— Ма-ма! — отчетливо произнесла Катя, глядя на нее. И замолчала.
Вместо ответа, Нина обхватила мужа одной рукой, прошептала пересохшими губами:
— Я… Я больше никогда не оставлю вас. Никогда! Как ей хотелось самой верить в это!
Глава 5
— Мам, я буду тебе деньги высылать, ты не сомневайся, — обещала Нина, стоя на платформе возле готового тронуться поезда. — На первое время хватит, а потом я еще вышлю, когда заработаю.
Горестно вздохнув, мать поправила платок на чернявой, обметанной буйными кудрями голове внучки.
— Ладно, проживем как-нибудь. — Она расстроенно шмыгнула носом и спросила с обидчивой дрожью в голосе:
— А Юрка-то что?
— Что Юрка?
— Он деньги на ребенка думает высылать? Его ж ребенок!
— Ой, мам, не знаю. — Нина нервно дернула плечом. — Я с ним даже не разговаривала. Вещи собрала, Катьку в охапку — и ну бежать, пока он не вернулся. Ну его! Опять начнет ныть, канючить… А то еще с кулаками бросится.
Так легче.
— Ну и оставила бы Катьку ему, — ворчливо проговорила мать. — Мы с твоей бабкой немолодые, чтобы дите поднимать, силы уже не те.
— Ты что, мам? — взвилась Нина. — Я уже оставляла ее… Приехала, а она грязная вся, чуть не во вшах ползает. А еще мать Юркина… Знаешь, как она его против меня настраивает?
— Вот пусть бы и нянчилась.
— Как же, будет она! Да она из своей Калиновки на один день приедет, молока вонючего деревенского привезет, меня попилит — и обратно. У нее, мол, в колхозе дел невпроворот. Не-ет, ей я ребенка ни за что не отдам!
— А может, нужно было официально оформить? — спросила мать. — Ну, алименты там, как полагается. По закону все, по справедливости.
— Да какие, мам, у него алименты, а? Копейки! Стипендия — слезы одни. Я уж лучше сама заработаю. Лучше по ночам полы мыть, чем с ним жить.
— Ну как знаешь, — устало выдохнула мать.
Нина быстро чмокнула дочь и ласково защебетала ей:
— Ты моя маленькая… Ты будешь за мамой скучать? Конечно будешь! Вот мама закончит институт и тебя заберет, обязательно заберет!
Мать громко всхлипнула и приложила концы белого, с узором из мелких красных роз платка к глазам.
— Ты уж, Нинка, того, — давя обильные слезы, проговорила она тонким плаксивым голосом. — Это…
— Что, мам, «того, это»?
— Ты с мужиками это… Поосторожнее.
— Да ты что, мам?
— Не мамкай мне! Слыхали мы про ваши съемки, свальный грех один… Ты себя блюди. Хватит нам уже одного, который алименты платить не хочет…
— Да ты что-о, мама? — возмущенно начала было Нина, но проводница, перекрикивая вокзальный гомон зычным, хорошо поставленным голосом, возвестила:
— Поезд отправляется! Пассажиры, займите свои места!
Нина прыгнула в вагон, дергавшийся и скрипевший, будто грозивший развалиться.
— Молока сырого ей не давай, — кричала она в открытую дверь вагона, — у нее от молока поно-ос! И конфетами больно не балу-уй!
Она еще долго кричала, пока поезд, постепенно набирая ход, не ускорился и голос ее не затерялся в железном лязге отбывающего состава.
— Да уж, — всхлипывая, проговорила мать, плача быстрыми стариковскими слезами. — Не дурнее некоторых… Троих детей вырастила, знаю, что делать… — Она, горестно вздыхая, опустила ребенка на землю и протяжно произнесла:
— Ну что, Катька, пошли домой?
Восстановившись в институте, Нина вновь поселилась в общежитии с верной Кутьковой, восторженно принявшей возвращение подруги. Лена упоенно трещала, взахлеб сообщая новости, сплетни и происшествия, которых Нина была лишена в течение полутора долгих и, как она считала, бесплодных лет.
— Тарковский, помнишь его? Сейчас собирается снимать «Андрея Рублева».
Говорят, шикарная вещь. Сценарий в «Искусстве кино» печатали. И ты знаешь, там есть роль Маруси, которая ходит по Руси и пишет иконы…
— И что?
— Эта роль прямо для тебя! Советую попробовать… А Тарабрин-то…
Помнишь этого скуластого? Уже вышел в производство, со своими сценариями. Сам и снимает. Женился на какой-то библиотекарше…
— Что он? Все пописывает свои дурацкие рассказики?
— Наверное.
— А Валя Лапин? А Ляля Козлова?.. У них был такой сумасшедший роман, кто бы мог подумать…
Они проболтали всю ночь напролет. Нине казалось, будто Она вырвалась из безвоздушного пространства, в котором обитала долгих два года, и вновь вернулась в родную стихию.
А дальше потекла знакомая, чертовски интересная жизнь. Кутькова, как и раньше, преданно служила своей подруге, готовила обед и следила за ней, как старшая сестра. А Нина купалась в веселой студенческой атмосфере. Она вновь превратилась из замужней женщины, матери двухлетнего ребенка, в бесшабашную девчонку с удивленно распахнутыми, серыми, как северное море, глазами. Точно не было этих ужасных двух лет!
При виде на улице хорошенькой девочки, похожей на дочь, сердце ее мучительно сжималось. Нина опускалась на корточки и со слезами на глазах говорила ребенку несколько ласковых слов, от которых у нее самой переворачивалось сердце. «Надо обязательно съездить в Ленинград, — думала она, — обязательно!» А потом вспоминала, что денег у нее нет и не предвидится, даже на билеты, что надо бы послать матери хоть несколько рублей, а потом опять все наваливалось — учеба, встречи с друзьями и суматошная, суетливая жизнь, не оставляющая ни секунды на раздумья… И щемящая волна бесследно отступала.
Зимой приехал Юра. Он казался худым и усталым, утомленное лицо было обметано трехдневной колючей щетиной. На нем было кургузое пальто неприятного коричневого цвета с цигейковым воротником и засаленная кроличья шапка на макушке. Нина смотрела на него и с удивлением думала о том, что этот человек, чужой и ненужный ей, все еще ее муж и даже может иметь на нее какие-то особые права.
— Ну ты как? — спросил Юра, пристально глядя на жену. — Учишься?
— Учусь, — буркнула в ответ Нина. Они помолчали.
— Катя как?
— Она у мамы, — ответила Нина и, словно оправдываясь, быстро заговорила:
— Ты не думай, ей там хорошо, все условия… Бабушка моя, хоть и старенькая, за ней хорошо смотрит.
— А что ж ты сбежала от меня? — упрекнул Юра. — И дочь увезла.
В глубине души Нина все время подсознательно ждала этого упрека. Она нервно дернула плечом и с вызовом заметила:
— Ты меня все равно не отпустил бы.
— Одну — отпустил бы, — возразил Юра. — На все четыре стороны. А ребенок тебе зачем? Я бы ее в деревню к матери отвез, все ж лучше, чем в городе. Молоко свое, фрукты, свежий воздух…
— А что ей там делать, в деревне? Коровам хвосты крутить? — насмешливо спросила Нина. И оборвала саму себя:
— Что сделано, то сделано. Ребенок должен быть возле матери. Отец, в сущности, ни к чему.
— Ну и где же она? — Юра даже огляделся в мнимом удивлении.
— Ну, не в общагу же Катьку тащить! — окрысилась Нина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116