Я отметила, что он довольно высокий и очень худой. Он немного напоминал Филиппа, только в этом человеке не чувствовалось ни крупицы той мягкости и доброжелательности, которые были свойственны Филиппу. Он был более темноволосым, чем его кузен; высокие скулы придавали лицу какое-то сосредоточенное выражение, которое можно было назвать даже дьявольским. У него были очень темные глаза. Сейчас они казались просто черными, и, как я позднее определила, цвет их менялся в зависимости от его настроения. Они были очень глубоко посажены и прикрыты тяжелыми веками. Орлиный нос придавал лицу еще более надменное выражение. Подвижный рот полностью соответствовал тому человеку, которому принадлежал, и менялся вместе со своим хозяином. Но в данный момент я знала лишь одного человека – упрямого и надменного Короля Замка, от которого полностью зависела моя судьба.
На нем был черный костюм для верховой езды с бархатным воротником, – на фоне белого галстука лицо его выглядело бледным, даже жестоким.
– Мой кузен рассказал мне о вашем приезде. – И он стал подходить ко мне. Он шел так, как короли, очевидно, проходят через тронный зал.
Я быстро взяла себя в руки. Его надменность и высокомерие заставили меня немедленно ощетиниться – в таком состоянии я чувствовала себя более уверенно и защищенно.
– Рада, что вы наконец-то здесь, господин граф, – сказала я. – Ибо вот уже несколько дней я жду вашего возвращения, чтобы узнать, решите ли вы оставить меня и поручить мне выполнить эти работы.
– Вы, должно быть, устали от неопределенности, не зная наверняка, теряете ли вы тут время или нет?
– Смею заверить, что ваша галерея очень интересная, поэтому терять время именно таким способом было вполне приятным занятием.
– Очень жаль, – продолжал он, – что вы не сообщили нам о смерти вашего отца. Это избавило бы всех нас от стольких сложностей.
Итак, мне предстояло уехать. Я сердилась на себя за то, что почувствовала себя подавленной и несчастной. Придется ехать обратно в Лондон и искать себе квартиру. На что я буду жить, пока не найду работу? Я мысленно забежала на несколько лет вперед и представила себе, как постепенно превращаюсь в мадемуазель Дюбуа. Боже, какая бессмыслица! Но я могла бы поехать к кузине отца Джейн... Никогда, никогда!
В этот момент я просто ненавидела графа, потому что была уверена в том, что он читает мои мысли и знает, о чем я сейчас думаю. Он, должно быть, предполагает, что такая независимая женщина, как я, очевидно, оказалась в совершенно отчаянном положении, раз приехала сюда под таким сомнительным предлогом, поэтому наслаждался, причиняя мне боль и мучая меня. Как должна была ненавидеть его собственная жена! Может быть, она и лишила себя жизни, чтобы избавиться от него. Я не удивилась бы, если бы мое предположение оказалось правдой.
– Я никогда не могла предположить, что все вы во Франции столь старомодные, – сказала я весьма язвительно. – У нас в Англии я выполняла такие работы вместе с отцом. И никто не возражал против того, что работу делает женщина. Но поскольку здесь царят совсем иные убеждения, то нам больше не о чем говорить.
– О, я не согласен с вами. Нам как раз есть о чем поговорить.
– Тогда, – сказала я, глядя ему прямо в лицо, – может быть, вы и начнете?
– Мадемуазель Лоусон, вы хотели бы заняться реставрацией этих картин или нет?
– Моя профессия – реставрировать картины, и чем больше они нуждаются в помощи, тем более интересной становится задача их восстановления.
– А вы считаете, что мои картины нуждаются в такой помощи?
– Ведь вы же знаете, что некоторые полотна в очень плохом состоянии. Я как раз изучала одно из них, когда вы вошли в галерею. Что же с ним делали, если оно в таком плачевном состоянии?
– Прошу вас, мадемуазель Лоусон, не смотрите на меня столь сурово. Не я виноват в том, что картина в плохой сохранности.
– Да? Я полагала, что она уже давно принадлежит вам. Вот посмотрите, как поврежден красочный слой. Он весь белесый! А это значит, что с картиной очень дурно обращались!
Он чуть улыбнулся. На лице появились проблески какого-то внутреннего удовольствия и веселья.
– Сколько в вас неистовства! Вам бы бороться за права человека, а не за сохранность картин.
– Когда вы желаете, чтобы я уехала?
– Во всяком случае, не ранее того, как мы все обсудим.
– Поскольку вы считаете, что не можете нанять женщину для выполнения реставрационных работ, то я думаю, что нам нечего обсуждать.
– Вы очень импульсивны, мадемуазель Лоусон. Мне кажется, что реставратор старых картин мог бы обойтись и без этого. Я не говорил вам, что не смогу пригласить женщину для реставрации картин. Это лишь ваше собственное предположение.
– Но я вижу, что вы не одобряете моего пребывания в замке. Этого вполне достаточно.
– А вы ожидали, что я одобрю ваш... обман?
– Господин граф, – сказала я, – я работала вместе с отцом и взяла на себя все его заказы. Вы уже давно условились с ним о его приезде в замок, и я полагала, что договоренность и приглашение все еще остаются в силе. Поэтому не вижу в этом никакого обмана.
– Тогда вы, должно быть, были очень удивлены, увидев всеобщее изумление, вызванное вашим приездом.
– Мне было бы очень трудно выполнять эту сложную и тонкую работу в атмосфере неодобрительного ко мне отношения.
– О, понимаю!
– Поэтому...
– Поэтому? – повторил он.
– Я могла бы уехать уже сегодня, если бы меня довезли до станции основной железнодорожной магистрали. Как я поняла, есть только один утренний поезд из Гайяра.
– Как предусмотрительно с вашей стороны, мадемуазель, что вы все продумали, но я еще раз повторяю, что вы слишком импульсивны. Вы должны понять мое затруднительное положение и извинить меня за мои слова, но вы не выглядите достаточно солидной по возрасту, который мог бы предполагать наличие большого опыта.
– Я много лет работала с отцом. Есть такие люди, которые достигают солидного возраста, но никогда не приобретают мастерства. У человека должно быть врожденное чутье, понимание, любовь к живописи.
– Вы, оказывается, не только художник, но и поэт. Но в возрасте... э-э-э... тридцати лет или около этого... человек еще не может иметь достаточного опыта.
– Мне двадцать восемь! – горячо возразила я и тут же поняла, что попалась в ловушку.
Граф решил сбросить меня с пьедестала, на котором я пыталась утвердиться, и показать мне, что я прежде всего обыкновенная женщина, которая не может позволить, чтобы ее считали старше, чем она есть на самом деле.
Он удивленно поднял брови – этот разговор начинал ему нравиться. Я поняла, что дала ему понять, что нахожусь в отчаянно затруднительном положении, и теперь его жестокий характер вынуждал продлевать мои мучения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92