– Садитесь, пожалуйста.
Граф пододвинул мне кресло, и, когда я села, он мог ясно видеть мое лицо, освещенное светом из окна, в то время как сам оставался в тени. Я почувствовала, что это не очень удачное начало.
– Когда мы виделись с вами в прошлый раз, вы выказали большое участие в моей дочери, – сказал он.
– Она меня очень интересует и беспокоит.
– Очень любезно с вашей стороны, особенно если учесть, что вы приехали сюда заниматься реставрацией картин. Можно подумать, что у вас слишком много свободного времени, раз вы тратите его на вещи, не имеющие к вам никакого отношения.
Ну вот, начинается. Значит, я трудилась недостаточно быстро. Моя работа его не удовлетворила. Сегодня после полудня я буду прощаться с замком точно так же, как вчера пришлось это сделать мадемуазель Дюбуа.
Ужасное уныние овладело мной. Уехав отсюда, я буду чувствовать себя очень несчастной, более несчастной, чем когда-либо в своей жизни. Мне никогда не забыть замок Гайяр. Эти воспоминания будут преследовать и мучить меня всю жизнь. И потом, я так хотела узнать всю правду о замке... о самом графе. Действительно ли он такое чудовище, каким считало его большинство людей. Был ли он таким всегда или стал только теперь?
Подозревает ли он, о чем я сейчас думаю? Очень внимательно посмотрев на меня, граф произнес:
– Не знаю, как вы отнесетесь к моему предложению, мадемуазель Лоусон, но единственное, в чем я уверен, так это в том, что вы ответите совершенно искренне.
– Я постараюсь не обмануть ваших надежд.
– Моя дорогая мадемуазель Лоусон, вам не придется стараться. Вы делаете все очень естественно, и это замечательное качество, которое, позвольте заметить, меня просто восхищает.
– Вы очень любезны. Прошу вас, скажите, что это за... предложение.
– Я понял, что образование моей дочери оставляет желать лучшего. Гувернантки – это всегда проблема. Многие ли из них берутся за работу потому, что чувствуют к ней призвание? Увы, нет. Большинство становятся гувернантками потому, что их самих ничему не научили, а они оказались вдруг в таком положении, когда им надо как-то зарабатывать себе на жизнь. Но это далеко не лучший способ, чтобы попробовать себя в одной из наиболее трудных и важных профессий. Вот в вашей, например, профессии необходимо дарование, призвание, талант. Вы сами художник...
– О нет... Я бы не стала претендовать...
– Художник по духу, – закончил он, и в его словах мне послышалась насмешка.
– Возможно, – холодно согласилась я.
– Вы так отличаетесь от бедных удрученных особ, которые приезжают учить наших детей. Я решил отправить свою дочь в школу. Вы были столь любезны, что хотели высказать некоторые идеи относительно ее правильного воспитания. Я вам буду очень признателен за беспристрастное мнение по этому поводу.
– Считаю, что это отличная идея, но все зависит от школы.
– Здесь не очень подходящее место для такого взвинченного ребенка. Вы согласны? Это хорошее место для историков, для тех, чьей страстью является архитектура, картины... или тех, кто сам пронизан старыми традициями, то есть связан с историей, сказали бы вы.
– Думаю, что вы правы.
– Я знаю, что прав. Я выбрал школу для Женевьевы в Англии.
– О!
– Вы, кажется, удивлены. А разве вы не считаете, что самые хорошие школы в Англии?
И снова мне почудилась легкая издевка, но я ответила вполне дружелюбно:
– Вполне возможно.
– Совершенно точно. Она там не только обучится языку, но и приобретет замечательное хладнокровие, которым вы, мадемуазель, столь богато наделены.
– Благодарю вас. Но она будет вдали от дома.
– От дома, в котором, как вы обратили мое внимание, она не слишком счастлива.
– Но она могла бы быть счастлива. Она способна на большую любовь.
Граф переменил тему разговора:
– Вы по утрам работаете в галерее, но во вторую половину дня свободны. Я очень рад, что вы пользуетесь нашими конюшнями.
Оказывается, он наблюдает за мной, подумала я. Знает, как я провожу свое время. Не трудно догадаться, что за этим последует. Он сейчас попросит меня оставить замок, как это уже проделал с мадемуазель Дюбуа. Моя дерзость оказалась для него столь же нетерпимой, как и ее некомпетентность.
Интересно, подвергал ли он ее такой же беседе? Он был явно из тех людей, кто любил помучить свою жертву прежде, чем убить ее. Мне вспомнилось, что однажды в этой библиотеке мне уже приходила в голову подобная мысль.
– Господин граф, – сказала я, – если вас не удовлетворяет работа, которую я проделала, скажите мне об этом. Я буду готова немедленно покинуть замок.
– Мадемуазель Лоусон, вы торопитесь. Я очень рад открыть в вас хотя бы этот недостаток, потому что, имея его, вы уже не являетесь совершенством. Совершенство – это так скучно! Я не говорил, что недоволен вашей работой. Наоборот, я нахожу ее великолепной. Даже как-нибудь зайду в галерею и попрошу вас показать мне, как вы достигаете таких изумительных результатов. А теперь позвольте сказать вам, что я надумал. Если моей дочери предстоит отправиться в Англию, она должна хорошо овладеть языком. Я не предполагаю, что она отправится в школу немедленно. Возможно, через год. А тем временем она будет заниматься с кюре. Он нисколько не хуже той гувернантки, которая только что покинула нас. Во всяком случае, должен быть не хуже, ибо просто не может быть хуже. Но меня больше всего беспокоит ее английский. До весны вы будете работать в галерее только по утрам. И у вас остается достаточно свободного времени. Поэтому я хотел бы спросить, не согласились бы вы взять на себя обучение Женевьевы английскому языку, когда не заняты картинами? Уверен, что при такой организации дела она могла бы многому научиться.
Я была настолько переполнена добрыми чувствами, что не могла вымолвить ни единого слова. Он быстро продолжил:
– Я не имею в виду, что вы должны привязать себя к классной комнате. Вы могли бы вместе кататься верхом... вместе гулять... Она знает основы грамматики. Во всяком случае, я хотел бы надеяться, что знает. Но ей очень нужна практика в разговорной речи и, конечно, необходимо поставить произношение. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да, понимаю.
– Вы, конечно, будете получать за это соответствующее вознаграждение. Но этот вопрос с вами обсудит мой управляющий. Так что вы скажете?
– Я... я с удовольствием принимаю ваше предложение.
– Прекрасно. – Он поднялся с кресла и протянул мне руку. Я подала свою, которую граф крепко пожал. Вряд ли когда-либо в своей жизни была так счастлива!
Неделю спустя, войдя в свою комнату, я обнаружила на кровати большую картонную коробку. Подумав сначала, что это какая-то ошибка, я вдруг увидела на крышке свое имя. А в самой нижней части этикетки был написан парижский адрес.
Я открыла коробку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Граф пододвинул мне кресло, и, когда я села, он мог ясно видеть мое лицо, освещенное светом из окна, в то время как сам оставался в тени. Я почувствовала, что это не очень удачное начало.
– Когда мы виделись с вами в прошлый раз, вы выказали большое участие в моей дочери, – сказал он.
– Она меня очень интересует и беспокоит.
– Очень любезно с вашей стороны, особенно если учесть, что вы приехали сюда заниматься реставрацией картин. Можно подумать, что у вас слишком много свободного времени, раз вы тратите его на вещи, не имеющие к вам никакого отношения.
Ну вот, начинается. Значит, я трудилась недостаточно быстро. Моя работа его не удовлетворила. Сегодня после полудня я буду прощаться с замком точно так же, как вчера пришлось это сделать мадемуазель Дюбуа.
Ужасное уныние овладело мной. Уехав отсюда, я буду чувствовать себя очень несчастной, более несчастной, чем когда-либо в своей жизни. Мне никогда не забыть замок Гайяр. Эти воспоминания будут преследовать и мучить меня всю жизнь. И потом, я так хотела узнать всю правду о замке... о самом графе. Действительно ли он такое чудовище, каким считало его большинство людей. Был ли он таким всегда или стал только теперь?
Подозревает ли он, о чем я сейчас думаю? Очень внимательно посмотрев на меня, граф произнес:
– Не знаю, как вы отнесетесь к моему предложению, мадемуазель Лоусон, но единственное, в чем я уверен, так это в том, что вы ответите совершенно искренне.
– Я постараюсь не обмануть ваших надежд.
– Моя дорогая мадемуазель Лоусон, вам не придется стараться. Вы делаете все очень естественно, и это замечательное качество, которое, позвольте заметить, меня просто восхищает.
– Вы очень любезны. Прошу вас, скажите, что это за... предложение.
– Я понял, что образование моей дочери оставляет желать лучшего. Гувернантки – это всегда проблема. Многие ли из них берутся за работу потому, что чувствуют к ней призвание? Увы, нет. Большинство становятся гувернантками потому, что их самих ничему не научили, а они оказались вдруг в таком положении, когда им надо как-то зарабатывать себе на жизнь. Но это далеко не лучший способ, чтобы попробовать себя в одной из наиболее трудных и важных профессий. Вот в вашей, например, профессии необходимо дарование, призвание, талант. Вы сами художник...
– О нет... Я бы не стала претендовать...
– Художник по духу, – закончил он, и в его словах мне послышалась насмешка.
– Возможно, – холодно согласилась я.
– Вы так отличаетесь от бедных удрученных особ, которые приезжают учить наших детей. Я решил отправить свою дочь в школу. Вы были столь любезны, что хотели высказать некоторые идеи относительно ее правильного воспитания. Я вам буду очень признателен за беспристрастное мнение по этому поводу.
– Считаю, что это отличная идея, но все зависит от школы.
– Здесь не очень подходящее место для такого взвинченного ребенка. Вы согласны? Это хорошее место для историков, для тех, чьей страстью является архитектура, картины... или тех, кто сам пронизан старыми традициями, то есть связан с историей, сказали бы вы.
– Думаю, что вы правы.
– Я знаю, что прав. Я выбрал школу для Женевьевы в Англии.
– О!
– Вы, кажется, удивлены. А разве вы не считаете, что самые хорошие школы в Англии?
И снова мне почудилась легкая издевка, но я ответила вполне дружелюбно:
– Вполне возможно.
– Совершенно точно. Она там не только обучится языку, но и приобретет замечательное хладнокровие, которым вы, мадемуазель, столь богато наделены.
– Благодарю вас. Но она будет вдали от дома.
– От дома, в котором, как вы обратили мое внимание, она не слишком счастлива.
– Но она могла бы быть счастлива. Она способна на большую любовь.
Граф переменил тему разговора:
– Вы по утрам работаете в галерее, но во вторую половину дня свободны. Я очень рад, что вы пользуетесь нашими конюшнями.
Оказывается, он наблюдает за мной, подумала я. Знает, как я провожу свое время. Не трудно догадаться, что за этим последует. Он сейчас попросит меня оставить замок, как это уже проделал с мадемуазель Дюбуа. Моя дерзость оказалась для него столь же нетерпимой, как и ее некомпетентность.
Интересно, подвергал ли он ее такой же беседе? Он был явно из тех людей, кто любил помучить свою жертву прежде, чем убить ее. Мне вспомнилось, что однажды в этой библиотеке мне уже приходила в голову подобная мысль.
– Господин граф, – сказала я, – если вас не удовлетворяет работа, которую я проделала, скажите мне об этом. Я буду готова немедленно покинуть замок.
– Мадемуазель Лоусон, вы торопитесь. Я очень рад открыть в вас хотя бы этот недостаток, потому что, имея его, вы уже не являетесь совершенством. Совершенство – это так скучно! Я не говорил, что недоволен вашей работой. Наоборот, я нахожу ее великолепной. Даже как-нибудь зайду в галерею и попрошу вас показать мне, как вы достигаете таких изумительных результатов. А теперь позвольте сказать вам, что я надумал. Если моей дочери предстоит отправиться в Англию, она должна хорошо овладеть языком. Я не предполагаю, что она отправится в школу немедленно. Возможно, через год. А тем временем она будет заниматься с кюре. Он нисколько не хуже той гувернантки, которая только что покинула нас. Во всяком случае, должен быть не хуже, ибо просто не может быть хуже. Но меня больше всего беспокоит ее английский. До весны вы будете работать в галерее только по утрам. И у вас остается достаточно свободного времени. Поэтому я хотел бы спросить, не согласились бы вы взять на себя обучение Женевьевы английскому языку, когда не заняты картинами? Уверен, что при такой организации дела она могла бы многому научиться.
Я была настолько переполнена добрыми чувствами, что не могла вымолвить ни единого слова. Он быстро продолжил:
– Я не имею в виду, что вы должны привязать себя к классной комнате. Вы могли бы вместе кататься верхом... вместе гулять... Она знает основы грамматики. Во всяком случае, я хотел бы надеяться, что знает. Но ей очень нужна практика в разговорной речи и, конечно, необходимо поставить произношение. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да, понимаю.
– Вы, конечно, будете получать за это соответствующее вознаграждение. Но этот вопрос с вами обсудит мой управляющий. Так что вы скажете?
– Я... я с удовольствием принимаю ваше предложение.
– Прекрасно. – Он поднялся с кресла и протянул мне руку. Я подала свою, которую граф крепко пожал. Вряд ли когда-либо в своей жизни была так счастлива!
Неделю спустя, войдя в свою комнату, я обнаружила на кровати большую картонную коробку. Подумав сначала, что это какая-то ошибка, я вдруг увидела на крышке свое имя. А в самой нижней части этикетки был написан парижский адрес.
Я открыла коробку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92