Я заметила, что на стене, покрытой клеевой краской, было что-то нацарапано. Присмотревшись более внимательно, я прочла: «Онорина – пленница».
Итак, я оказалась права: это была тюрьма. Здесь несчастную женщину держали против воли. Она была такой же, как и те, кто попал в подземную тюрьму замка...
Вдруг я услышала звук приглушенных шагов на лестнице. Но это не были шаги Женевьевы. Затем кто-то остановился по другую сторону двери. Тогда я быстро подошла к ней и рывком распахнула.
Женщина уставилась на меня широко открытыми недоверчивыми глазами.
– Мадемуазель, это вы? – вскричала она.
– Да, я ищу Женевьеву, мадам Лабисс, – ответила я.
– Я услышала, что кто-то ходит наверху, и очень удивилась... Вы нужны внизу. Конец очень близок.
– А Женевьева?
– Она прячется в саду.
– Понятно, – сказала я. – Женевьева не хочет видеть смерть. Я думала, что смогу найти ее в детской.
– Детские находятся этажом ниже.
– А эта... – начала я.
– Это комната бабушки мадемуазель Женевьевы. Я ухаживала за ней до самой ее смерти, – пояснила мадам Лабисс.
– Она была очень больна?
Мадам Лабисс сдержанно кивнула. По ее мнению, я была слишком любопытной, чтобы мне рассказывать что-нибудь еще. Она не выдавала секретов, ибо ей за это хорошо заплатили, и не собиралась рисковать своим будущим благополучием.
Женевьева действительно оказалась в саду. И только после того, как старик умер, решилась вернуться в дом.
Вся семья отправилась на похороны в Каррефур, которые, как я слышала, были организованы с подобающей такому событию пышностью. Я осталась в замке. Нуну не пошла тоже – у нее, как она заявила, случился очередной приступ мигрени, во время которого единственное, на что она была способна, так это лежать в постели. Я подумала, что участие в похоронах могло бы пробудить в ней слишком болезненные воспоминания.
Женевьева уехала в карете вместе со своим отцом, Филиппом и Клод. И, как только они отбыли, я пошла навестить Нуну.
Как я и ожидала, старушка не думала ложиться в постель. Я спросила, могу ли остаться и немного поболтать с ней.
Она ответила, что будет рада моему обществу, сварила кофе, и мы уселись друг против друга.
– Не думаю, что Женевьеве хотелось идти на похороны, – заметила я.
Нуну молча кивнула.
– Но ей положено. Она ведь растет, не нужно считать ее ребенком. Не кажется ли вам, что девочка стала более сдержанной? Менее подверженной этим странным срывам?
– Она всегда была достаточно спокойной, – солгала Нуну.
Я грустно посмотрела на нее, и она ответила мне столь же печальным взглядом. Сказать ей, что теперь мы могли бы отбросить притворство? Мне очень хотелось, чтобы мы перестали лицемерить друг перед другом.
– Когда я была последний раз в Каррефуре, я видела комнату ее бабушки. Она очень странно выглядит, – скорее напоминает тюрьму, и Онорина тоже так считала.
– Откуда вы знаете? – воскликнула Нуну.
– Бедняжка сама так считала.
Ее глаза округлились от ужаса.
– Она... сама сказала вам? Но как?..
– Нет-нет, Онорина не воскресла из мертвых. Просто нацарапала на стене: «Онорина – пленница». Она действительно была пленницей? Вы должны это знать. Вы же там жили.
– Она тяжело болела и должна была всегда находиться в своей комнате.
– Странная комната для больного человека... прямо под самой крышей. Это наверняка создавало массу неудобств для слуг...
– Вы очень практичны, мадемуазель, раз думаете о таких вещах.
– Я думаю, что слуги тоже думали об этом. Но почему она считала себя пленницей? Разве ей не разрешалось выходить?
– Она была больна.
– Но инвалиды не пленные. Нуну, расскажите мне правду. Я уверена, что это очень важно... для Женевьевы.
– Каким образом? К чему вы клоните, мадемуазель?
– Если я пойму, это даст мне возможность помочь Женевьеве, сделать ее счастливой. У девочки было не совсем обычное детство. Дом, где жила ее мать, потом замок, где выросла она сама, и, наконец, трагедия, случившаяся с Франсуазой. Вы же понимаете, как все это могло отразиться на ребенке, тем более таком впечатлительном.
– Я на все готова ради Женевьевы.
– Тогда, пожалуйста, расскажите мне то, что знаете.
– Но я ничего не знаю, ничего...
– Ведь Франсуаза писала об этом в своих книжечках. Вы дали мне прочесть их все?
– Она не рассчитывала, что кто-то будет читать их.
– Нуну, есть другие книжечки, в которых рассказано гораздо больше...
Она вздохнула и, взяв ключ из висевшей на поясе связки, подошла к буфету и открыла его. Затем достала одну книжечку и протянула мне. Я заметила, откуда она ее вынула. Там оставалась еще одна, последняя в стопке, и я надеялась, что получу и эту тоже, но напрасно.
– Когда прочитаете, сразу принесите мне, – предупредила Нуну. – И обещайте никому ее не показывать.
Я пообещала.
Эта записная книжечка была совсем иной: ее писала женщина, охваченная глубоким страхом. Она боялась своего мужа. Когда я читала, то никак не могла отделаться от чувства, что тайно проникаю в ум и сердце уже умершей женщины. И граф, несомненно, имел какое-то отношение к ее смерти... Что бы он обо мне подумал, если бы знал, чем я занимаюсь?
И все-таки я должна была прочитать до конца. С каждым днем моего пребывания в замке необходимость выяснить правду становилась для меня все более настоятельной.
«Я легла спать вчера вечером, молясь о том, чтобы он не пришел ко мне. В какой-то момент мне показалось, что я слышу его шаги, но это оказалась Нуну. Она знает, в каком я состоянии. Она все время рядом со мной... и молится за меня, я это тоже знаю. Я боюсь его. И он об этом догадывается, но не может понять почему. Другие женщины просто без ума от него. И только одна я боюсь его...
Сегодня я виделась с папой. Он посмотрел на меня так, будто пытался проникнуть в мой мозг, чтобы знать буквально о каждом мгновении моей жизни, но особенно об этом. «Как поживает твой муж?» – спросил он. А я заикалась и краснела, потому что знала, что он имел в виду. «Я слышал, у него есть другие женщины», – сказал он. Но я не ответила. Казалось, он остался доволен моим молчанием. «Пусть о нем позаботится дьявол, ибо Бог его не приемлет», – пробурчал он. И тем не менее папа был очень доволен тем, что у мужа есть другие женщины, и я знала почему...
Нуну тоже не спится. Она очень напугана. Я страшусь ночей. Мне так трудно бывает заснуть. А еще я часто просыпаюсь от страха, и мне кажется, что в комнате кто-то есть. Это какой-то ненормальный брак. Лучше бы я осталась маленькой девочкой, играющей в детской. Какое это было прекрасное время, пока папа не показал мне свое хранящееся в сундуке сокровище незадолго до маминой смерти. Лучше бы я никогда не стала взрослой. Но тогда у меня не было бы Женевьевы...
Сегодня Женевьева просто разбушевалась. И все потому, что Нуну не позволила ей гулять из-за легкой простуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92