Душно. Как вы спите в такой жаре?
- Приказ Фигичева, ничего не поделаешь, - сказал Лусто. - Здесь у нас событий навалом, пока ты отсутствовал. Ну об этом потом. Расскажи-ка о себе, как жив остался. Ведь все мы видели, что ты врезался в землю… Туда выехали несколько человек из штаба дивизии, похоронку уже успели на тебя отправить.
- Хотите знать, как я выжил? Слушайте…
Я подробно, во всех деталях рассказал о своем последнем боевом вылете, о том, как дрался сначала с парой «Мессеров», потом с шестью «Фоккерами», как был сбит и спасен артиллеристами, и, наконец, о долгом и трудном пути в полк.
Когда я упомянул о молчавшем передатчике, Лусто внезапно меня перебил:
- Об этом надо рассказать тебе особо. Мы-то с Федором не знали, что на твоей машине неладное с передатчиком, хотя потом начали догадываться. Приезжали Утин с Гореглядом и устроили нам разнос. Обвинили Федора в том, что он пустил бой на самотек, что ты самовольно покинул строй, бросив ведущего. Но сегодня с повинной явился наш радист сержант Широких. Оказывается, накануне вечером перед вылетом он все машины проверил, кроме твоей.
В предпоследнем вылете ты же «Пе-2» на разведку сопровождал. Передатчик у тебя был настроен на его волну. Он подошел к твоему самолету, а тот облеплен механиками. Волков ему сказал, мол, посиди минут десять, пока мы закончим. Он сел, а тут из соседней эскадрильи механик: «Пойдем в деревню, там самогон отменный». Ну он и пошел, решив, что утром перенастроит, а утром проспал с похмелья. Вот так. Теперь сидит на гауптвахте. Фигичев приказал дознание провести и передать дело в трибунал.
- Ну, пожалуй, с трибуналом это зря. Специалист-то он хороший. Да и зачем нам терять людей. Пусть на губе посидит и подумает. Как вы-то?
- Работы хватало. Сбили девятнадцать, потеряли двух вместе с тобой, ну а поскольку ты вернулся, значит, одного. Так что, кроме Королева, потерь в эскадрилье нет, а вот ЧП вчера было в полку…
- В чем дело?
- Представляешь, в лесу возле аэродрома, прямо напротив стоянки нашей эскадрильи, сконцентрировалась большая группа немцев. Видимо, хотели прорваться через линию фронта и наткнулись на аэродром. Судя по рассказам пленных, они собирались напасть на охрану и уничтожить самолеты, но их обнаружили. И знаешь кто?
- Кто?
- Наша оружейница Бурмакова.
- Что? Галка? Каким образом?
- Ночью куда-то ходила и напоролась на их охранение. Они начали стрелять. Тут же наши подняли всех, кто был с оружием, и к утру немцев в основном перебили, хорошо еще пехотинцы помогли. Галю нашли…
- Что с ней? - перебил я. - Жива?
- Пока да. Но врачи очень сомневаются… Две пули в грудь навылет и одна в ногу. Лежит в санбате, бредит, никого не узнает. Знаешь, Женя, она в бреду не раз твою фамилию называла…
Утром я поднялся вместе со всеми, Лусто, успевший куда-то сбегать, сказал:
- Спи. Архипенко сказал, чтобы тебя не беспокоили, отдыхай. Он и сам не пришел, чтобы не разбудить.
- Какой там отдыхай.. Надо доложить Фигичеву, что прибыл, повидаться с ребятами, Волковым…
- Фигичев уже знает о твоем возвращении, ребята тоже. В полку праздник.
- Ну вот, сам говоришь, праздник, а я - спи, отдыхай… Нет, я пойду…
Придя на стоянку, я не застал летчиков. Эскадрилья только что вылетела на боевое задание, но вокруг царило оживление. Первым подбежал Волков.
- Здравствуйте, товарищ командир, с возвращением вас!
- Здорово, Коля! Опять без машины остались…
- Ерунда. Главное, сами живы, а машина будет. Сегодня, говорят, будут к нам перегонять самолеты из соседней дивизии. Они получают новые, а нам свои отдают. Командир, вы о Гале слышали?
- Слышал, Коля. Жаль ее, хорошая дивчина…
- А она столько здесь перестрадала, когда услышала, что вы погибли. Ведь она любит вас, товарищ лейтенант.
- Откуда ты взял, старшина?
- Видно. Как она этого ни скрывала, а я заметил…
- Ну это ты брось! Какая может быть любовь? Война же идет…
Вокруг собрались все свободные механики и летчики соседних эскадрилий. Я поспешил сменить тему разговора, но решил все же зайти в санбат справиться о самочувствии Бурмаковой.
Весь день я не мог найти свободной минуты. Принимал поздравления, отвечал на вопросы, десяток раз рассказывал о событиях прошедших дней. Но, пожалуй, больше всего времени было потеряно на споры с командиром эскадрильи.
Едва прилетел Архипенко, я пошел на КП и стал проситься на задание. Но тот был неумолим.
- Нет, Жень. Сегодня, здеся, отдохни. Потом посмотрим. - Архипенко никогда не брал на задание только что пришедшего домой летчика, всегда давал ему денек отдохнуть.
- Что, летать хочешь? - спросил Фигичев.
- А как же!
- А рука как?
- Ерунда!.. - я пошевелил рукой. - Не больно даже.
- Тогда вот что: будешь перегонять самолеты. Тут недалеко. Километров десять. Туда на машине, оттуда на самолете. Идет?
- Ладно… - в моем голосе прозвучало откровенное разочарование. - Хоть это…
- И себе заодно самолет подберешь…
«Подберешь»! В этот день я перегнал три самолета. Один из них принял Волков. Дрянь, а не машина. Мощности почти выработавшего ресуре мотора едва хватало для взлета. Но выбора не было. Другие тоже не лучше…
Лишь поздно вечером выкроил я время зайти в медсанбат к Бурмаковой. Я понимал, что сделать это необходимо, ведь она была моей подчиненной. А кроме того, из головы не выходили слова Волкова: «Ведь она любит вас, товарищ лейтенант». Странно, но я этого не замечал…
Я подошел к бараку, в котором размещался лазарет, и остановился, слегка оробев. Как вести себя при встрече с Галей? Что говорить? О чем спрашивать? Каких-то несколько дней назад эти вопросы вообще не возникали, а сейчас… Вздохнув, пересек порог и оказался в небольшом освещенном помещении. Три молоденькие сестры о чем-то весело и оживленно переговаривались. Одна из них, завидев вошедшего летчика, смутилась, перестала смеяться и, приставив ладонь ко рту, строго прикрикнула на подруг. Те замолчали и удивленно уставились на лейтенанта широко раскрытыми глазами. «Видно, и сюда уже дошел слух о моем возвращении», - подумал я и, не обращая внимания на любопытные взгляды, спросил:
- Девчата, как мне пройти к Бурмаковой?
- Ой, девочки! - кокетливо присела та, что первой заметила мое появление. - Это же тот самый летчик, ей-богу! Скажите, ваша фамилия не Мариинский?
- Он самый, а что?
- Ничего, - смутилась она. - Просто мы много о вас слышали. Все только и говорят о том, как вы посадили горящий самолет немцам на голову…
Я рассмеялся.
- Кто вам наговорил такую чушь? Надо же - бабий телеграф. Чего только не выдумают. Ну, ладно, показывайте, где лежит Бурмакова.
Палата помещалась в конце коридора, и я, пока шел, все старался представить себе лицо Гали.
Странно, но я его совершенно не помнил, как будто видел его очень давно и совершенно забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
- Приказ Фигичева, ничего не поделаешь, - сказал Лусто. - Здесь у нас событий навалом, пока ты отсутствовал. Ну об этом потом. Расскажи-ка о себе, как жив остался. Ведь все мы видели, что ты врезался в землю… Туда выехали несколько человек из штаба дивизии, похоронку уже успели на тебя отправить.
- Хотите знать, как я выжил? Слушайте…
Я подробно, во всех деталях рассказал о своем последнем боевом вылете, о том, как дрался сначала с парой «Мессеров», потом с шестью «Фоккерами», как был сбит и спасен артиллеристами, и, наконец, о долгом и трудном пути в полк.
Когда я упомянул о молчавшем передатчике, Лусто внезапно меня перебил:
- Об этом надо рассказать тебе особо. Мы-то с Федором не знали, что на твоей машине неладное с передатчиком, хотя потом начали догадываться. Приезжали Утин с Гореглядом и устроили нам разнос. Обвинили Федора в том, что он пустил бой на самотек, что ты самовольно покинул строй, бросив ведущего. Но сегодня с повинной явился наш радист сержант Широких. Оказывается, накануне вечером перед вылетом он все машины проверил, кроме твоей.
В предпоследнем вылете ты же «Пе-2» на разведку сопровождал. Передатчик у тебя был настроен на его волну. Он подошел к твоему самолету, а тот облеплен механиками. Волков ему сказал, мол, посиди минут десять, пока мы закончим. Он сел, а тут из соседней эскадрильи механик: «Пойдем в деревню, там самогон отменный». Ну он и пошел, решив, что утром перенастроит, а утром проспал с похмелья. Вот так. Теперь сидит на гауптвахте. Фигичев приказал дознание провести и передать дело в трибунал.
- Ну, пожалуй, с трибуналом это зря. Специалист-то он хороший. Да и зачем нам терять людей. Пусть на губе посидит и подумает. Как вы-то?
- Работы хватало. Сбили девятнадцать, потеряли двух вместе с тобой, ну а поскольку ты вернулся, значит, одного. Так что, кроме Королева, потерь в эскадрилье нет, а вот ЧП вчера было в полку…
- В чем дело?
- Представляешь, в лесу возле аэродрома, прямо напротив стоянки нашей эскадрильи, сконцентрировалась большая группа немцев. Видимо, хотели прорваться через линию фронта и наткнулись на аэродром. Судя по рассказам пленных, они собирались напасть на охрану и уничтожить самолеты, но их обнаружили. И знаешь кто?
- Кто?
- Наша оружейница Бурмакова.
- Что? Галка? Каким образом?
- Ночью куда-то ходила и напоролась на их охранение. Они начали стрелять. Тут же наши подняли всех, кто был с оружием, и к утру немцев в основном перебили, хорошо еще пехотинцы помогли. Галю нашли…
- Что с ней? - перебил я. - Жива?
- Пока да. Но врачи очень сомневаются… Две пули в грудь навылет и одна в ногу. Лежит в санбате, бредит, никого не узнает. Знаешь, Женя, она в бреду не раз твою фамилию называла…
Утром я поднялся вместе со всеми, Лусто, успевший куда-то сбегать, сказал:
- Спи. Архипенко сказал, чтобы тебя не беспокоили, отдыхай. Он и сам не пришел, чтобы не разбудить.
- Какой там отдыхай.. Надо доложить Фигичеву, что прибыл, повидаться с ребятами, Волковым…
- Фигичев уже знает о твоем возвращении, ребята тоже. В полку праздник.
- Ну вот, сам говоришь, праздник, а я - спи, отдыхай… Нет, я пойду…
Придя на стоянку, я не застал летчиков. Эскадрилья только что вылетела на боевое задание, но вокруг царило оживление. Первым подбежал Волков.
- Здравствуйте, товарищ командир, с возвращением вас!
- Здорово, Коля! Опять без машины остались…
- Ерунда. Главное, сами живы, а машина будет. Сегодня, говорят, будут к нам перегонять самолеты из соседней дивизии. Они получают новые, а нам свои отдают. Командир, вы о Гале слышали?
- Слышал, Коля. Жаль ее, хорошая дивчина…
- А она столько здесь перестрадала, когда услышала, что вы погибли. Ведь она любит вас, товарищ лейтенант.
- Откуда ты взял, старшина?
- Видно. Как она этого ни скрывала, а я заметил…
- Ну это ты брось! Какая может быть любовь? Война же идет…
Вокруг собрались все свободные механики и летчики соседних эскадрилий. Я поспешил сменить тему разговора, но решил все же зайти в санбат справиться о самочувствии Бурмаковой.
Весь день я не мог найти свободной минуты. Принимал поздравления, отвечал на вопросы, десяток раз рассказывал о событиях прошедших дней. Но, пожалуй, больше всего времени было потеряно на споры с командиром эскадрильи.
Едва прилетел Архипенко, я пошел на КП и стал проситься на задание. Но тот был неумолим.
- Нет, Жень. Сегодня, здеся, отдохни. Потом посмотрим. - Архипенко никогда не брал на задание только что пришедшего домой летчика, всегда давал ему денек отдохнуть.
- Что, летать хочешь? - спросил Фигичев.
- А как же!
- А рука как?
- Ерунда!.. - я пошевелил рукой. - Не больно даже.
- Тогда вот что: будешь перегонять самолеты. Тут недалеко. Километров десять. Туда на машине, оттуда на самолете. Идет?
- Ладно… - в моем голосе прозвучало откровенное разочарование. - Хоть это…
- И себе заодно самолет подберешь…
«Подберешь»! В этот день я перегнал три самолета. Один из них принял Волков. Дрянь, а не машина. Мощности почти выработавшего ресуре мотора едва хватало для взлета. Но выбора не было. Другие тоже не лучше…
Лишь поздно вечером выкроил я время зайти в медсанбат к Бурмаковой. Я понимал, что сделать это необходимо, ведь она была моей подчиненной. А кроме того, из головы не выходили слова Волкова: «Ведь она любит вас, товарищ лейтенант». Странно, но я этого не замечал…
Я подошел к бараку, в котором размещался лазарет, и остановился, слегка оробев. Как вести себя при встрече с Галей? Что говорить? О чем спрашивать? Каких-то несколько дней назад эти вопросы вообще не возникали, а сейчас… Вздохнув, пересек порог и оказался в небольшом освещенном помещении. Три молоденькие сестры о чем-то весело и оживленно переговаривались. Одна из них, завидев вошедшего летчика, смутилась, перестала смеяться и, приставив ладонь ко рту, строго прикрикнула на подруг. Те замолчали и удивленно уставились на лейтенанта широко раскрытыми глазами. «Видно, и сюда уже дошел слух о моем возвращении», - подумал я и, не обращая внимания на любопытные взгляды, спросил:
- Девчата, как мне пройти к Бурмаковой?
- Ой, девочки! - кокетливо присела та, что первой заметила мое появление. - Это же тот самый летчик, ей-богу! Скажите, ваша фамилия не Мариинский?
- Он самый, а что?
- Ничего, - смутилась она. - Просто мы много о вас слышали. Все только и говорят о том, как вы посадили горящий самолет немцам на голову…
Я рассмеялся.
- Кто вам наговорил такую чушь? Надо же - бабий телеграф. Чего только не выдумают. Ну, ладно, показывайте, где лежит Бурмакова.
Палата помещалась в конце коридора, и я, пока шел, все старался представить себе лицо Гали.
Странно, но я его совершенно не помнил, как будто видел его очень давно и совершенно забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60