Ох, уж эти мне дантесы, мать их… Но мы отвлеклись, дорогой друг. Аллё, дорогой друг! Ну-ка, на место! Далеко собрался? Еще сто с лишним страниц впереди.
Итак, оценив водоизмещение дядиного дебаркадера как вполне подходящее, Е.Е. остался доволен транспортом. И перенаправил свою административную энергию в другие русла: заготовка провизии, созвон с принимающей стороной, прочие нужные организационные мероприятия.
Сергей Львович, по положению вроде бы как второй человек после командора Е.Е., предельно четко обозначил свою роль в предстоящем приключении:
– Как только выедем из Москвы, сразу напьюсь водки и буду спать до самого Киева.
Известие о том, что пункт назначения вовсе не Киев, а Минск его ничуть не смутило и не расстроило.
– В Минск так в Минск, мне насрать, – философски заметил по этому поводу наш начальник смены. – Все равно напьюсь водки.
Сомневаться в серьезности намерений Сергея Львовича не приходилось. Он самым решительным образом самоустранился от административного, хозяйственного и какого-либо еще участия в подготовке похода и его планировании.
Валерьян и Олег при всем своем желании не могли оказать хоть сколько-нибудь существенного влияния на ход событий. Их мнение просто никого не интересовало. Другое дело Михаил Борисович, вот уж кто был не в силах остаться в стороне! Он подолгу (и исключительно в рабочее время) обсуждал с Е.Е. маршрут экспедиции.
Склонясь над картами и атласами автомобильных дорог, они часами о чем-то перешептывались, время от времени оглашая мрачные своды дежурки короткими восклицаниями. Гулко сталкиваясь лбами, разработчики боролись за цветные карандаши, разбросанные по столу. Синим карандашом помечались заправочные станции и постоялые дворы, а красным – посты ГАИ. Кто первым заметил, тот и имел право поставить кружочек соответствующего цвета.
Детализация плана была потрясающей. Ведь это только на первый взгляд так просто на исходе двадцатого века доехать от Москвы до Минска. Вот тебе автомобиль, вот тебе Минка. Сел в пепелац, да и помчался. Михаил Борисович считал, что было бы большой ошибкой думать столь легкомысленно. Он как-то сумел убедить в этом и прочих путешественников. Поэтому все делалось с какой-то прямо-таки пугающей научно-исследовательской основательностью. Буквально ничто, никакой самый крохотный нюанс не имел ни единого шанса ускользнуть от проницательного взгляда штурмана и лоцмана Великого Похода.
Михаил Борисович всегда начинал свои рассуждения примерно одинаково:
– Смотри, Евгений!
И делал паузу, вонзая поверх очков внимательный взор в начальника объекта.
Лишь после того, как Евгений бросал, наконец, все свои пустяковые дела и начинал смотреть в указанном направлении, Михаил Борисович продолжал все в той же своей обычной неторопливой манере странствующего лектора от Общества трезвости:
– Я думаю, лучше будет сделать так…
Дальше следовало подробнейшее, поминутное описание всех действий каждого участника пробега. Мысленному взору слушателей представали величественные, воистину эпические картины.
Каждый раз все начиналось одинаково: с пробуждения Михаила Борисовича ото сна не позднее пяти-тридцати утра и энергичной физкультурной зарядки с подбрасыванием гирь-пудовиков. После получаса экзерциций с железяками следовали гигиенические процедуры, завершаемые обливаниями водой на свежем воздухе.
Сцену скромного, но питательного завтрака, а также по-мужски сдержанного, хотя и трогательного прощания с дядей – владельцем чудной колесницы, Михаил Борисович к немалому неудовольствию присутствующих описывал неоправданно скупо и даже сухо, с легким налетом формализма.
Другой на месте Михаила Борисовича разошелся бы вовсю: мол, «А вот я!.. А вот мой дядя!.. Да наш Фольксваген!». Но докладчик, – и это выдает в нем человека скромного – нарочито немногословен в описании. Два куриных яйца, сваренных «в мешочек», поджаренная сарделька, стакан чаю с тремя кусками рафинада, дядино крепкое рукопожатие, да «посидеть на дорожку» – вот и все что узнаем мы об этой части утра великого дня. Дня, которому вне всяких сомнений суждено будет войти в пресловутые анналы.
Есть такие, знаете ли, дни-вехи в истории человечества. Отплытие Христофора Колумба к берегам Нового Света, старт Юрий Гагарина, высадка американцев на Луну. Отъезд мебельной экспедиции из Москвы в Минск, пожалуй, тоже в этом ряду.
Но вот уже и следующая картина будоражит наше воображение. Михаил Борисович занимает место за штурвалом дядиного лайнера и под восторженные крики провожающих («В добрый путь!», «Семь футов под килем!», «Ни дна, ни покрышки!», «А, чтоб вас всех!..», «Верни мне мою молодость!») выруливает на МКАД, где в заранее условленных местах его уже поджидают товарищи – отчаянные храбрецы, участники дерзкого пиратского набега на сопредельное государство.
Е.Е., одетому неброско, но со вкусом, надлежало возвышается на окраине родного Реутова, и подавать сигнальные знаки фонариком. С ним же должен быть и кекс с «восьмерки», фамилию которого я позабыл за давностью лет, но имя вспомнил – Костик. Вот ведь оказия, и фамилию тоже вспомнил. Рахманин! Его звали Костя Рахманин!
Рахманин этот, – вечно такой чумазый, вечно в образе «друг мой Колька» – должен накинуть на плечи богатый казакин с поддевкой из барашковой шкурки, который Е.Е. нарочно заставил его купить, чтоб не позорил своим босяцким видом экспедицию. Казакин был знатный и пречудесный – на молнии, с пышным мерлушковым воротником и карманами на кнопочках. Модель, так называемый, «пилот», то есть «в пояс под резиночку». Но Рахманину, ввиду невысокого роста последнего, он с успехом заменял полупальто, доходя почти до самых колен. Однако вот что странно: рукава ему были впору. Смешно Костик выглядел в этой куртке.
Особенности его анатомии стали мне отчасти ясны, когда он буквально за несколько часов один ободрал и вынес с «восьмерки» все, что только было можно. Я нисколько не преувеличиваю. Линолеум, облицовочные панели со стен, межкомнатные перегородки, оконные рамы, двери вместе с коробками, сантехника – все это Рахманин демонтировал и вытащил один, без какой-либо посторонней помощи.
Новым хозяевам стратегического объекта достались только кирпичные стены и один унитаз. Его Рахманин, как ни старался, но скрутить не смог. Потому погоревал немного, а после кокнул кувалдочкой: «Так не доставайся же ты никому!». Будь у Костика руки обычной длины, нипочем бы ему не добиться таких результатов.
Так. После того, как Михаил Борисович подбирает Е.Е. и Рахманина, путь его лежит через Бутово до Теплого Стана. Там, в южных дебрях рабочих предместий, в строгом соответствии с указанной последовательностью к экспедиции присоединяются Валерьян Кротов и любезный Сергей Львович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Итак, оценив водоизмещение дядиного дебаркадера как вполне подходящее, Е.Е. остался доволен транспортом. И перенаправил свою административную энергию в другие русла: заготовка провизии, созвон с принимающей стороной, прочие нужные организационные мероприятия.
Сергей Львович, по положению вроде бы как второй человек после командора Е.Е., предельно четко обозначил свою роль в предстоящем приключении:
– Как только выедем из Москвы, сразу напьюсь водки и буду спать до самого Киева.
Известие о том, что пункт назначения вовсе не Киев, а Минск его ничуть не смутило и не расстроило.
– В Минск так в Минск, мне насрать, – философски заметил по этому поводу наш начальник смены. – Все равно напьюсь водки.
Сомневаться в серьезности намерений Сергея Львовича не приходилось. Он самым решительным образом самоустранился от административного, хозяйственного и какого-либо еще участия в подготовке похода и его планировании.
Валерьян и Олег при всем своем желании не могли оказать хоть сколько-нибудь существенного влияния на ход событий. Их мнение просто никого не интересовало. Другое дело Михаил Борисович, вот уж кто был не в силах остаться в стороне! Он подолгу (и исключительно в рабочее время) обсуждал с Е.Е. маршрут экспедиции.
Склонясь над картами и атласами автомобильных дорог, они часами о чем-то перешептывались, время от времени оглашая мрачные своды дежурки короткими восклицаниями. Гулко сталкиваясь лбами, разработчики боролись за цветные карандаши, разбросанные по столу. Синим карандашом помечались заправочные станции и постоялые дворы, а красным – посты ГАИ. Кто первым заметил, тот и имел право поставить кружочек соответствующего цвета.
Детализация плана была потрясающей. Ведь это только на первый взгляд так просто на исходе двадцатого века доехать от Москвы до Минска. Вот тебе автомобиль, вот тебе Минка. Сел в пепелац, да и помчался. Михаил Борисович считал, что было бы большой ошибкой думать столь легкомысленно. Он как-то сумел убедить в этом и прочих путешественников. Поэтому все делалось с какой-то прямо-таки пугающей научно-исследовательской основательностью. Буквально ничто, никакой самый крохотный нюанс не имел ни единого шанса ускользнуть от проницательного взгляда штурмана и лоцмана Великого Похода.
Михаил Борисович всегда начинал свои рассуждения примерно одинаково:
– Смотри, Евгений!
И делал паузу, вонзая поверх очков внимательный взор в начальника объекта.
Лишь после того, как Евгений бросал, наконец, все свои пустяковые дела и начинал смотреть в указанном направлении, Михаил Борисович продолжал все в той же своей обычной неторопливой манере странствующего лектора от Общества трезвости:
– Я думаю, лучше будет сделать так…
Дальше следовало подробнейшее, поминутное описание всех действий каждого участника пробега. Мысленному взору слушателей представали величественные, воистину эпические картины.
Каждый раз все начиналось одинаково: с пробуждения Михаила Борисовича ото сна не позднее пяти-тридцати утра и энергичной физкультурной зарядки с подбрасыванием гирь-пудовиков. После получаса экзерциций с железяками следовали гигиенические процедуры, завершаемые обливаниями водой на свежем воздухе.
Сцену скромного, но питательного завтрака, а также по-мужски сдержанного, хотя и трогательного прощания с дядей – владельцем чудной колесницы, Михаил Борисович к немалому неудовольствию присутствующих описывал неоправданно скупо и даже сухо, с легким налетом формализма.
Другой на месте Михаила Борисовича разошелся бы вовсю: мол, «А вот я!.. А вот мой дядя!.. Да наш Фольксваген!». Но докладчик, – и это выдает в нем человека скромного – нарочито немногословен в описании. Два куриных яйца, сваренных «в мешочек», поджаренная сарделька, стакан чаю с тремя кусками рафинада, дядино крепкое рукопожатие, да «посидеть на дорожку» – вот и все что узнаем мы об этой части утра великого дня. Дня, которому вне всяких сомнений суждено будет войти в пресловутые анналы.
Есть такие, знаете ли, дни-вехи в истории человечества. Отплытие Христофора Колумба к берегам Нового Света, старт Юрий Гагарина, высадка американцев на Луну. Отъезд мебельной экспедиции из Москвы в Минск, пожалуй, тоже в этом ряду.
Но вот уже и следующая картина будоражит наше воображение. Михаил Борисович занимает место за штурвалом дядиного лайнера и под восторженные крики провожающих («В добрый путь!», «Семь футов под килем!», «Ни дна, ни покрышки!», «А, чтоб вас всех!..», «Верни мне мою молодость!») выруливает на МКАД, где в заранее условленных местах его уже поджидают товарищи – отчаянные храбрецы, участники дерзкого пиратского набега на сопредельное государство.
Е.Е., одетому неброско, но со вкусом, надлежало возвышается на окраине родного Реутова, и подавать сигнальные знаки фонариком. С ним же должен быть и кекс с «восьмерки», фамилию которого я позабыл за давностью лет, но имя вспомнил – Костик. Вот ведь оказия, и фамилию тоже вспомнил. Рахманин! Его звали Костя Рахманин!
Рахманин этот, – вечно такой чумазый, вечно в образе «друг мой Колька» – должен накинуть на плечи богатый казакин с поддевкой из барашковой шкурки, который Е.Е. нарочно заставил его купить, чтоб не позорил своим босяцким видом экспедицию. Казакин был знатный и пречудесный – на молнии, с пышным мерлушковым воротником и карманами на кнопочках. Модель, так называемый, «пилот», то есть «в пояс под резиночку». Но Рахманину, ввиду невысокого роста последнего, он с успехом заменял полупальто, доходя почти до самых колен. Однако вот что странно: рукава ему были впору. Смешно Костик выглядел в этой куртке.
Особенности его анатомии стали мне отчасти ясны, когда он буквально за несколько часов один ободрал и вынес с «восьмерки» все, что только было можно. Я нисколько не преувеличиваю. Линолеум, облицовочные панели со стен, межкомнатные перегородки, оконные рамы, двери вместе с коробками, сантехника – все это Рахманин демонтировал и вытащил один, без какой-либо посторонней помощи.
Новым хозяевам стратегического объекта достались только кирпичные стены и один унитаз. Его Рахманин, как ни старался, но скрутить не смог. Потому погоревал немного, а после кокнул кувалдочкой: «Так не доставайся же ты никому!». Будь у Костика руки обычной длины, нипочем бы ему не добиться таких результатов.
Так. После того, как Михаил Борисович подбирает Е.Е. и Рахманина, путь его лежит через Бутово до Теплого Стана. Там, в южных дебрях рабочих предместий, в строгом соответствии с указанной последовательностью к экспедиции присоединяются Валерьян Кротов и любезный Сергей Львович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104