Я живо представил себе злого, третий час не менявшегося на «покурить» Прощая, хмуро топчущегося на зоне, и хитроумного Виктора Карловича, вознамерившегося на халявку украсить свою недвижимость изящной вязью. Ай, жирняво!
– Наличники?! – притворно удивился я. – Хуясе! Ну а ты чего?
Леха, воспроизводя сцену своей беседы с Витей, негромко, но очень внушительно проговорил:
– Я щас тебе, блин, всю жопу наличниками заколочу, мудило!
При этих словах он скорчил совершенно зверскую рожу.
– Молодец, Леха! – похвалил его я. – Это ты правильно сказал.
Илюху я сам вызвал на откровенный разговор. Ему надо было вкратце напомнить о сути вопроса, так как в вереницах зеленых собак, плывущих по оранжевому небу он мог просто не обратить внимания на Виктора Карловича, или отнестись к нему как к прихотливой галлюцинации, как к сумбуру случайных мутных пятен.
– Илюш, – говорю, – ничего такого не случалось в последнее время?
– А что должно было случиться? – вопросом на вопрос ответил задумчивый Кропачуха.
– Ну… – я неопределенно повертел ладошкой. – Витя Курочкин к тебе не подходил, например?
– Какой Витя, Фил? – по-прежнему ничего не понимал Илюха.
– Да новый такой дядя. С бородой…
Илюха, уперев взгляд в одному ему видимую точку пространства, надолго задумался. Я уже было решил, что парниша вознесся вместе с зелеными собаками в оранжевое небо, когда он вдруг расплылся в мечтательной улыбке:
– Фил, это ведь ты ему натер, будто я уток развожу?
– Я, – пришлось сознаться мне.
– Кру-у-уто! – протянул Илюха и воспарил в астрал.
Я похлопал его по плечу и пошел своей дорогой.
Получалось, что Виктор Карлович, потерпев неудачу с Егоровым, попытал еще счастья с мнимым утководом Илюшей. Феноменально…
Встреча с самим Витей была эмоциональной. Он подбежал ко мне и неумело ёрничая, стал ожесточенно трясти руку.
– А-а-а! – загундосил Курочкин. – Вот и Фил – любитель уток!
Я мягко, но, решительно высвободившись из его цепкого рукопожатия, холодно парировал:
– Если вы больны, друг мой, то полечитесь. О каких таких курицах вы изволите тут мемекать?
– Утках… – уже не так уверенно поправил меня Витя. – Ну как же… Ты же говорил…
За его спиной Иван Иваныч выразительно покрутил пальцем у виска. Я только пожал плечами, мол, человек слишком много работает, притомился.
Второй раунд укрощения Виктора Карловича Курочкина был чистой воды экспромтом. Обстоятельства повернулись таким боком, что не использовать их я просто не имел права.
Предысторией явилась благотворительная акция некой крупной фирмы, направленная на поддержание угасающей жизни в несчастных сотрудниках Третьяковской галереи. Речь, конечно же, не идет о сотрудниках «Куранта» – передохни мы хоть все до единого, никто бы и пальцем не шевельнул. Дары предназначались кадровому третьяковскому составу: смотрителям, экскурсоводам, научным работникам.
Конкретно помощь выражалась в грузовике просроченного мороженого, состоявшего сплошь из загустителей, эмульгаторов и ароматизаторов, идентичных натуральным, а также в нескольких ящиках такого же дрянного, откровенно химического происхождения шампанского. Кажется, дело было под Новый год – всем хотелось быть добрыми.
Грузовик, значит, приехал, а разгружать его некому. По странному обычаю помочь с разгрузкой, а точнее взять ее целиком на себя, администрация настоятельно попросила бодрых секуритати, то есть «Курант». Е.Е. Барханов, являясь мужчина исключительной душевной широты, редко отказывал в подобных просьбах. Вернее сказать, не отказывал никогда.
В результате «Курант» носил стулья на левые концерты пианиста Плетнева, «Курант» передвигал монументальные скульптуры, «Курант» вешал и снимал картины, «Курант» вообще много и охотно занимался совсем не своими делами. Хорошо еще, что ни разу не поступало предложений вымыть полы или расчисть от снега Лаврушинский переулок – добряк Е.Е. и на эти святые дела выделил бы бойцов.
Лично меня всегда занимала и одновременно удивляла та необыкновенная отзывчивость, с которой наш начальник откликался на все эти призывы о помощи. Я вовсе не против помогать кому-либо, я просто не люблю делать это по принуждению, и вдобавок регулярно выполнять чью-то постороннюю работу, что называется «за спасибо», а то и вовсе без оного.
Понятное дело, Е.Е. желал иметь задушевные отношения с третьяковской администрацией, ошибочно полагая, что это может как-то положительно сказаться на перечислении зарплаты в срок. Ну или хотя бы с опозданием не более двухмесячного. Во всяком случае, он именно этим соображением урезонивал борцов за социальную справедливость.
Слабость доктрины «мы на них батрачим – они нам платят деньги» была слишком очевидна. Все доводы нашего лидера разбивались о неприглядную действительность: батрачить-то мы батрачили исправно, а вот бабла по три месяца не видали. Ну так, тем более, сложно было понять, какое отношение вся эта полюбовность имеет ко мне или любому другому курантовцу!
Впрочем, в описываемом случае на разгрузку мороженого вызвались Олег и Ваня – два наших неутомимых подхорунжих. А они не такие люди, чтобы спокойно проходить мимо целого грузовика мороженого. Невзирая на то, что я уже написал про Олега и Ваню, а также на то, что еще напишу, невозможно отрицать той по-настоящему трогательной заботы, которую они периодически проявляли о своих бедных товарищах по оружию.
Например, получая какие-то наличные за разнообразные халтуры, старшие сотрудники непременно ставили личному составу пару бутылочек доброй водки «Мордовская», что само по себе есть, конечно же, бесспорный факт проявления благородства.
Так и в эпизоде с грузовиком мороженого. Уперев при разгрузке два ящика, они честно принесли их в дежурку, и вся смена немедленно обожралась подозрительным продуктом. Все причем поругивали мороженое за скверное качество и ярко выраженный одеколонный привкус, но наминали его за милую душу. Что поделать, сотрудник «Куранта» почти всегда был голоден и озлоблен на жизнь.
А я в тот день был в так называемом «резерве». Резерв – это счастливый билет сотрудника, вытянув который он мог на весь день забыть о непрерывном и одуряющем коловращении по зонам. По сути, резервный выполнял работу старшего, но без ее административной составляющей. Сходить раз в два часа подменить кого-нибудь минут на двадцать – вот и вся резервная петрушка.
Что интересно, резерв был неодинаково доступен для всех. Некоторые сотрудники могли отработать год и более, так и не познав его прелестей, другие же из него не вылезали месяцами. Чем руководствовалось начальство, назначая того или иного рядового в резерв, было полнейшей загадкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104