Танец, принц!
Они и в самом деле опускались на колени, окружили, тонкие руки обнимали со всех сторон, шагнуть было некуда, не опасаясь наступить на какую-нибудь из призрачных дев.
Они смеялись.
Элис слегка испугалась, а Невилл, не особо удивленный, покачал черноволосой головой:
– Не в эту ночь, баун. Нет. Ваши рыцари бледны и прекрасны, руки их нежны, а поступь легка – танцуйте с ними, дочери неба! Лунный свет мягок, ночь безветренна и музыка печальна – это ваша ночь и ваш танец. Оставьте мне любоваться вами издали.
– Ночь безветренна, Эйтлиайн, – прозвучал низкий и сильный женский голос, и девушка – рыжеволосая, высокая и стройная – вышла из-под деревьев, остановившись поодаль от своих коленопреклоненных подруг, – ночь безветренна, и тоска гложет сердце в эти тихие ночи. Здравствуй, принц!
И Элис, держащаяся за руку Невилла, почувствовала, как спутник ее вздрогнул, как напряглись мускулы под плотным шелком рубашки, как глубоко вздохнул он, словно перед прыжком в ледяной омут.
– Здравствуй, Дьерра, – сказал он совсем другим тоном, чем разговаривал с лунными призраками, – я рад приветствовать тебя, царственная, пламенеющая ярко.
– Что мой огонь без твоих крыльев, Эйтлиайн? Я так давно не была здесь, так давно не была с тобой, я задыхаюсь, я не могу взлететь. Прикажешь ли и мне на коленях молить о танце? – глаза ее – черные, как у Невилла, – обратились к Элис. – Всего один танец! Не бойтесь, маленькая госпожа. Вы поймете, когда увидите. Поймете, почему Крылатый не в силах отказать мне.
– А я не в силах? – улыбнулся Невилл.
– Конечно, – Дьерра, гордо выпрямившись, шагнула к нему. Из-под ее босых ног взлетели, словно маленькие крылья, языки яркого пламени.
Элис поняла главное: руку, крепкую и надежную нужно отпустить. И отойти. К деревьям, к баун, разлетевшимся в стороны, подобно бликам зеркального шара. Она так и сделала. Без страха, но с легкой обидой.
– Один танец, – шепотом, похожим на гудение пламени, повторила Дьерра.
И Невилл склонил перед ней голову. А когда выпрямился, за плечами его развернулись крылья. Крылья, прекрасные как небо, и сияющие, как звезды.
Они стояли друг против друга. Женщина, в одеждах из пламени, с волосами, струящимися по плечам, как тяжелая лава. Мужчина, обнаженный по пояс, крылатый, сияла на широкой груди алмазная пектораль. Свет, как жидкое серебро, стекал с переливающегося оперения, каплями падал на траву и листья, снежинками замерзал в воздухе.
Один лишь миг стояли они так.
А потом крылья шевельнулись, и вспыхнул огонь.
Это был танец. Господи боже, что это был за танец! Элис плакала от восторга, не замечая слез. Плакала от мучительной тоски, такой сладкой, словно что-то в душе расправляло крылья, стремясь в небо, стремясь в танец – такой же, другой, прекрасный, страшный, стремительный. Как музыка треск пылающих деревьев, грохот камней, разметанных взрывом вулкана, бешеный звон набата, крики и вой людей, сжигаемых заживо. Горела земля, трава стала огнем, стонали под ветром деревья, хороводом неслись друг за другом тучи пепла и пыли, и молнии встали от земли к небесам слепящей глаза голубой и белой сетью.
Два танцора, двое, забывших себя, ангелы или демоны – не люди, лишь похожие на людей. Влюбленные. Ненавидящие. Соперники и партнеры. Ветер и пламя, могучие крылья, огненная буря. Дьерра то льнула к Невиллу, гибкая и тонкая, вспыхивали волосы, оттененные блистающим шелком распахнутых крыльев, то рыжим смерчем кружила вокруг, лишь самыми кончиками пальцев касаясь его рук. Невилл… нет, Эйтлиайн – Крылатый – вел танец, вел пламенную свою партнершу, позволял приблизиться и вновь отталкивал, удерживал от падения, заставлял огненный смерч гнуться и трепетать, взлетать, отрываться от земли. В какой-то миг крылья его полыхнули алым, стали огнем – чистым и жарким пламенем. И Дьерра оказалась рядом, вплотную, черные глаза ее горели, яркие губы раскрылись для поцелуя. Сейчас…
Невилл лишь улыбнулся.
И снова сжигающий смерч пронесся над огненной землей, раскручиваясь, отдаляясь, доверившись сильным рукам ветра. Но – ах! – пальцы разжались, распахнулись алые крылья, и сполох пламени, огненная дева, не удержавшись на земле, взлетела в пронизанное молниями небо. Вскрикнула она или рассмеялась торжествующе – этого Элис сказать не могла.
Огонь погас.
По мановению мягко сияющих крыльев рассеялись тучи, и снова бледный свет баун смешался со светом, льющимся с длинных перьев. Крылья гасли, тускнели, таяли.
– Вы хотели станцевать с фейри, госпожа моя, – сказал Невилл, перевязывая волосы лентой, – вы все еще этого хотите?
– Да, – Элис почти не услышала своего голоса, так зашумела в ушах бросившаяся в лицо кровь, – с вами.
Он видел в темноте, он рассмеялся, разглядев, как она покраснела. Глаза вспыхнули на мгновение белым нелюдским огнем:
– Танец, моя леди. В нем нет места страху. Это свобода, пусть недолгая, но настоящая.
И, поклонившись, протянул ей руку. Когти на пальцах сверкали, словно осыпанные алмазной крошкой.
…Далеко-далеко от Земли, и все же очень близко к ней, близко к любой точке любого из миров Гиал нашел место, где упругая пленка на поверхности времени стала податливой и зыбкой. И Единорог вошел в вечную реку, с облегчением и надеждой подумав о том, что насчет Конца Света Эйтлиайн, похоже, оказался не прав…
На ней было платье, невесомое длинное платье с узкими рукавами. От локтей рукава расширялись и ниспадали на землю, легкие, поблескивающие бледно-золотой вышивкой. Юбка, взлетающая от малейшего дуновения легкого ветерка, была с длинными, до бедер, разрезами, шестью или восемью, а может даже и больше, не юбка – каскад широких, полупрозрачных лент. Никогда не стеснявшаяся носить короткие юбчонки, Элис лишь сейчас поняла разницу между ними и вот такими разрезами. Волнующую разницу. И она вздрогнула, когда ладонь принца легла ей на талию. Судорожно вздохнула.
От смущения?
От волнения?
Она любила танцевать. Она умела танцевать. И только что музыка, безудержным ритмом летящая над землей подстегивала ее, звоном цимбал и бесшабашной песней скрипок, звала в танец, приказывала подчиниться и слышать и слушать только ее. Весь мир был музыкой. А сейчас все тело словно сковало, и замерло сердце, и напряженные мышцы омывались волной мелодии, оставаясь безучастными к ней.
Эйтлиайн был в светло-сером, в светло-сером и белом. И тончайшие оттенки цветов переходили друг в друга – переливы света на блестящем шелке. Элис, облитая белым и золотым, сосредоточилась на жемчужной вышивке его туники, но волос ее коснулось теплое дыхание, нет уже насмешки в голосе, есть строгая настойчивость:
– Фиах арр мэе! Фиах мэе сийли, сиогэй ! – и после паузы, короткой, но длящейся, кажется, целую вечность – вечность, потребовавшуюся Элис на то, чтобы послушаться и поднять на него взгляд, в тот самый миг, когда взглянула она в беззвездное небо черных горящих глаз, принц произнес тихо и властно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Они и в самом деле опускались на колени, окружили, тонкие руки обнимали со всех сторон, шагнуть было некуда, не опасаясь наступить на какую-нибудь из призрачных дев.
Они смеялись.
Элис слегка испугалась, а Невилл, не особо удивленный, покачал черноволосой головой:
– Не в эту ночь, баун. Нет. Ваши рыцари бледны и прекрасны, руки их нежны, а поступь легка – танцуйте с ними, дочери неба! Лунный свет мягок, ночь безветренна и музыка печальна – это ваша ночь и ваш танец. Оставьте мне любоваться вами издали.
– Ночь безветренна, Эйтлиайн, – прозвучал низкий и сильный женский голос, и девушка – рыжеволосая, высокая и стройная – вышла из-под деревьев, остановившись поодаль от своих коленопреклоненных подруг, – ночь безветренна, и тоска гложет сердце в эти тихие ночи. Здравствуй, принц!
И Элис, держащаяся за руку Невилла, почувствовала, как спутник ее вздрогнул, как напряглись мускулы под плотным шелком рубашки, как глубоко вздохнул он, словно перед прыжком в ледяной омут.
– Здравствуй, Дьерра, – сказал он совсем другим тоном, чем разговаривал с лунными призраками, – я рад приветствовать тебя, царственная, пламенеющая ярко.
– Что мой огонь без твоих крыльев, Эйтлиайн? Я так давно не была здесь, так давно не была с тобой, я задыхаюсь, я не могу взлететь. Прикажешь ли и мне на коленях молить о танце? – глаза ее – черные, как у Невилла, – обратились к Элис. – Всего один танец! Не бойтесь, маленькая госпожа. Вы поймете, когда увидите. Поймете, почему Крылатый не в силах отказать мне.
– А я не в силах? – улыбнулся Невилл.
– Конечно, – Дьерра, гордо выпрямившись, шагнула к нему. Из-под ее босых ног взлетели, словно маленькие крылья, языки яркого пламени.
Элис поняла главное: руку, крепкую и надежную нужно отпустить. И отойти. К деревьям, к баун, разлетевшимся в стороны, подобно бликам зеркального шара. Она так и сделала. Без страха, но с легкой обидой.
– Один танец, – шепотом, похожим на гудение пламени, повторила Дьерра.
И Невилл склонил перед ней голову. А когда выпрямился, за плечами его развернулись крылья. Крылья, прекрасные как небо, и сияющие, как звезды.
Они стояли друг против друга. Женщина, в одеждах из пламени, с волосами, струящимися по плечам, как тяжелая лава. Мужчина, обнаженный по пояс, крылатый, сияла на широкой груди алмазная пектораль. Свет, как жидкое серебро, стекал с переливающегося оперения, каплями падал на траву и листья, снежинками замерзал в воздухе.
Один лишь миг стояли они так.
А потом крылья шевельнулись, и вспыхнул огонь.
Это был танец. Господи боже, что это был за танец! Элис плакала от восторга, не замечая слез. Плакала от мучительной тоски, такой сладкой, словно что-то в душе расправляло крылья, стремясь в небо, стремясь в танец – такой же, другой, прекрасный, страшный, стремительный. Как музыка треск пылающих деревьев, грохот камней, разметанных взрывом вулкана, бешеный звон набата, крики и вой людей, сжигаемых заживо. Горела земля, трава стала огнем, стонали под ветром деревья, хороводом неслись друг за другом тучи пепла и пыли, и молнии встали от земли к небесам слепящей глаза голубой и белой сетью.
Два танцора, двое, забывших себя, ангелы или демоны – не люди, лишь похожие на людей. Влюбленные. Ненавидящие. Соперники и партнеры. Ветер и пламя, могучие крылья, огненная буря. Дьерра то льнула к Невиллу, гибкая и тонкая, вспыхивали волосы, оттененные блистающим шелком распахнутых крыльев, то рыжим смерчем кружила вокруг, лишь самыми кончиками пальцев касаясь его рук. Невилл… нет, Эйтлиайн – Крылатый – вел танец, вел пламенную свою партнершу, позволял приблизиться и вновь отталкивал, удерживал от падения, заставлял огненный смерч гнуться и трепетать, взлетать, отрываться от земли. В какой-то миг крылья его полыхнули алым, стали огнем – чистым и жарким пламенем. И Дьерра оказалась рядом, вплотную, черные глаза ее горели, яркие губы раскрылись для поцелуя. Сейчас…
Невилл лишь улыбнулся.
И снова сжигающий смерч пронесся над огненной землей, раскручиваясь, отдаляясь, доверившись сильным рукам ветра. Но – ах! – пальцы разжались, распахнулись алые крылья, и сполох пламени, огненная дева, не удержавшись на земле, взлетела в пронизанное молниями небо. Вскрикнула она или рассмеялась торжествующе – этого Элис сказать не могла.
Огонь погас.
По мановению мягко сияющих крыльев рассеялись тучи, и снова бледный свет баун смешался со светом, льющимся с длинных перьев. Крылья гасли, тускнели, таяли.
– Вы хотели станцевать с фейри, госпожа моя, – сказал Невилл, перевязывая волосы лентой, – вы все еще этого хотите?
– Да, – Элис почти не услышала своего голоса, так зашумела в ушах бросившаяся в лицо кровь, – с вами.
Он видел в темноте, он рассмеялся, разглядев, как она покраснела. Глаза вспыхнули на мгновение белым нелюдским огнем:
– Танец, моя леди. В нем нет места страху. Это свобода, пусть недолгая, но настоящая.
И, поклонившись, протянул ей руку. Когти на пальцах сверкали, словно осыпанные алмазной крошкой.
…Далеко-далеко от Земли, и все же очень близко к ней, близко к любой точке любого из миров Гиал нашел место, где упругая пленка на поверхности времени стала податливой и зыбкой. И Единорог вошел в вечную реку, с облегчением и надеждой подумав о том, что насчет Конца Света Эйтлиайн, похоже, оказался не прав…
На ней было платье, невесомое длинное платье с узкими рукавами. От локтей рукава расширялись и ниспадали на землю, легкие, поблескивающие бледно-золотой вышивкой. Юбка, взлетающая от малейшего дуновения легкого ветерка, была с длинными, до бедер, разрезами, шестью или восемью, а может даже и больше, не юбка – каскад широких, полупрозрачных лент. Никогда не стеснявшаяся носить короткие юбчонки, Элис лишь сейчас поняла разницу между ними и вот такими разрезами. Волнующую разницу. И она вздрогнула, когда ладонь принца легла ей на талию. Судорожно вздохнула.
От смущения?
От волнения?
Она любила танцевать. Она умела танцевать. И только что музыка, безудержным ритмом летящая над землей подстегивала ее, звоном цимбал и бесшабашной песней скрипок, звала в танец, приказывала подчиниться и слышать и слушать только ее. Весь мир был музыкой. А сейчас все тело словно сковало, и замерло сердце, и напряженные мышцы омывались волной мелодии, оставаясь безучастными к ней.
Эйтлиайн был в светло-сером, в светло-сером и белом. И тончайшие оттенки цветов переходили друг в друга – переливы света на блестящем шелке. Элис, облитая белым и золотым, сосредоточилась на жемчужной вышивке его туники, но волос ее коснулось теплое дыхание, нет уже насмешки в голосе, есть строгая настойчивость:
– Фиах арр мэе! Фиах мэе сийли, сиогэй ! – и после паузы, короткой, но длящейся, кажется, целую вечность – вечность, потребовавшуюся Элис на то, чтобы послушаться и поднять на него взгляд, в тот самый миг, когда взглянула она в беззвездное небо черных горящих глаз, принц произнес тихо и властно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117