Изменив многовековой традиции, укрылся от неба в зале без окон, в кромешной тьме. Следовало уйти в Ифэренн, или – теперь-то не все ли равно? – принять хотя бы одну из гекатомб, каких множество приносилось в его имя по всему миру. Но принца тошнило от смертей. Крови хотелось живой, пульсирующей в такт с замирающим сердцем жертвы, а он – не убийца. Что бы там ни говорили…
Убить его было не в человеческих силах, а чтобы упокоить – недостаточно дюжины серебряных пуль, даже в том его состоянии их нужно было не меньше полусотни. Однако голова все равно раскалывалась от боли. И когда Гиал, неслышно подойдя сзади, положил ладонь ему на затылок, Эйтлиайн только вздохнул. Животворящее прикосновение Единорога снимало боль и восстанавливало силы не хуже, чем горячая кровь.
– За что она тебя? – спросил Гиал.
– Договаривай, – хмыкнул принц, – за что на этот раз . Не везет мне с женщинами.
– Они обе ошиблись.
– Ты так полагаешь? Два раза могут быть совпадением, но не с одними и теми же словами. А Катерина, прежде чем пробить мне сердце колом, сказала то же самое, что Элис, прежде чем выстрелить. Тенденция, не находишь?
– Над чем ты смеешься, Крылатый?
– Над трагедией, которая, повторяясь, превращается в фарс. Да нет, мне не смешно.
Гиал погладил его по голове, и принц зашипел от злости:
– Не с-смей жалеть меня, ты, рогатый… Это твоя голова у меня на воротах, а не наоборот.
– У меня и замка-то нет, – Гиал обошел его, расположился в кресле напротив, – свет тебе не помешает?
– Помешает.
– Как скажешь, – Единорог засветил неяркую напольную лампу, – что будем делать?
– По-моему, ты меня игнорируешь.
– Это тебе так кажется.
– Пожалуй, мне следует облагородить человеческие представления о вампирах, – Эйтлиайн поднял глаза к матовому огоньку, – превратить их из кровососов и убийц, в бессмертных мудрецов, или, скажем, в про клятых страдальцев, вызывающих глубокое сочувствие.
– У девушек?
– Разумеется. Некроромантика! Поменьше внимания убийствам, побольше – бессмертию. Книги, фильмы, сериалы – особенно, детские. Любовь положительной героини к положительному упырю. Ф-фу, какой бред! Немного усилий – и уже для следующего поколения из преступников мы станем романтическими героями…
– Ты такой же вампир, как я лошадь, – не выдержал Единорог.
– Спасибо, конечно, – принц изобразил поклон, – но в тебя никто не стреляет только за то, что у тебя хвост и четыре ноги с копытами. К тому же, ты не ешь овса.
– А много ли ты пьешь крови?
– Я – Улк, – напомнил принц с неискренней гордостью, – я – Олтар Край, я – тезка дьявола. Какого черта, Гиал! Никого не волнует, пью ли я кровь – достаточно того, что я мертвый и у меня клыки. Не могу понять, – он встал из кресла, прошелся по залу, обняв себя за плечи, – зачем она это сделала? Владычица. Чего хотела, создавая поэк? Я не могу вернуться обратно и все изменить – пузырь создан в Срединном мире, а там нет времени, – так что здесь Сияющая не промахнулась и сумела сделать… хм, гадость. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, использовать силу имен, да еще таких имен, для подобной пакости бессмысленно. Мелко… – принц пожал плечами. – А при всей моей нелюбви к Владычице, на ерунду она не разменивается.
– Ты чуть не погиб там. Это не ерунда.
– Не могла она знать, что я сунусь в поэк. Зачем? Подумаешь, невидаль: пузырь, пусть и выстроенный так, что разрушить его мне не под силу. Выйти из него на Межу было невозможно. Нет, Гиал, – он развернулся на каблуках и щелкнул пальцами, – Сияющей нужна была Элис. Ее смерть. Как некрасиво… Элис отказалась от своего бога – сиогэйли стала фейри…
– О, – протянул Единорог, приподняв брови, – ты сделал это! Признаюсь, я не верил, что у тебя получится.
– Она совсем еще ребенок и верит мне. Верила… еще немного времени, чуть-чуть убедительности, и Элис согласилась бы принять власть над Сумерками. Может быть, дело в этом? Мы с тобой знаем – или думаем, будто знаем, что Элис – благодать Закона, но Сияющая не верит в сказки о Кристалле. Может быть, Владычице не нужна Жемчужная Госпожа? У Элис нет защиты, никто, даже я, не сумею забрать ее у Баэса, так же, как никто не заберет меня, или саму Владычицу, и если бы Бантару… – принц сжал губы и тряхнул головой.
– Если бы Бантару убил ее, – договорил Гиал то, что не решился произнести Сын Дракона, – мир потерял бы Кристалл, последнюю надежду на спасение. Но любовь подточила твой разум, Крылатый: дело ведь не в этом, а в том, что без Жемчужной Госпожи не будет и Жемчужного Господина. Или ты в припадке самоуничижения в самом деле вообразил себя вампиром? Я напомню, с твоего позволения, что ты – принц Темных Путей, внук Владыки и самая неразрешимая из всех загадок своего деда. Ты отбрасываешь две тени. Ты – источник неведомой силы. На тебе держится Полночь, хотя давно уже полагалось бы ей склониться перед полуденным престолом, признав свое поражение. Сияющая не может понять: кто ты. Даже я не могу этого понять. А тут еще власть над дорэхэйт, которую осталось только принять. Став Жемчужным Господином, ты станешь равным Сияющей и сможешь убить ее. Ну а о том, что ты больше других знаешь о Законе, известно всем в Лаэре, – Гиал развел руками, – и, конечно, первое, что придет тебе в голову, это уравнять положение. Я правильно понимаю, что идеальное соблюдение Закона – это когда нет ни Полуночи, ни Полудня, только Сумерки и Жемчужные Господа?
– Идеальное соблюдение Закона, это когда его некому нарушать, – пробормотал принц, – но если Закон покарает наш мир, все будет наоборот. Только черное и белое. Без полутонов. И без войны… – он вперил в Гиала пронзительный взгляд. – Если я убью Владычицу, моему сыну не нужно будет брать Санкрист.
– А ты убьешь?
– С учетом обстоятельств, вряд ли я теперь стану хранителем Кристалла.
– А если все-таки станешь?
– Ты же сам сказал: первое, что придет мне в голову – это уравнять положение.
– Значит, убьешь?
– Иди к черту, Гиал! Родственные связи нашей семейки запутанней, чем в мыльных операх… – Сын Дракона вздохнул, – жаль, что мы не актеры. Нет. Не убью.
– Это одно из твоих преимуществ, – заметил Единорог: – Для тебя важно то, что для других не имеет значения. Родственные связи… знаешь ведь, большинство из нас просто не представляет, что это такое.
– Смешной ты иногда, враг мой. Это не преимущество – это такая же глупость, как… как все, что я делаю. Но ты можешь, когда хочешь, мыслить здраво. Я не могу убить Владычицу, но могу урезать ее возможности.
– Ты и так выгнал ее из Тварного мира. Можно ли сделать больше?
– Конечно, – Эйтлиайн достал сигарету, – можно, если не лететь в атаку, как носорог, и не губить зря отборных рыцарей. Бантару застал меня врасплох – честь ему и хвала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Убить его было не в человеческих силах, а чтобы упокоить – недостаточно дюжины серебряных пуль, даже в том его состоянии их нужно было не меньше полусотни. Однако голова все равно раскалывалась от боли. И когда Гиал, неслышно подойдя сзади, положил ладонь ему на затылок, Эйтлиайн только вздохнул. Животворящее прикосновение Единорога снимало боль и восстанавливало силы не хуже, чем горячая кровь.
– За что она тебя? – спросил Гиал.
– Договаривай, – хмыкнул принц, – за что на этот раз . Не везет мне с женщинами.
– Они обе ошиблись.
– Ты так полагаешь? Два раза могут быть совпадением, но не с одними и теми же словами. А Катерина, прежде чем пробить мне сердце колом, сказала то же самое, что Элис, прежде чем выстрелить. Тенденция, не находишь?
– Над чем ты смеешься, Крылатый?
– Над трагедией, которая, повторяясь, превращается в фарс. Да нет, мне не смешно.
Гиал погладил его по голове, и принц зашипел от злости:
– Не с-смей жалеть меня, ты, рогатый… Это твоя голова у меня на воротах, а не наоборот.
– У меня и замка-то нет, – Гиал обошел его, расположился в кресле напротив, – свет тебе не помешает?
– Помешает.
– Как скажешь, – Единорог засветил неяркую напольную лампу, – что будем делать?
– По-моему, ты меня игнорируешь.
– Это тебе так кажется.
– Пожалуй, мне следует облагородить человеческие представления о вампирах, – Эйтлиайн поднял глаза к матовому огоньку, – превратить их из кровососов и убийц, в бессмертных мудрецов, или, скажем, в про клятых страдальцев, вызывающих глубокое сочувствие.
– У девушек?
– Разумеется. Некроромантика! Поменьше внимания убийствам, побольше – бессмертию. Книги, фильмы, сериалы – особенно, детские. Любовь положительной героини к положительному упырю. Ф-фу, какой бред! Немного усилий – и уже для следующего поколения из преступников мы станем романтическими героями…
– Ты такой же вампир, как я лошадь, – не выдержал Единорог.
– Спасибо, конечно, – принц изобразил поклон, – но в тебя никто не стреляет только за то, что у тебя хвост и четыре ноги с копытами. К тому же, ты не ешь овса.
– А много ли ты пьешь крови?
– Я – Улк, – напомнил принц с неискренней гордостью, – я – Олтар Край, я – тезка дьявола. Какого черта, Гиал! Никого не волнует, пью ли я кровь – достаточно того, что я мертвый и у меня клыки. Не могу понять, – он встал из кресла, прошелся по залу, обняв себя за плечи, – зачем она это сделала? Владычица. Чего хотела, создавая поэк? Я не могу вернуться обратно и все изменить – пузырь создан в Срединном мире, а там нет времени, – так что здесь Сияющая не промахнулась и сумела сделать… хм, гадость. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, использовать силу имен, да еще таких имен, для подобной пакости бессмысленно. Мелко… – принц пожал плечами. – А при всей моей нелюбви к Владычице, на ерунду она не разменивается.
– Ты чуть не погиб там. Это не ерунда.
– Не могла она знать, что я сунусь в поэк. Зачем? Подумаешь, невидаль: пузырь, пусть и выстроенный так, что разрушить его мне не под силу. Выйти из него на Межу было невозможно. Нет, Гиал, – он развернулся на каблуках и щелкнул пальцами, – Сияющей нужна была Элис. Ее смерть. Как некрасиво… Элис отказалась от своего бога – сиогэйли стала фейри…
– О, – протянул Единорог, приподняв брови, – ты сделал это! Признаюсь, я не верил, что у тебя получится.
– Она совсем еще ребенок и верит мне. Верила… еще немного времени, чуть-чуть убедительности, и Элис согласилась бы принять власть над Сумерками. Может быть, дело в этом? Мы с тобой знаем – или думаем, будто знаем, что Элис – благодать Закона, но Сияющая не верит в сказки о Кристалле. Может быть, Владычице не нужна Жемчужная Госпожа? У Элис нет защиты, никто, даже я, не сумею забрать ее у Баэса, так же, как никто не заберет меня, или саму Владычицу, и если бы Бантару… – принц сжал губы и тряхнул головой.
– Если бы Бантару убил ее, – договорил Гиал то, что не решился произнести Сын Дракона, – мир потерял бы Кристалл, последнюю надежду на спасение. Но любовь подточила твой разум, Крылатый: дело ведь не в этом, а в том, что без Жемчужной Госпожи не будет и Жемчужного Господина. Или ты в припадке самоуничижения в самом деле вообразил себя вампиром? Я напомню, с твоего позволения, что ты – принц Темных Путей, внук Владыки и самая неразрешимая из всех загадок своего деда. Ты отбрасываешь две тени. Ты – источник неведомой силы. На тебе держится Полночь, хотя давно уже полагалось бы ей склониться перед полуденным престолом, признав свое поражение. Сияющая не может понять: кто ты. Даже я не могу этого понять. А тут еще власть над дорэхэйт, которую осталось только принять. Став Жемчужным Господином, ты станешь равным Сияющей и сможешь убить ее. Ну а о том, что ты больше других знаешь о Законе, известно всем в Лаэре, – Гиал развел руками, – и, конечно, первое, что придет тебе в голову, это уравнять положение. Я правильно понимаю, что идеальное соблюдение Закона – это когда нет ни Полуночи, ни Полудня, только Сумерки и Жемчужные Господа?
– Идеальное соблюдение Закона, это когда его некому нарушать, – пробормотал принц, – но если Закон покарает наш мир, все будет наоборот. Только черное и белое. Без полутонов. И без войны… – он вперил в Гиала пронзительный взгляд. – Если я убью Владычицу, моему сыну не нужно будет брать Санкрист.
– А ты убьешь?
– С учетом обстоятельств, вряд ли я теперь стану хранителем Кристалла.
– А если все-таки станешь?
– Ты же сам сказал: первое, что придет мне в голову – это уравнять положение.
– Значит, убьешь?
– Иди к черту, Гиал! Родственные связи нашей семейки запутанней, чем в мыльных операх… – Сын Дракона вздохнул, – жаль, что мы не актеры. Нет. Не убью.
– Это одно из твоих преимуществ, – заметил Единорог: – Для тебя важно то, что для других не имеет значения. Родственные связи… знаешь ведь, большинство из нас просто не представляет, что это такое.
– Смешной ты иногда, враг мой. Это не преимущество – это такая же глупость, как… как все, что я делаю. Но ты можешь, когда хочешь, мыслить здраво. Я не могу убить Владычицу, но могу урезать ее возможности.
– Ты и так выгнал ее из Тварного мира. Можно ли сделать больше?
– Конечно, – Эйтлиайн достал сигарету, – можно, если не лететь в атаку, как носорог, и не губить зря отборных рыцарей. Бантару застал меня врасплох – честь ему и хвала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117