Его дядья, впрочем, производили впечатление. От самого старшего – восьмидесятилетнего Петера Гюнхельда, до самого младшего – Вильяма, сорокапятилетнего красавца, очень похожего на Роберта Гюнхельда, каким знал его Курт по фотографиям.
Разумеется, не все собравшиеся приходились ему именно дядьями, родственные связи в огромной семье Гюнхельдов представляли собой весьма сложную сеть, развесистое древо, каждая ветвь и сучок которого были тщательно вырисованы на форзаце семейной библии. Книгу принес Вильям, и, заглянув в нее, Курт с удивлением обнаружил, что его имя не только внесено в список, но и расположено ближе всех к стволу.
– Старший в семье, – весомо покивал дядюшка Петер, – старший сын Роберта.
Это накладывало обязательства. Курту на обязательства было плевать. Никто, впрочем, и не настаивал.
– Мы с тобой познакомились, – бодро заявил дядя Вильям, – ты познакомился с нами. Это главное. Сейчас у тебя своя жизнь, учеба, друзья в России, карьера, планы. А станешь старше, выберешь сам.
В общем, ничего. Родственники, хоть и буржуи, оказались людьми приятными. Не без странностей, конечно. Власть, даже в пределах одного маленького городишки, все равно накладывает отпечаток. А уж когда власть в густую кашу перемешана с религией и суевериями, странности неизбежно становятся заметнее.
Дядя Вильям – пастор местной церкви, тот вообще очень резко высказывался обо всем, что происходило за пределами его городка. При том, что информацию черпал исключительно из радиопередач. Телевидение же почитал излишеством, и за всю жизнь ни разу не поддался соблазну хоть краем глаза глянуть в “Волшебный ящик”.
– Ничего полезного для души там не покажут, прочее все – растление умов, а новости я могу послушать и по радио.
Нет, дядья Курта вовсе не были провинциалами и не походили на религиозных фанатиков, как он в глубине души опасался. Каждый из них выбрал жизнь в Ауфбе добровольно, сравнив родной город с другими, совсем на него не похожими. Они много видели, деревенские аристократы, теперь не желающие шагу ступить за границы своего городка. Европу и обе Америки, Африку и Индию, Грецию, Китай и Египет и далекую Японию, совсем уж край света. Трое молодых Гюнхельдов: Гвидо, Эрик и Георг два года назад, достигнув совершеннолетия, по примеру старших отправились путешествовать. Двое совсем еще мальчишек – Карл и Отто – должны были бы мечтать о том же, но, похоже, воспринимали предстоящие приключения, как несколько дополнительных школьных классов. Этап обучения, необходимый, чтобы как можно больше узнать о жизни и вернуться к Богу, с легким сердцем отказавшись от мирских соблазнов.
Курт диву давался: бывает ли такая жизнь? Но верил. Потому что ему не врали. В Ауфбе вообще не врали, никогда и никто, почитая ложь оскорблением Господа.
И еще он верил, потому что любого из Гюнхельдов очень легко было представить себе и на палубе корабля, и верхом на коне или верблюде, и в пробковом шлеме под палящим солнцем, и – с мачете в руках в непролазных джунглях.
А он еще жалел, что не о чем будет рассказать ребятам по возвращении!
Сидя за столом, в окружении дядюшек, тетушек, двоюродных братьев, сестер и племянников, слушая их разговоры, отвечая на вопросы, чувствуя ненавязчивое, добродушное к себе внимание, Курт начал понимать, почему мать прожила в Ауфбе целый год и ни разу не пожалела об оставленной Москве.
Здесь действительно была семья. Не друзья, хоть и бывают друзья ближе, чем братья. Не ученики. Не однополчане – однополчан, как таковых, у матери никогда и не было. Родня. Как в книгах: “Племя. Родина. Род…”
Не так возвышенно, как в стихах. Но очень легко и… надежно. Дом. Совсем иной, чем в Москве, однако тоже дом. Куда можно приехать и остаться навсегда. Насовсем. И никакие бури, никакие невзгоды, ничего из той жизни, что останется за пределами Ауфбе, не сможет проникнуть сюда. Сам Господь хранит этот маленький городок.
“Эге! – сказал себе Курт, сохраняя на лице и в глазах улыбку. – Интересные дела, брат. Куда как интересные”.

Мангуст – Факиру.
Секретно.
18.06. На территории появилось новое лицо. Элис Ластхоп. Единственная дочь американского миллиардера Эндрю Ластхопа. Цель приезда – путешествие ради развлечения. Контакт установлен. Учитывая происхождение девушки, считаю полезным контакт поддерживать и развивать.
18.06 приблизительно в 05:50 девушка вступила в контакт с Объектом. С ее слов, Объект – талантливый артист-гипнотизер, широко использует современнейшую технику и внушение. Она наблюдала сабельный бой Объекта с живыми мертвецами, картины светящегося и переливающегося сказочного замка. Последнее укладывается в легенды, бытующие на территории.
Стоит отдельно заметить, что девушка с четырнадцати до шестнадцати лет проходила лечение в частной психиатрической клинике.
Расшифровано 546350

Эйтлиайн
Я терпеть не могу, когда они собираются вместе. Хотя бы трое Гюнхельдов под одной крышей, и ясновидение делает мне ручкой. А я предпочитаю знать, кто и в каких обстоятельствах поминает мое имя. От смертных в Ауфбе можно ожидать чего угодно, любых неприятностей. Они сумасшедшие – там, внизу – душевнобольные. И иногда они становятся опасны.
О, нет, не для меня. Я – кот, они – мыши, мои игрушки, забавные глупые зверьки. Прячутся в свои норки, когда приходит ночь, а с рассветом начинают сновать туда-сюда по своим делам, полагая солнечный свет достаточной защитой.
…Госпожа Лейбкосунг гоняет по полу шарик из смятой фольги. Когтит его лапами, довольно урча, а хвост у нее от охотничьего азарта становится пушистым, как посудный ершик.
Кошка – великолепное отрезвляющее. Не так уж часто позволяю я себе пренебрежительно относиться к людям внизу. А когда позволяю, достаточно бывает одного взгляда на Госпожу Лейбкосунг и на меня самого, в мягких туфлях и шелковом халате, на диване перед телевизором, чтобы понять, как смешны мои высокомерные рассуждения. Высокомерие пристало принцу – с этим я спорить не буду, но мой титул и мои отношения со смертными лежат в разных плоскостях.
И все же я прямо-таки по-королевски гневаюсь, когда Гюнхельды собираются в стаю.
Есть пророчество, что старший их рода погубит Змея-под-Холмом. Змей – это я. Старший приехал в Ауфбе нынче утром. Не он первый – не он последний, в пророчества я не верю, а этот мальчик, Курт, и вовсе не собирается задерживаться здесь. Наивное и безграмотное дитя: он добровольно назвал мне свои имя – хорошенькое начало карьеры драконоборца! Нынешние смертные совершенно утратили осторожность. Нет, старший Гюнхельд для меня не опасен, его сердце не здесь, его мысли далеки от высоких устремлений, борьбу с мистическим Злом он справедливо полагает суеверием, но – ах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117