И поэтому она могла требовать все, что ей угодно? Видимо, да. Она считала, что граф ей ни в чем не откажет.
Ее губы презрительно скривились:
– Вы получите распоряжение от самого графа.
Меня обуял холодный ужас. Скорее всего она уже просила его уволить меня, и он, стремясь доставить возлюбленной удовольствие, удовлетворил ее желание. Идя за ней следом в библиотеку, я всячески гнала прочь мрачные предчувствия. Она широко распахнула дверь и крикнула:
– Лотэр!
– Клод, – сказал он, – что вам угодно, дорогая?
Он поднялся с кресла и двинулся ей навстречу и тут вдруг увидел меня. Его замешательство длилось всего лишь долю секунды, потом он склонил голову в знак приветствия.
– Лотэр, – заявила она. – Я сказала мадемуазель Лоусон, что она не может здесь более оставаться. Однако она отказывается принять увольнение от меня, поэтому я привела ее к вам, чтобы вы сами сообщили ей об этом.
– Сообщил ей? – спросил он, переводя взгляд с ее сердитого лица на мое, полное презрения.
Должна признать, что в этот момент она была прекрасна. Гнев разрумянил ее щеки, что еще больше подчеркивало необыкновенную голубизну ее глаз и белизну прекрасных зубов.
– Женевьева подложила мне в постель улиток. Это было ужасно!
– Мой Бог! – пробормотал он. – Что за удовольствие она испытывает, разыгрывая такие глупые шутки?
– Она находит это забавным. Ее манеры ужасны. Что можно ожидать... Вы знаете о том, что ее самыми близкими друзьями являются Бастиды?
– Нет, я этого не знал, – сказал граф.
– Поверьте мне, что так оно и есть. Она постоянно торчит там. И даже сказала мне, что мы все ей безразличны. Мы не так приятны, не так интересны, не так умны, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Да, он ее самый дорогой друг, хотя она обожает всю эту семью. Бастиды! Вы знаете, кто они такие.
– Лучшие виноградари в нашей округе, – сказал граф.
– Совсем недавно девушку из этой семьи пришлось срочно выдавать замуж.
– Подобная поспешность не такая уж редкость в нашей округе, Клод, уверяю вас...
– И этот изумительный Жан-Пьер. Он известный ловелас, так я слышала. И вы позволяете своей дочери вести себя, как деревенская девчонка, которая очень скоро может узнать, как бы побыстрее выкрутиться из щекотливого положения.
– Вы слишком взволнованы, Клод. Женевьеве никто не позволит вести себя предосудительно. Но какое все это имеет отношение к мадемуазель Лоусон?
– Она поощряет эту дружбу, сопровождает Женевьеву к Бастидам. Все очень просто. Это она ввела Женевьеву в их круг, и поэтому я сказала, что она должна уехать.
– Уехать? – удивился граф. – Но она же не закончила работы с картинами. Кроме того, мадемуазель Лоусон собиралась обследовать стены...
Она подошла к нему совсем близко, глядя на него своими прекрасными голубыми глазами.
– Лотэр, пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам говорю. Ведь я волнуюсь о Женевьеве.
Он взглянул на меня поверх ее головы:
– А вы ничего не хотите сказать, мадемуазель Лоусон?
– Мне было бы жаль оставить картины незаконченными.
– Об этом не может быть и речи.
– Так, значит, вы на ее стороне? – взвизгнула Клод.
– Это значит, что я не понимаю, какую пользу принесет Женевьеве отъезд мадемуазель Лоусон, но зато совершенно отчетливо вижу, какой вред нанесет моим картинам.
Я подумала, что она сейчас его ударит, но Клод вдруг сделала вид, будто вот-вот заплачет, и, повернувшись, поспешно вышла из комнаты.
– Она очень рассердилась на вас, – сказала я.
– На меня? А я думал, на вас.
– На нас обоих.
– Женевьева опять ведет себя очень плохо.
– Боюсь, что так. Это потому, что ей запретили ходить к Бастидам.
– А вы брали ее с собой, когда ходили в их дом?
– Да.
– Вы считаете это разумным?
– Одно время я считала это очень разумным. Ей не хватает общения со своими сверстниками. Девочка ее возраста должна иметь друзей. Но у нее их нет, и именно поэтому она такая непредсказуемая... с этими ее внезапными вспышками и бесконечными шуточками.
– Понятно. И вам пришла в голову идея познакомить ее с Бастидами?
– Да. И у Бастидов она всегда чувствовала себя очень счастливой.
– И вы тоже?
– Да, мне очень нравится общаться с ними.
– Жан-Пьер имеет репутацию человека очень... галантного.
– Ну и что? Галантность так же обычна в этой части страны, как виноград. – Разговор с графом придал мне силы и храбрости. Я чувствовала, что должна непременно выяснить, как он ко мне относится... и что представляют собой его чувства ко мне по сравнению с теми, которые он питает к Клод. – Но, может быть, действительно было бы лучше, если бы я уехала отсюда, – сказала я, – скажем... через две недели. К этому времени я закончу те картины, с которыми начала работать. Это очень обрадовало бы мадам де ла Таль, а поскольку Женевьева вряд ли сможет одна часто наведываться к Бастидам, проблема разрешится сама собой.
– Такая четкость в суждениях бывает не очень нужна в определенных жизненных ситуациях, мадемуазель Лоусон.
Я рассмеялась, а вслед за мной засмеялся и он:
– Ну а теперь, пожалуйста, не говорите больше об отъезде.
– Но мадам де ла Таль...
– Я сам улажу с ней эту проблему.
Он посмотрел на меня, и одно чудесное мгновение мне казалось, что с его лица наконец соскользнула маска. Оно как будто говорило, что мысль потерять меня столь же невыносима для него, как и для меня мысль о том, чтобы покинуть замок.
Когда в следующий раз мы встретились с Женевьевой, она выглядела очень угрюмой. Она заявила мне, что ненавидит весь мир. В основном же это относилось к женщине, которая называет себя тетя Клод.
– Она опять запретила мне ходить к Бастидам, мадемуазель. И на этот раз папа был заодно с ней. Он сказал, что я не должна туда ходить без его разрешения. А это значит, что я туда больше никогда не попаду... потому что он никогда не разрешит мне.
– Он разрешит. Если...
– Нет. Папа сделает то, что она ему велит. Так странно думать, что он может слушаться кого-то, – но это факт...
– Я думаю, вы ошибаетесь.
– Вы не знаете, мадемуазель. Иногда мне кажется, что вы не знаете ничего другого, кроме как говорить по-английски и быть воспитательницей.
– Воспитательницы должны сами знать массу вещей прежде, чем начнут кого-то учить.
– Не увиливайте от разговора, мадемуазель. Я сказала, что ненавижу всех в этом доме. В один прекрасный день я просто убегу отсюда.
Несколько дней спустя я встретила Жан-Пьера. Я была на прогулке одна, так как после нашего бурного разговора Женевьева избегала меня.
Увидев меня, он пустил лошадь галопом. Его лицо светилось явным удовольствием, которое он всегда проявлял при встрече со мной.
– Вы только посмотрите на виноград! – закричал он. – Видели ли вы такой еще когда-нибудь? В этом году у нас будет вино, достойное того, чтобы носить название этого замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Ее губы презрительно скривились:
– Вы получите распоряжение от самого графа.
Меня обуял холодный ужас. Скорее всего она уже просила его уволить меня, и он, стремясь доставить возлюбленной удовольствие, удовлетворил ее желание. Идя за ней следом в библиотеку, я всячески гнала прочь мрачные предчувствия. Она широко распахнула дверь и крикнула:
– Лотэр!
– Клод, – сказал он, – что вам угодно, дорогая?
Он поднялся с кресла и двинулся ей навстречу и тут вдруг увидел меня. Его замешательство длилось всего лишь долю секунды, потом он склонил голову в знак приветствия.
– Лотэр, – заявила она. – Я сказала мадемуазель Лоусон, что она не может здесь более оставаться. Однако она отказывается принять увольнение от меня, поэтому я привела ее к вам, чтобы вы сами сообщили ей об этом.
– Сообщил ей? – спросил он, переводя взгляд с ее сердитого лица на мое, полное презрения.
Должна признать, что в этот момент она была прекрасна. Гнев разрумянил ее щеки, что еще больше подчеркивало необыкновенную голубизну ее глаз и белизну прекрасных зубов.
– Женевьева подложила мне в постель улиток. Это было ужасно!
– Мой Бог! – пробормотал он. – Что за удовольствие она испытывает, разыгрывая такие глупые шутки?
– Она находит это забавным. Ее манеры ужасны. Что можно ожидать... Вы знаете о том, что ее самыми близкими друзьями являются Бастиды?
– Нет, я этого не знал, – сказал граф.
– Поверьте мне, что так оно и есть. Она постоянно торчит там. И даже сказала мне, что мы все ей безразличны. Мы не так приятны, не так интересны, не так умны, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Да, он ее самый дорогой друг, хотя она обожает всю эту семью. Бастиды! Вы знаете, кто они такие.
– Лучшие виноградари в нашей округе, – сказал граф.
– Совсем недавно девушку из этой семьи пришлось срочно выдавать замуж.
– Подобная поспешность не такая уж редкость в нашей округе, Клод, уверяю вас...
– И этот изумительный Жан-Пьер. Он известный ловелас, так я слышала. И вы позволяете своей дочери вести себя, как деревенская девчонка, которая очень скоро может узнать, как бы побыстрее выкрутиться из щекотливого положения.
– Вы слишком взволнованы, Клод. Женевьеве никто не позволит вести себя предосудительно. Но какое все это имеет отношение к мадемуазель Лоусон?
– Она поощряет эту дружбу, сопровождает Женевьеву к Бастидам. Все очень просто. Это она ввела Женевьеву в их круг, и поэтому я сказала, что она должна уехать.
– Уехать? – удивился граф. – Но она же не закончила работы с картинами. Кроме того, мадемуазель Лоусон собиралась обследовать стены...
Она подошла к нему совсем близко, глядя на него своими прекрасными голубыми глазами.
– Лотэр, пожалуйста, прислушайтесь к тому, что я вам говорю. Ведь я волнуюсь о Женевьеве.
Он взглянул на меня поверх ее головы:
– А вы ничего не хотите сказать, мадемуазель Лоусон?
– Мне было бы жаль оставить картины незаконченными.
– Об этом не может быть и речи.
– Так, значит, вы на ее стороне? – взвизгнула Клод.
– Это значит, что я не понимаю, какую пользу принесет Женевьеве отъезд мадемуазель Лоусон, но зато совершенно отчетливо вижу, какой вред нанесет моим картинам.
Я подумала, что она сейчас его ударит, но Клод вдруг сделала вид, будто вот-вот заплачет, и, повернувшись, поспешно вышла из комнаты.
– Она очень рассердилась на вас, – сказала я.
– На меня? А я думал, на вас.
– На нас обоих.
– Женевьева опять ведет себя очень плохо.
– Боюсь, что так. Это потому, что ей запретили ходить к Бастидам.
– А вы брали ее с собой, когда ходили в их дом?
– Да.
– Вы считаете это разумным?
– Одно время я считала это очень разумным. Ей не хватает общения со своими сверстниками. Девочка ее возраста должна иметь друзей. Но у нее их нет, и именно поэтому она такая непредсказуемая... с этими ее внезапными вспышками и бесконечными шуточками.
– Понятно. И вам пришла в голову идея познакомить ее с Бастидами?
– Да. И у Бастидов она всегда чувствовала себя очень счастливой.
– И вы тоже?
– Да, мне очень нравится общаться с ними.
– Жан-Пьер имеет репутацию человека очень... галантного.
– Ну и что? Галантность так же обычна в этой части страны, как виноград. – Разговор с графом придал мне силы и храбрости. Я чувствовала, что должна непременно выяснить, как он ко мне относится... и что представляют собой его чувства ко мне по сравнению с теми, которые он питает к Клод. – Но, может быть, действительно было бы лучше, если бы я уехала отсюда, – сказала я, – скажем... через две недели. К этому времени я закончу те картины, с которыми начала работать. Это очень обрадовало бы мадам де ла Таль, а поскольку Женевьева вряд ли сможет одна часто наведываться к Бастидам, проблема разрешится сама собой.
– Такая четкость в суждениях бывает не очень нужна в определенных жизненных ситуациях, мадемуазель Лоусон.
Я рассмеялась, а вслед за мной засмеялся и он:
– Ну а теперь, пожалуйста, не говорите больше об отъезде.
– Но мадам де ла Таль...
– Я сам улажу с ней эту проблему.
Он посмотрел на меня, и одно чудесное мгновение мне казалось, что с его лица наконец соскользнула маска. Оно как будто говорило, что мысль потерять меня столь же невыносима для него, как и для меня мысль о том, чтобы покинуть замок.
Когда в следующий раз мы встретились с Женевьевой, она выглядела очень угрюмой. Она заявила мне, что ненавидит весь мир. В основном же это относилось к женщине, которая называет себя тетя Клод.
– Она опять запретила мне ходить к Бастидам, мадемуазель. И на этот раз папа был заодно с ней. Он сказал, что я не должна туда ходить без его разрешения. А это значит, что я туда больше никогда не попаду... потому что он никогда не разрешит мне.
– Он разрешит. Если...
– Нет. Папа сделает то, что она ему велит. Так странно думать, что он может слушаться кого-то, – но это факт...
– Я думаю, вы ошибаетесь.
– Вы не знаете, мадемуазель. Иногда мне кажется, что вы не знаете ничего другого, кроме как говорить по-английски и быть воспитательницей.
– Воспитательницы должны сами знать массу вещей прежде, чем начнут кого-то учить.
– Не увиливайте от разговора, мадемуазель. Я сказала, что ненавижу всех в этом доме. В один прекрасный день я просто убегу отсюда.
Несколько дней спустя я встретила Жан-Пьера. Я была на прогулке одна, так как после нашего бурного разговора Женевьева избегала меня.
Увидев меня, он пустил лошадь галопом. Его лицо светилось явным удовольствием, которое он всегда проявлял при встрече со мной.
– Вы только посмотрите на виноград! – закричал он. – Видели ли вы такой еще когда-нибудь? В этом году у нас будет вино, достойное того, чтобы носить название этого замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92