— Обычно, — холодно отвечала Катя. — Ничего особенного. Хотя особенное-то как раз между ними было… Как часто по ночам ей вспоминались ласковые поцелуи Поля, чудились его объятия, как часто в темноте звучали его восхищенные слова! Сердце девушки сжималось оттого, что все это ушло в прошлое и больше никогда не повторится. Он уедет домой и женится на своей юридической невесте с обрезанным клитором, на живой машине для производства африканских одинаково-шоколадных детей. Интересно, а какие у них, Кати и Поля, были бы дети?
После выпускных экзаменов в школе отец самолично отнес ее документы в институт легкой промышленности. Катя вроде бы не возражала. Она была необыкновенно покорна и тиха, пока… Пока из Москвы не позвонила далекая мать.
— Ну что там у вас с этим африканцем? — спросила она у отца. — Скажи ей, чтобы она перестала дурить, а не то…
Что будет в случае, если дочь «дурить» не перестанет, она не уточнила.
Но Кате было достаточно и этих немногих слов. Ее показное смирение мгновенно улетучилось, и она вспыхнула как порох.
— А он очень черный, этот ее… этот жених? — продолжала расспросы мать. — Африканцы бывают не очень черные, почти светлые.
Внутри у Кати все бурлило и клокотало. Какое право она, эта чужая и враждебная женщина, имеет судить ее жизнь? Если бы она, Катя, внезапно сдохла, мать бы только вздохнула с облегчением. Как же, ведь дочь своей связью может запятнать ее звездные одежды. Ну хорошо же! Посмотрим, что она скажет потом!..
Катя тишком отправилась в институт легкой промышленности и забрала документы. И тут же отнесла их в институт театра и кино на актерское отделение.
Там учился ее отец, там его хорошо знают, там, может быть, у нее появится реальный шанс выдвинуться, думала она. Ей бы только прорваться в ряды студентов, а уж блистать она будет обязательно — в этом не было ни малейшего сомнения!
Честно говоря, артисткой ей становиться совершенно не хотелось. В глубине души она не любила стоять на сцене, ей не нравилось ощущать на себе жадные ощупывающие взгляды зрителей. Если вдруг ошибешься, У Кати потемнело в глазах. Она еле нашла в себе силы сдержаться.
— Пятьдесят, — предложила она, уже ни на что не надеясь.
— Взять, что ли, своей девчонке, — ехидно произнес Пыря, протягивая руку. — А то еще удерет от меня к негру. — А потом добавил по-хозяйски:
— Ладно, и двадцати пяти тебе хватит…
Через сутки Катя уже тряслась в общем вагоне московского поезда. Она надеялась, что ее жизнь теперь начнется набело, с чистого листа. Свое прошлое она ненавидела так же сильно, как себя саму или свою мать. Внутри нее все было мертво от этой испепеляющей ненависти.
Глава 3
Сомнений не было — только ВГИК, только кино! Никаких театров, никаких Щепок и Щук! В то, что Катя обязательно поступит, она не сомневалась. Недаром она дочь артистов, должна же в ней быть актерская жилка. Все способности заложены на генетическом уровне!
Отец с мачехой ничего не знали о ее планах — будет с них и записки, скупыми словами без сантиментов извещавшей об отъезде.
«Когда поступлю, тогда расскажу», — решила Катя. Зачем ей лишний раз выслушивать их упреки и нравоучения? Потом, уже в качестве триумфатора, она снисходительно примет родительские поздравления.
Толпа юношей и девушек, жаждавших стать артистами кино, нервно тряслась перед дверью, где заседала приемная комиссия.
— Такой седой, с усами — это Шахворонский, — шептали знающие люди из числа абитуриентов со стажем. — Он любит, чтобы абитуриент был с биографией, а не со школьной скамьи. А беленькая, крашеная блондинка — это Савостина. Она всех блондинок режет на вступительных.
Катя с облегчением подумала, что, слава Богу, она не блондинка, и тут же пожалела, что у нее нет «биографии».
— А это Заготник… Он, между прочим, вместе с самим Высоцким на Таганке играл. А тот старичок с лысиной, видишь? Это Машин-Карцев, это он сейчас курс набирает. Последнее слово за ним, как скажет, так и будет.
— А он каких любит?
— Некрасивых, — убедительно ответил очкастый знайка и подвел мощную доказательную базу под свои слова:
— Я уже пятый раз поступаю, я знаю.
Катя вздохнула: а вдруг она покажется Машину-Карцеву красивой? Тогда не видать ей студенческого билета как своих ушей! И ей впервые в жизни захотелось стать «характерной» дурнушкой, не претендующей на роли холодных красавиц.
Впрочем, до «холодной красавицы» ей было тоже далеко. Кто из нас в юности не кажется очаровательным?
Она смело шагнула вперед, когда выкрикнули ее фамилию.
— Екатерина Юрьевна Сорокина, из Киева, — задумчиво произнес мужчина лет сорока с зачатками бороды на обметанном красной сыпью подбородке. Лицо его показалось девушке смутно знакомым. Тоже, наверное, знаменитый артист. — Скажите, ваш отец — Юрий Сорокин с Довженко?
Катя насупила брови и вызывающе ответила:
— Нет, я сирота. Меня воспитывала бабушка.
— Ну хорошо, Екатерина Юрьевна, — пожал плечами бородатый. — Что вы нам приготовили?
— Лермонтов, «Мцыри».
Катя задрала подбородок, готовясь разразиться стихами. Она любила Лермонтова и отлично читала его. Отец ей всегда об этом твердил. Лермонтов казался ей похожим на нее саму: гордый, замкнутый внешне и ужасно обаятельный внутри, так и не понятый при жизни. Его тоже растила бабушка, его тоже рано оставила мать, отойдя в мир иной.
— «Я мало жил, я жил в плену, таких две жизни за одну, но только полную тревог, я променял бы, если б мог. Я знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть…» — Катя умело усилила напор звука. Ее трепещущий голос разнесся по аудитории, отдаваясь эхом в дальних углах.
Она тоже мало жила, она жила, словно в плену, и тоже променяла бы свою ужасную семнадцатилетнюю жизнь на жизнь, полную тревог. Она тоже знала лишь одну пламенную страсть — к Полю, и одна лишь дума владела ею теперь — стать актрисой и затмить своим сиянием имя матери.
— Спасибо, — оборвал ее тот самый старичок с лысиной из приемной комиссии, который славился нелюбовью к красавицам.
Направляясь к двери, Катя услышала приглушенный шепоток:
— Есть темперамент…
— Слишком надрывно…
В коридоре ее обступила возбужденная толпа.
— Ну что?
Девушка с видимым равнодушием пожала плечами и отправилась в курилку под лестницей. Там смолили сигареты два долговязых парня.
— На актерский поступаешь? — спросил у нее тот, что был с соломенными патлами, торчащими во все стороны.
— Конечно на актерский, — не дождавшись ответа, усмехнулся второй, южного типа, пухленький и смуглый, с сизыми от бритья щеками. — Все хорошенькие девушки стремятся на актерский, будто там медом намазано. А вот в сценаристы одни мужики идут… — демонстративно вздохнул он, кося на Катю страстным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116