– Да? Точно? Неужели? – вкрадчиво переспросил Крыкс.
– Точно… – вдруг дрогнувшим голосом подтвердил свою наглую ложь Михаил Борисович. – А что, простите?
Крыкс наклонился еще ниже и вдруг так заорал, что даже я вздрогнул от неожиданности:
– «Что»?! Мать твою, ты у меня еще спрашиваешь «что»?! А то, что я двадцать минут за тобой наблюдаю! А то, что не выполняются элементарные служебные обязанности! А то, что языком с бабкой чешешь!
Михаил Борисович в страхе смотрел на орущее SLO. Очки с мощной оптикой выразительно подчеркивали широко распахнутые глаза ученого.
– Не устал еще, мать твою? – не унимался Крыкс. – Мне не прийти, не помассировать тебе спинку, а?! С оливковым-то маслицем, а?!
Михаил Борисович принялся вертеть головой в поисках всевидящего командира, но, разумеется, ничего не заметил. То есть заметил только Крыкса и меня – я радостно помахал ему рукой, а Крыкс притворился, что рассматривает скульптуру «Мальчик в бане». Только лишь Лазаревский отвернулся, Крыкс снова бросился к ящику SLO. «Сейчас Крыкс ему двадцать процентов пообещает» – подумал я, и не ошибся. Крыкс не просто возмущался, он бушевал, как море Лаптевых в конце сезона навигации:
– Лазаревский! Вечером зайдешь в дежурку, распишешься в приказе о лишении двадцати процентов. Роджер.
Михаил Борисович схватился руками за голову, и сделал, словно в забытьи, несколько шажков вокруг SLO.
– Куда пошел? Встань на место! – свирепо гаркнул Крыкс.
– Я никуда… Я на месте… Ро… джер.
Михаил Борисович был бледен, на лбу блестела нервическая испарина. Он, вероятно в поисках носового платка, принялся лихорадочно шарить по карманам.
– Не трынди мне, Лазаревский! – сурово потребовал Крыкс. – Шляешься тут, как… Как блядища! И вынь руки из карманов! Артемку гоняешь, мать твою?
– Какого Артемку? – пролепетал Михаил Борисович в совершенном недоумении.
Крыкс словно ждал этого вопроса:
– Какого? Да вот, блять, такого! Волосатого!!!
Я, приветливо улыбаясь испуганным посетителям, прикрывал дверку ящика, чтобы хоть немного заглушить крыксовские вопли – Крыкс в такой раж вошел, что аж подпрыгивал.
– Ну-ка, к камере поближе, Лазаревский! – приказал он. – Что за вид, мать твою? Почему китель нараспашку? Привести себя в порядок немедленно!
Михаил Борисович, полностью деморализованный, покорно подсеменил к камере наблюдения, и вытянулся перед ней «во фрунт». Непослушные, плохо гнущиеся пальцы путались в пуговицах москошвеевского сюртука.
Конечно, он не знал, что в то время на всю Третьяковку работали только две камеры, да и те давали такое изображение… Что-то вроде подводных съемок в торфяном болоте. Остальные не функционировали вовсе, а мониторы в диспетчерской показывали однообразный черно-белый шум. Камеры в залах торчали исключительно ради красоты и психологического давления.
Михаил Борисович стоял навытяжку под неработающей камерой и бессмысленно таращился в слепой объектив. В это время с традиционным обходом через двадцать пятый (Шишкинский) зал проходили Сергей Львович и Е.Е. Вид сотрудника, застывшего в позиции «Бобик, колбаски хочешь?», да еще лицом к стене, впившегося взглядом куда-то в потолок их озадачил.
Они подошли к нему сзади и какое-то время молча постояли за его спиной. Михаил Борисович на внешние раздражители никак не реагировал, и по-прежнему как зачарованный смотрел в камеру. Я уткнулся лицом в угол и ржал, уже не стесняясь. Крыкс, сложив свои метр девяносто пополам, хрюкал в ящике SLO.
Последовавшую затем беседу мне спустя какое-то время пересказал сам Сергей Львович.
Прошло больше минуты, когда руководители решили наконец привлечь к себе внимание новобранца.
– Миша, тебе плохо? – спросил Сергей Львович с досадой.
Михаил Борисович вздрогнул и резко обернулся:
– А?!
Сергей Львович был, как всегда, любезен и терпелив:
– Ты почему здесь в углу стоишь, скотина? В «колдунчики» сам с собой играешь? Что случилось?
– Но вы же мне сами приказали встать под камеру…
– Кто? – вмешался в разговор Евгений Евгеньевич.
– Виноват, вы… – робко напомнил Михаил Борисович.
– Я? Это я тебе приказал встать под камеру? – удивился Е.Е. – И давно?
– Да, вы. Наверное… Только что.
Е.Е. посмотрел на Михаила Борисовича долгим взглядом и вздохнул:
– Н-да… А что я тебе именно приказал, Лазаревский? Дословно повторить можешь?
– Ну… Поближе к камере, мать твою… следи за японцами… что за вид, мать твою… роджер… артемку гоняешь, мать твою…
– Какого Артемку? – неподдельно изумился ЕЕ.
Михаил Борисович был близок к тому, чтобы расплакаться:
– Волосатого…
(«Тут я подумал, что Евгений ему прямо там и засадит в рыло!» – вспоминал потом Сергей Львович).
– Чего-чего?! Послушай, друг, ты издеваешься надо мной?
– Нет… – прошептал ученый, низко опустив голову. – Вы так и сказали…
Кажется, наш мудрый руководитель начал догадываться, откуда тут уши растут:
– Значит «мать твою», да? Ладно, Лазаревский… Давай, работай. Пойдемте, Сергей Львович.
Когда они отошли на некоторое расстояние, Е.Е. огорченно сказал:
– Сереж… Ну ёб твою мать, ты кого привел? Что за чудотворец?
– Да нет, Жень! – начал оправдываться Сергей Львович. – Он нормальный парень. Кандидат наук… Его же развели, не видишь?
– Сереж, так нормальных парней не разводят! Так даже ребенка в детском саду нельзя развести! Это только с кандидатом наук можно сотворить. Он что так и будет по углам за японцами следить?
– Жень, да разберусь я, что это за японцы такие.
– Уж разберись, очень тебя прошу. Сережа, наконец-то к нам пришел человек, который следит за японцами! Что бы мы без него делали!
А потом, уже спускаясь по лестнице, добавил:
– Крыканова ко мне. Чтоб бегом бежал.
Сергей Львович, конечно, тоже понял, что к чему. И мы поняли, что он понял. Разбегаться было поздно, да и бесполезно. Крыкс от смеха был похож на гигантского помидора-убийцу, я вообще еле дышал. Сергей Львович издали поманил нас пальчиком. Когда мы подошли, он беззлобно сказал:
– Ублюдки сраные! Иди, Володя теперь к Евгению. Он тоже любит пошутить. Ты, Фил наверняка ведь тоже в этом замешан?
– Ну что вы, Сергей Львович! – запротестовал я. – Как вы могли такое подумать!
– Бросаешь значит товарища?
– Да какой он мне товарищ? – сказал я, улыбаясь. – У меня Кулагин товарищ, а это так, шапочный знакомый. И он мне никогда не нравился, если хотите знать.
Тут Крыкс опять зашелся. Ему даже пришлось взяться за перила лестницы, чтобы сохранить равновесие.
– Что ты ржешь-то? – спросил его Сергей Львович.
– Нет… Ничего… – промычал Крыкс. – Все верно… Фил тут не при делах… – он повернулся ко мне: – ты тоже мне не нравишься, мать твою, ублюдок…
Я развел руками, мол, вы сами все видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104