Я пододвинул табуретку поближе к огню, расстегнул куртку, чтобы удобнее было нагибаться, внимательно осмотрел сапог. Пошитый из мягкой юфти, он выглядел как хромовый, выгодно отличаясь от стандартных армейских кирзовых сапог, в которых ходили все летчики. «Ну, теперь живем!» - улыбнулся я про себя и сел.
Сбросить опостылевшую обувь, заново навернуть портянку и натянуть сапог было делом одной минуты. Я встал, притопнул ногой и даже причмокнул от удовольствия - сапог сидел на ноге как влитой.
- Ну как? - приподнял голову и посмотрел на мои ноги сапожник.
- Хо…
У-вах! У-вах! У-вах! - грохот первых взрывов, донесшийся со стороны находящихся рядом стоянок, прервал меня на полуслове. Дальше все слилось: гром одного взрыва - у-ва-у-вах! - накладывался на другой, где-то поблизости - тяф-тяф-тяф! - лаяли зенитки, сюда же вплетался - д-зинь! - звон разбитого стекла, и из-за плотно завешенного одеялом окна доносились крики людей. Стены здания ходили, как во время землетрясения. И среди этой какофонии звуков и впечатлений совсем по-домашнему прозвучал растерянный голос сапожника.
- Бомбят… - прошептал он, будто хотел сказать: «Гвоздей не хватило…» - и бросился к выходу.
- Куда?! Все равно не успеешь! - крикнул я, но того и след простыл.
Я аккуратно завернул портянку, натянул и правый сапог. Прозвучало еще несколько взрывов - дальше и дальше серия бомб уходила к центру аэродрома. Бомбили явно тяжелыми бомбами - более чем двухсотпятидесятикилограммовыми. Разрывы тех бомб я уже видел и слышал. Тут разрывы были много мощнее. Что об этом думать. Обутый в оба сапога, спустился вниз, вышел из дома. У подъезда толпились офицеры штаба, обсуждая бомбежку. Но она-то уже кончилась - «Хейнкели» уходили на запад. Быстро темнело, и идти на аэродром, смотреть результаты бомбежки не было смысла. Кстати, и все летчики потянулись со стоянок в столовую на ужин. Поужинав, вся первая эскадрилья отправилась «на свою базу» - хата, в которой она располагалась, находилась метрах в двухстах от того дома, в котором я только что переобулся, а затем и поужинал. Ночь прошла спокойно, а наутро, как обычно, все отправились на свою стоянку. Неподалеку от эскадрильской землянки мы обнаружили огромную воронку от взрыва авиабомбы. В нескольких метрах от края воронки стояла «Аэрокобра». Издали она казалась целой, подошли ближе.
- Ну и видик у этой «Бэллочки»! - пробормотал Архипенко. - Да у нее, здеся, целого места не осталось.
Действительно, хвост самолета был повернут на девяносто градусов, так что киль самолета мог бы служить стабилизатором, и наоборот.
Вся «Аэрокобра» выглядела как после длительной голодовки. Повсюду выступали ребра. Обшивка крыльев и фюзеляжа от взрывной волны провалилась, обозначив выступающие стрингера фюзеляжа, нервюры и лонжероны крыльев. Ни о каком ремонте не могло быть и речи. Целым остался только воздушный винт и мотор, да еще стойки шасси. Как ни странно, пневматики колес тоже не пострадали. В общем, для технического состава появился некоторый резерв запасных частей.
Летчики обошли все стоянки. От бомбежки сгорел один транспортный самолет «Ли-2» - «Дуглас», как его чаще называли. Еще одна тысячекилограммовая бомба прямым попаданием вдребезги разнесла «раму», которую я заметил еще при первой посадке на этот аэродром, но так и не удосужился сходить посмотреть ее поближе. Теперь-то уже смотреть было нечего. Этот день, пока не было вылетов, посвятили дальнейшему знакомству с аэродромом, посмотрели несколько «Ме-109» и «ФВ-190», изрядно побитых в воздушных боях и явно не прилетевших сюда, а привезенных с мест падения. Заглянули и в одиноко стоявший ангар. Там обнаружили новенький наш штурмовик «Ил-2». Он, очевидно, сел на вынужденную на вражеской территории, немцы привезли его сюда, подлатали, заново окрасили, намалевав при этом вместо-красных звезд свои черные кресты, окаймленные белыми полосами, а на киле - свастику. Однако полетать на нем гитлеровцы, по-видимому, не успели. Тем временем работники БАО обходя бетонированную взлетно-посадочную полосу, обнаружили почти точно в средней ее части третью тысячекилограммовую бомбу. Но она по счастливой случайности не взорвалась, а то бы ее взрыв надолго вывел из строя этот единственный действующий аэродром 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта. Говорили, что была еще бетонированная полоса в Миргороде, но так ли это, точно никто не знал. Во всяком случае, основная работа авиации фронта велась с Кировоградского аэродрома. Он располагался значительно ближе к действующим наземным войскам. Вот и последние дни летчики сто двадцать девятого гвардейского выполняли особое задание - прикрывали введенные в прорыв кавалерийские части - казаков. При этом требовалась особая точность и надежность прикрытия. Если танки горели, выходили из строя только при прямом попадании бомб или снарядов штурмовиков, то лошади гибли и от взрывной волны при достаточно близком разрыве бомбы. Прикрывать кавалеристов - это была адова работа для летчиков-истребителей. Они отвечали за каждого погибшего коня… Сразу поступали возмущенные отзывы кавалерийских командиров, телефонные звонки с укоризнами, телеграммы… а тут была реальная угроза прекращения всякого прикрытия и кавалеристов, и узкой перемычки Корсунь-Шевченковского котла у Звенигородки. Взрыв бомбы посреди полосы оставил бы фронт без аэродрома…
Сразу же послали запрос в штаб фронта с просьбой прислать саперов.
Саперы прибыли утром следующего, дня и сразу приступили к работе. Взрывать бомбу на месте нельзя. Это значило бы самим произвести разрушения, на которые и рассчитывал противник.
Стали бомбу откапывать. Оказалось, взрыватель сработал, а бомба все же не взорвалась! Саперы вывинтили взрыватель, из отверстия посыпался песок…
Тогда они вытащили бомбу из земли - поняли, что взрыва опасаться нечего, разрядили ее и там, в песке, обнаружили маленькую фанерную бирку, на которой коряво, путая русский и латинский алфавит, кто-то написал:
Nemezkie Komunisti делают все, что mogut….
Вот так впервые за войну я столкнулся с помощью немецких рабочих. В данном случае их помощь оказалась как нельзя более кстати…
Островок в парке старинном
Самолет неожиданно вырвался из сплошного месива влажного воздуха, мокрого разлапистого снега и тумана, выровнялся, пронесся немного над землей и приземлился возле командного пункта - в самом начале бетонки. Через некоторое время так же неожиданно появился и сел второй, третий, четвертый.
А ведь только несколько минут назад сам генерал Утин - командир корпуса - посоветовал им по радио: «Если не сможете зайти на бетонку, садитесь на фюзеляж». И попросил: «По возможности садитесь на летное поле».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60