом водителей лучше не связываться.
Поэтому необходимость купить новую машину жене, выпускное платье дочери или набор клюшек для гольфа себе самому самым естественным образом сочеталась с заботой об общественном благе.
Звали его Боливаром Болтизери. Это был кряжистый, хотя и склонный к полноте коротышка-бразилец, друзья называли его Булем, а коллеги – Бультерьером. Подчиненные чрезвычайно ценили его за профессиональное мастерство, да и просто ему симпатизировали.
В маске, в халате, в перчатках, несколько смахивая на астронавта, он ни на мгновение на забывал о страшной болезни, от которой умер Гоч, и ему как ученому было чертовски интересно, вскрыв тело, выяснить, какие повреждения причинила эта напасть внутренним органам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75