Убедил меня, что так оно и есть.
— Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?
— Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.
— Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.
— Олстон, прибавь еще пару убийств.
— Что значит, убийств? Настоящих убийств?
— Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.
— Ты шутишь.
— К сожалению, нет.
— Кэкстон Уилер — Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.
— Это не смешно.
— В новостях об этом ничего не говорилось.
— Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.
— Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать — не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.
— Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.
— Ты прав. Такое мне недоступно.
— Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.
— Да, но убийство — это убийство.
— Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».
— А Уилер? Что говорит об этом кандидат?
— Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».
— А Уолш?
— «Местная проблема. Мы же завтра отбываем».
— Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?
— Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.
— Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.
— У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.
— Но ты пытаешься, так?
— Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби…
— Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое…
— Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.
— Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер превратился в добропорядочного гражданина?»
— Мне нравится Кэкстон Уилер. И я хочу решить этот ребус.
— А почему он вообще включился в президентскую гонку. Будь у меня деньги его жены, я бы просто купил себе целую страну.
— Изнутри кампания выглядит иначе, чем снаружи. Снаружи вежливые ответы, улыбки, вселенское согласие. Изнутри — напряжение, споры…
— И убийства?
— В данном случае, да.
— А почему бы тебе при случае не спросить Уолша, почему он так внезапно покинул нас? Меня это интересует до сих пор.
— О чем ты?
— Разве ты не помнишь? Проведя три дня на деревьях, мы вернулись в базовый лагерь. И не прошло и недели, как лейтенант Уилер отбыл в Штаты.
— Его же перевели.
— Я знаю. Но как и почему?
— Как? Его папаша использовал политические связи. Почему? Потому что его папаша мог их использовать. Я вообще не пойму, как Уолш угодил на передовую. Его отец был конгрессменом.
— Мы так и не узнали, что послужило причиной перевода.
— Он свое отвоевал.
— Мы тоже.
— Олстон, в тот момент любой из нас постарался бы выбраться оттуда. Если б была такая возможность. У нас с тобой ее не было. Наших отцов в Конгресс не избрали.
— И богатых жен у нас нет.
— И потому расскажи о себе. Как тебе нравится должность генерального прокурора?
— Флетч, в Калифорнии мы все прокуроры. И я еще не генеральный.
— В последнее время кого-нибудь засадил за решетку?
— Двоих, вчера. Ордеров на твой арест более не выдано. Я проверяю каждое утро.
— Давненько не заглядывал в Калифорнию.
— Если ты намерен остаться добропорядочным гражданином, Флетч, приезжай. Калифорнии нужны люди, которые носят костюмы.
Древний старик из бюро обслуживания извинился за задержку с заказом, пояснив, что в отеле полно репортеров, освещающих кампанию «этого Кэкстона Уилера. Разумеется, хотелось бы, чтобы его избрали. У меня кузена зовут Кэкстон».
— Эй, Фредди, — он набрал номер еще до того, как за посыльным закрылась дверь.
— Кто говорит?
— Черт побери, Фредди.
— Привет, Черт Побери.
— Я звоню, чтобы сказать, что ваш сэндвич принесли.
— Зачем?
— Чтобы его съели.
— Вот и съешьте его.
— Черт побери, Фредди, вы всегда были такой милой, проявляли такой интерес.
— К сэндвичу?
— Ко мне! Я не сэндвич! Что произошло?
— Вы поступили на работу.
— Вам не нравится моя работа? Или я?
— Флетчер, что бы вы подумали о журналистке, которая очень уж сближается с пресс-секретарем кандидата в президенты, чью предвыборную кампанию она освещает?
— Ах, вот оно что.
— Какого вы были бы о ней мнения?
— Не слишком высокого.
— То-то и оно.
— Но на вершине очень уж одиноко.
— Вот видите, мы уже нащупали точки соприкосновения.
— Я увольняюсь! Немедленно! Я как раз искал предлог.
— И какой же предлог вы нашли?
— Перевод еды, естественно. Нельзя же выбрасывать такой хороший сэндвич. Подумайте о голодающих детях с Беверли-Хиллз, которым нечего есть, кроме сладких овсяных хлопьев.
— Спокойной ночи, Флетч. Приятных сновидений.
— Ах ты…
Флетч съел один сэндвич, потом второй, выпил бутылку молока.
Телефон звонил не переставая. Речь губернатора Кэкстона Уилера в Уинслоу заинтересовала журналистов со всего мира. Пережевывая ветчину, куриное мясо, хлеб, томатный соус, майонез и салат, Флетч втолковывал им, что никакого подтекста в речи нет, губернатор хотел сказать именно то, что они слышали.
Телефон звонил, когда Флетч принимал душ, когда надевал ботинки, рубашку, пиджак. Звонил, и когда Флетч вышел в коридор, закрыв за собой дверь номера.
Глава 19
— Конечно, это не мое дело, но…
— Вы правы, — оборвал его Билл Дикманн. Сидя за стойкой, он не отрывал глаз от кружки с пивом.
— А может, я смогу чем-либо помочь, — бармен принес пиво и Флетчу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?
— Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.
— Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.
— Олстон, прибавь еще пару убийств.
— Что значит, убийств? Настоящих убийств?
— Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.
— Ты шутишь.
— К сожалению, нет.
— Кэкстон Уилер — Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.
— Это не смешно.
— В новостях об этом ничего не говорилось.
— Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.
— Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать — не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.
— Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.
— Ты прав. Такое мне недоступно.
— Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.
— Да, но убийство — это убийство.
— Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».
— А Уилер? Что говорит об этом кандидат?
— Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».
— А Уолш?
— «Местная проблема. Мы же завтра отбываем».
— Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?
— Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.
— Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.
— У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.
— Но ты пытаешься, так?
— Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби…
— Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое…
— Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.
— Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер превратился в добропорядочного гражданина?»
— Мне нравится Кэкстон Уилер. И я хочу решить этот ребус.
— А почему он вообще включился в президентскую гонку. Будь у меня деньги его жены, я бы просто купил себе целую страну.
— Изнутри кампания выглядит иначе, чем снаружи. Снаружи вежливые ответы, улыбки, вселенское согласие. Изнутри — напряжение, споры…
— И убийства?
— В данном случае, да.
— А почему бы тебе при случае не спросить Уолша, почему он так внезапно покинул нас? Меня это интересует до сих пор.
— О чем ты?
— Разве ты не помнишь? Проведя три дня на деревьях, мы вернулись в базовый лагерь. И не прошло и недели, как лейтенант Уилер отбыл в Штаты.
— Его же перевели.
— Я знаю. Но как и почему?
— Как? Его папаша использовал политические связи. Почему? Потому что его папаша мог их использовать. Я вообще не пойму, как Уолш угодил на передовую. Его отец был конгрессменом.
— Мы так и не узнали, что послужило причиной перевода.
— Он свое отвоевал.
— Мы тоже.
— Олстон, в тот момент любой из нас постарался бы выбраться оттуда. Если б была такая возможность. У нас с тобой ее не было. Наших отцов в Конгресс не избрали.
— И богатых жен у нас нет.
— И потому расскажи о себе. Как тебе нравится должность генерального прокурора?
— Флетч, в Калифорнии мы все прокуроры. И я еще не генеральный.
— В последнее время кого-нибудь засадил за решетку?
— Двоих, вчера. Ордеров на твой арест более не выдано. Я проверяю каждое утро.
— Давненько не заглядывал в Калифорнию.
— Если ты намерен остаться добропорядочным гражданином, Флетч, приезжай. Калифорнии нужны люди, которые носят костюмы.
Древний старик из бюро обслуживания извинился за задержку с заказом, пояснив, что в отеле полно репортеров, освещающих кампанию «этого Кэкстона Уилера. Разумеется, хотелось бы, чтобы его избрали. У меня кузена зовут Кэкстон».
— Эй, Фредди, — он набрал номер еще до того, как за посыльным закрылась дверь.
— Кто говорит?
— Черт побери, Фредди.
— Привет, Черт Побери.
— Я звоню, чтобы сказать, что ваш сэндвич принесли.
— Зачем?
— Чтобы его съели.
— Вот и съешьте его.
— Черт побери, Фредди, вы всегда были такой милой, проявляли такой интерес.
— К сэндвичу?
— Ко мне! Я не сэндвич! Что произошло?
— Вы поступили на работу.
— Вам не нравится моя работа? Или я?
— Флетчер, что бы вы подумали о журналистке, которая очень уж сближается с пресс-секретарем кандидата в президенты, чью предвыборную кампанию она освещает?
— Ах, вот оно что.
— Какого вы были бы о ней мнения?
— Не слишком высокого.
— То-то и оно.
— Но на вершине очень уж одиноко.
— Вот видите, мы уже нащупали точки соприкосновения.
— Я увольняюсь! Немедленно! Я как раз искал предлог.
— И какой же предлог вы нашли?
— Перевод еды, естественно. Нельзя же выбрасывать такой хороший сэндвич. Подумайте о голодающих детях с Беверли-Хиллз, которым нечего есть, кроме сладких овсяных хлопьев.
— Спокойной ночи, Флетч. Приятных сновидений.
— Ах ты…
Флетч съел один сэндвич, потом второй, выпил бутылку молока.
Телефон звонил не переставая. Речь губернатора Кэкстона Уилера в Уинслоу заинтересовала журналистов со всего мира. Пережевывая ветчину, куриное мясо, хлеб, томатный соус, майонез и салат, Флетч втолковывал им, что никакого подтекста в речи нет, губернатор хотел сказать именно то, что они слышали.
Телефон звонил, когда Флетч принимал душ, когда надевал ботинки, рубашку, пиджак. Звонил, и когда Флетч вышел в коридор, закрыв за собой дверь номера.
Глава 19
— Конечно, это не мое дело, но…
— Вы правы, — оборвал его Билл Дикманн. Сидя за стойкой, он не отрывал глаз от кружки с пивом.
— А может, я смогу чем-либо помочь, — бармен принес пиво и Флетчу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49