Я готовилась о ярмарке и была рада тому, что Женевьева разделяет мое волнение и с удовольствием рассказывает о предыдущих.
– Знаете, мадемуазель, у нас никогда раньше не делали кружек с именами детей. Деньги, которые мы выручим, пойдут в монастырь. Я скажу матери-настоятельнице, что она должна быть вам благодарна.
– Не следует делить шкуру неубитого медведя, – напомнила я ей и добавила по-английски: – Цыплят по осени считают.
Женевьева задумчиво улыбнулась мне, и я знала, что она в этот момент подумала о том, что в любых ситуациях я веду себя как настоящая гувернантка.
Однажды после полудня, когда мы возвращались с прогулки верхом, мне в голову пришла идея как-то использовать ров. Я никогда не была там раньше, и мы решили вместе внимательно осмотреть его. Трава здесь была зеленой, сочной, и я решила, что здесь неплохо устроить ярмарочные павильоны и прилавки.
Женевьева признала идею великолепной.
– В этот раз все действительно будет по-другому, мадемуазель. Мы раньше никогда не использовали ров. Как здесь внизу тепло!
– Он защищен от всех ветров, – объяснила я. – Можете себе представить, как красиво будут смотреться наши павильончики на фоне серых стен.
– Прекрасно, установим их именно здесь. А вы не чувствуете себя здесь, внизу, как будто запертой, мадемуазель?
Я поняла, что Женевьева имеет в виду. Во рву было очень тихо, и расположенные совсем рядом высокие серые стены замка буквально нависали над нами.
Мы медленно шли вдоль стен, и я стала уже подумывать о том, что мое предложение установить прилавки и павильоны на неровной поверхности дна высохшего рва было опрометчивым, как вдруг увидела небольшой крест у подножия замка. Я указала на него Женевьеве.
Подойдя к кресту, она опустилась на корточки. И я последовала ее примеру.
– На нем что-то написано! – воскликнула Женевьева.
– «Фидель, 1747», – прочитала я. – Это могила... могила собаки.
Женевьева подняла на меня глаза. – Это было так давно! Забавно.
– Мне кажется, что это собака с той самой миниатюры, которую господин граф подарил мне на Рождество.
– Возможно. Фидель – какое милое имя!
– Хозяйка, наверное, его очень любила, раз похоронила как человека.
Женевьева кивнула.
– Ров оказался своего рода кладбищем. Думаю, что не надо устраивать ярмарку там, где погребен бедный Фидель. И вдобавок в этой высокой траве масса вредных насекомых.
Я не могла не согласиться с ней. Когда мы вошли в ворота замка, Женевьева сказала:
– Тем не менее я рада, что мы нашли могилу Фиделя, мадемуазель.
– Да, и я тоже.
Открытие ярмарки происходило в жаркий, солнечный день. Павильоны были расположены на одной из лужаек, и с раннего утра их владельцы уже раскладывали свой товар. Женевьева трудилась вместе со мной, стараясь придать нашему павильону привлекательный и нарядный вид. Она постелила на прилавок белую скатерть и с большим вкусом украсила его листьями прежде, чем мы расставили нашу разрисованную посуду. Все выглядело очаровательно, и я втайне была согласна с мнением Женевьевы, утверждавшей, что наш павильон будет самым симпатичным среди всех остальных. Мадам Латьер разместилась под тентом со своими закусками и прохладительными напитками. Среди выставленных на продажу товаров преобладали вышивки и вязаные изделия, были здесь и цветы из парков замка, торты, овощи, украшения и ювелирные изделия.
– Клод может составить нам конкуренцию, – сказала мне Женевьева, – ибо непременно выставит на продажу кое-что из своих нарядов, которых у нее несметное множество. И, конечно, каждый захочет купить платья, которые, как всем известно, были сшиты в Париже.
Местные музыканты под руководством Армана Бастида играли во второй половине дня. А когда начнет смеркаться, наступит время танцев.
Я действительно гордилась своими изделиями. Нашими первыми покупателями оказались дети Бастидов, которые удивленно ахали, находя на кружках свои собственные имена и считая это всего лишь случайным совпадением. Я принесла целую партию кружек, на которых не было никаких рисунков или надписей; заказов было хоть отбавляй.
Ярмарку открыл граф, что само по себе придавало ей особое значение. Это была первая ярмарка, которую он почтил своим присутствием после смерти графини. Кто-то заметил, что это можно считать знаменательным событием и что жизнь в замке теперь снова войдет в нормальную колею.
К нам заглянула Нуну и стала просить, чтобы я сделала кружку с ее именем. Я работала под голубым навесом и была рада жаркому солнцу, запаху цветов, звонкому гулу голосов и непрерывному смеху. Словом, я чувствовала себя счастливой.
Граф, проходя мимо, остановился понаблюдать за моей работой.
– О, папа, ну разве она не прелесть? – воскликнула Женевьева. – И так быстро все делает. Хотите кружку со своим именем?
– Да, конечно!
– Вашего имени на готовых кружках, похоже, нет. Вы не писали имя «Лотэр», мадемуазель?
– Нет, я не думала, что оно понадобится.
– И вы ошиблись, мадемуазель Лоусон.
– Да-да! – радостно согласилась Женевьева, как будто она, как и ее отец, была очень довольна тем, что я наконец-то допустила промах. – Тут вы ошиблись.
– К счастью, оплошность легко исправить, но, естественно, за солидное вознаграждение, – парировала я.
– Согласен.
Он облокотился на прилавок, пока я выбирала кружку.
– Какой цвет вы предпочитаете?
– Пожалуйста, выберите сами. Я уверен, что у вас прекрасный вкус.
Я внимательно посмотрела на него.
– Пурпур, я думаю, пурпур с золотом.
– Королевские цвета? – спросил он.
– Да, думаю, они будут наиболее подходящими. Собралась небольшая толпа, наблюдавшая, как я расписывала кружку для графа. То здесь, то там пробегал одобрительный шепот.
У меня возникло ощущение, будто голубой навес над нашим прилавком ограждает меня от всего неприятного. Да, в тот день я действительно была счастлива.
И вот кружка с его именем была готова – все буквы пурпурного цвета, надстрочный значок над предпоследней буквой и точка в конце имени – золотые. А затем, словно в каком-то забытье, нарисовала под его именем золотую королевскую лилию.
– Вот, – сказала я, – как раз то, что надо.
– Вы должны заплатить за это, папа.
– Если мадемуазель Лоусон назовет цену.
– Возьмите с него побольше, мадемуазель, прошу вас, ведь в конце концов это был специальный заказ.
Послышались возгласы изумления, когда граф бросил деньги в миску, которую Женевьева поставила на прилавок. Я была уверена, что он специально поступил так, чтобы собранная нами в пользу монастыря сумма была самой большой среди прочих пожертвований.
Женевьева так и сияла от удовольствия, не менее счастливая, чем я. Когда граф отошел, я увидела рядом с собой Жан-Пьера.
– Мне тоже хотелось бы иметь кружку, – сказал он, – и тоже с лилией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92