Сижу, курю бамбук, жду Вадика.
Вдруг, смотрю: блях-муха, ёптвою… По лестнице неторопливо, вразвалочку так поднимается Леонов. Я давным-давно перестал удивляться его появлениям в самых неожиданных местах и в самое неурочное время. Как-то притупилась уже прелесть новизны. Поэтому предпочел не реагировать на него вовсе. Не видел я Леоныча и точка. Я ему не нянька и не теща. Гоняться за ним по залам, а потом конвоировать в Инженерный – поищите-ка другого дурака.
Но он опять прошел по площадке, потом еще раз. И еще. Ходит и ходит туда-сюда, как нарочно. Вздохнув, я вышел из засады. Наша встреча состоялась подле парадного портрета императора Петра III – рахитичного мужичка с бессмысленным взглядом и тонкими ножками в тяжелых ботфортах. Прихватил я Леоныча за пуговицу пиджака и говорю ему:
– Александр Георгиевич, душа моя, придумайте какой-нибудь хороший, жирнявый отмаз. А не то ведь я накажу вас по профсоюзной линии.
Леоныч прямо просиял:
– Фил! А я бегаю тут, тебя ищу!
Совсем оборзел… Сейчас не обед, не его подмена, не ураган, не теракт. Сейчас страда сенокосная и самое что ни на есть рабочее время. А он «бегает тут, меня ищет».
– Какая честь мне, марамошке хуеву! И на хрен я вам сдался? Саш, я сто тысяч раз говорил тебе, что не могу покрывать твои фортели вечно. Ты почему не в Инженерном?
– Погоди, Фил… – начал было он.
Но я его прервал:
– Тебе вот скучно стало, ты прогуляться вышел, а Евгений ведь мне будет предъявы выставлять! Шнырев уже и тот напрягается. Паства ропщет, говорят: «А чем это мы хуже вашего Леонова?». И в принципе, они совершенно правы. Короче, какого пса ты тут ошиваешься, Саша?
– Говорю же, тебя ищу.
– Ну так считай, что нашел. Не только меня, но и десять процентов еще. В чем дело, родной?
– Пойдем лучше присядем.
Я начинал уже потихоньку заводиться:
– Ага, еще и приляжем. Потом вернется Ходунков – устроим веселый шурум-бурум на троих, да?
Леоныч, напротив, был удивительно покладист:
– Ладно, как хочешь. Можно и стоя поговорить.
– А-а-а, поговорить, значит? Разговор недолгий получится: денег нет!
Он даже обиделся:
– Да причем здесь деньги!
– Тогда что здесь причем?
– Вот скажи, только честно. Тебе что, действительно так уж нравиться Третьяковке вуайеризмом заниматься?
– Чем-чем?
– Вуайеризмом. Подглядыванием то есть.
– И за этим ты меня искал? За кем это я подглядываю, по-твоему? За Сальниковым? Ну было… Так ведь случайно, сколько раз повторять! Хули он не запирается в параше, Сальников твой!
– Я не то имел в виду. Хотя это было незабываемо!
– Да уж… Как вспомню… Но мы отвлеклись, душа моя. Так в чем дело?
Леоныч почесал всей пятерней в затылке, и глядя куда-то в потолок сказал:
– Просто это… В «Куранте» тебе не надоело работать?
– «Надоело» – это не совсем то слово, – вздохнул я. – Заебало.
– Вот и меня тоже. Пора что-то менять в жизни, не находишь?
– Податься в «Белое братство»? Или к старцу Сиклентию, как Зеленкин? Леоныч, недаром я подозревал в тебе сектанта и извращенца. Мне еще тогда сразу не понравились крики эстонской девушки.
– Дурак ты! – возмутился Леоныч. – Это она от множественного оргазма! Ей было со мной очень хорошо.
– Ага-ага… Ну да… Как Ричарду Гиру с хомяком в жопе.
Леонов скривился – я ответил ему на случай с Сальниковым ассиметрично и напомнил сразу две истории. Одну он сам рассказывал, а в другой и мне довелось поучаствовать.
Сначала про Ричарда Гира.
Не знаю уж, правда, это или нет, но Леоныч уверял меня в следующем. Ричард этот, мать его, Гир был какое-то время женат на Синди Крофорд. И была у них одна во всех смыслах интересная придумка. Во время чих-пых для полноты ощущений и сочности картины Ричард Гир практиковал засовывать себе в… Как бы это поделикатнее… А, чего уж там, из песни слов не выкинуть! Он засовывал себе в жопу хомяка, завернутого в полиэтиленовый пакет. Что интересно, хомяка живого и каждый раз нового. На естественный вопрос «зачем?!» есть только один приемлемый ответ: ему так, наверное, больше нравилось фаршировать старуху Синди.
Лично я плохо его понимаю, и вообще нахожу такую привычку несколько эксцентричной. А кто-то, возможно, его и вовсе осудит. Однако, друзья мои, давайте отнесемся к этому факту спокойно и толерантно, как современные европейские люди. Давайте не будем лицемерно ужасаться: «Ах, хомяка! Ах, Ричард Гир! Ах, в жопу! Какой кошмар!».
Не будем отвлекаться. Вот значит, запихивает Ричард Гир хомяков в гудок, запихивает… И все шло хорошо и гладко. Пока однажды не попался ему хомяк с характером – настоящий такой Сухэ Батор, сын джунгарских степей. Свободолюбивый грызун не пожелал мириться со своей второстепенной ролью. Если вдуматься, это и в самом деле унизительно: сидеть у некто в жопе в тот самый момент, как этот некто яростно отжариваетт третье лицо.
И хомяк прогрыз пакет насквозь. Вы видели, какие у хомяков бывают зубы? Ну вот то-то… Когда Ричард Гир, неожиданно укушенный изнутри, заорал диким голосом, безмозглая фотомодель спросила его:
– Милый, тебе, правда, со мной ТАК хорошо?
Что ответил на это Ричард Гир неизвестно.
Во избежание судебных разбирательств и обвинений в клевете повторяю: это мне Леоныч рассказал. Все вопросы и предъявы – к нему.
Вторая история такая.
Торчу я как-то у Леоныча в Инженерном. Так, безо всякой служебной надобности, просто проведать его зашел. Сижу на обшитой медью стойке гардероба, чай пью, ногами болтаю. Вдруг открываются двери и заходят две девушки неуловимо иностранной наружности. И весьма недурной, смею вас заверить. Такой, знаете ли, нордический тип. Полубрунгильды. Смахивая с белокурых локонов снежные хлопья, они неуверенно оглядываются по сторонам и, наконец, спрашивают:
– Здраффстфуйтте! Этто ли есть Третьякоффская галлеррея?
Какая удача! Чтоб вот так – сами в руки… Тут каждая секунда дорога, ребята. И еще очень важно, чтобы тебе не мешали дилетанты. Операция должна быть проведена молниеносно и с ювелирной точностью. А дилетанты все только портят.
Ставлю чашку, нагибаюсь, быстро пристегиваю раскрывшего варежку Леоныча к стулу его же зиг-подтяжками, и изящно перепрыгиваю через стойку. Хоп! И я уже перед брунгильдами, на расстоянии штыкового удара. Атлет Леоныч, который всегда не прочь блеснуть натренированностью упругого тела, пытается с нарочитой легкостью сделать то же самое. Эдак с хорошей амплитудой, с упором на одну ручку… Понятное дело, со стулом за спиной особенно-то не попрыгаешь. С треском, грохотом, и неожиданно визгливым вскриком «мама!» он валится назад. Девки испуганно смотрят на меня. Я выхожу на первый план и делаю пояснение:
– Не обращайте внимания, прошу вас! Это мой друг. Он немного неловок.
Из-за стойки поднимается Леоныч и у него такой вид, что мертвый вздрогнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104