», а также еще раз увидеть блестящие ботфорты рок-певицы – это будет уже выше моих слабых сил. Не в том я сейчас настроении, сказал я. Проклиная в душе «Сорго», «Московский комсомолец» и ни в чем не повинный Молоярославский завод лакокрасочных изделий за загубленный выходной, я уехал.
Итак, Павел Макарович Тюрбанов. Кулагинская креатура.
Как-то с первых дней сложилось так, что Павла Макаровича определили ко мне, на второй этаж. Мол, раз это кулагинский дружок, то тебе, Фил с ним и ковыряться. Спорить было бесполезно. Пришлось мне взять его под свой патронаж. Ладно, говорю, сделаю вам из свиристелки и стиляги справного сотрудника.
А то, что патрон из меня строгий – это всякий может подтвердить. Нет, я не был бессмысленным самодуром и жестоким тираном, но строгим и страведливым наставником. Слуга царю, отец солдатам, рожден булатом, пиздец зарплатам… Исполнял что-то вроде человечного старшины-сверхсрочника из советского фильма про армию. Простить невольные ошибки я мог любому, но вот чего совершенно не терпел в подчиненных – так это равнодушия, лености, легкомысленного подхода к Делу. И с суровой непреклонностью преподавал нелегкую охранную науку рекрутам. А если кто из них и жаловался иной раз на крутость мер, то я отвечал так:
– Послушай, сынок! Тебя сейчас не сладко, это понятно. Зато когда попрут немецкие танки – вот тогда ты с благодарностью вспомнишь меня!
Подробности (какие еще на хер танки, почему именно немецкие, какого рожна они вдруг попрутся на Третьяковку?) я предпочитал опускать.
Скажу без ложной скромности, воспитывал я подчиненных первоклассно. Общий курс дрессировки у собак породы немецкая овчарка длится два месяца. В Третьяковке я давал его по экспресс-методике – за две недели. Учтите, это при том, что если среднестатистический сотрудник и отличался от овчарки по сообразительности в лучшую сторону, то не намного.
Внутри своей педагогической деятельности я не уставал искать свежих форм преподавания и прогрессивных приемов подачи материала.
Вот, к примеру, такой был случай. Ну вы догадались уже. С Павликом, ага.
Прихожу как-то я, старший сотрудник второго этажа в десятом часу утра на «шестую» зону, к заветной двери Депозитария. Мысленно готовясь к встрече с горячо любимым мною Павлом Макаровичем Тюрбановым. Даже, заметьте, имею филантропическое намерение похлопать его по крупу, рассупонить немного подпругу и отпустить в краткосрочный отпуск в луга привольные – кофейку там попить, пробздеться, да мало ли что еще… Впереди долгий и мучительный день, который весь пройдет на постах и зонах. Мне ли, вышедшему в руководители из самых окопных низов не знать тягот и лишений службы рядового вахмурки!
Нарезаю последний поворот, и к удивлению своему не наблюдаю Павла Макаровича Тюрбанова на посту. То есть стул стоит, а бойца моего нету. Такая вот коллизия. Ну, думаю, обожду маненько. Наверное, подудонить отбежал, паразит. Что ж, дело молодое. Но пост, тем более такой ответственный пост, бросать тоже не хорошо. Ой, не хорошо… И придется теперь показать Павлу Макаровичу келдыша в томатной пасте. Дружба дружбой, а служба службой. Топчусь как идиот минут десять – нету разлюбезного. Эка, смекаю, прижало Павлушу… Огурцов обожрался, что ли?
Стою. Вдруг открывается заветная «двадцатая» дверь, и из недр Хранилищ прямо на меня крестным ходом выдвигается целая хебра: Главный хранитель Галереи Ромашкова Л. И., ее первейший заместитель Иовлева, пяток видных искусствоведов, и всякой мелконаучной трипутени числом до пехотного отделения. Все вместе они тащат некий шедевр живописи. Ромашкова имеет выражение лица торжественно-трагическое, Иовлева просто торжественное, трипутень аж повизгивает от переизбытка экзальтации – разве что вот только не поют акафистом «Господи, помилуй!». Чего уж там за картинка такая, хрен поймешь. Но, судя по всему, настоящий хит и бестселлер.
По существовавшим правилам любой предмет, следующий из запасников и обратно должен был иметь пропуск установленного образца. Ежели у лица, предмет сопровождавшего такого пропуска не обнаруживалось, то сотруднику всеми возможными способами надлежало призывать подмогу. В течении примерно трех минут, громыхая сапогами и автоматами, прибывает ментовская Группа немедленного реагирования и берет субчика мозолистыми ладонями за нежное промежное. Далее твое дело – сторона. Но пропуск проверить ты должен, хоть умирай.
Был у меня неприятный инцидент с блуждающей по Третьяковке сотрудницей Депозитария и небольшой картинкой Родченко, которую клятая тетя вытащила то ли на экспертизу, то ли на проветривание, то ли еще за какой-то научной надобностью. Обнаружил ее, ну конечно же, вездесущий демон подземелья Олег Баранкин. Заложив крутой вираж, и подняв клубы пыли полами черного плаща с алым подбоем, Олег согласно инструкции потребовал пропуск на произведение искусства. Пропуска не оказалось. И вообще, стыдно, говорит тетя, такому здоровому жлобу заниматься ерундой, приставать к женщинам под надуманными предлогами.
Кто же это на «шестой» зоне-то у нас? – задался тогда вопросом глубоко уязвленный в своих лучших чувствах старший сотрудник Олег Баранкин. Полбеды, что Баранкин задался этим вопросом сам, так он еще призвал в помощники самого Е.Е. Ум, дескать, – это хорошо, а два – лучше по люблинской. Устроили они, значит, мозговой штурм. Е.Е., несмотря на всю свою интеллектуальную мощь, тоже затруднился немедленно, одним только усилием мысли определить виновного.
Узел сей проблемы был разрублен личным явлением начальника объекта на «шестую» зону. А на «шестой» стоит импозантный Фил и интеллигентно флиртует со случайной знакомой. Искристый, остроумный, интересный молодой чемодан. И не досуг ему, понимаешь, следить за всякими Депозитариями. Да, хорошенько, глубинно промассировали мне тогда копчик… Пропускной режим – это же квинтэссенция охранной службы, ее начало и конец, альфа и омега. Если постовой его не осуществляет, то дерьмо он последнее, а не постовой никакой!
Самым яростным ревнителем пропускного режима являлась именно Ромашкова, что вовсе неудивительно, так как Хранитель просто по должности обязан заботиться о сохранности подотчетного имущества. Ромашкова буквально расцветала когда курантовцы, прекрасно знавшие ее в лицо, требовали предъявлять различные пропуска, значки и проходки. В этих фактах лицемерия Лидии Ивановне виднелись проявления бдительности и принципиальности сотрудников Службы безопасности. Мол, если уж меня, Главного хранителя проверяют, то злоумышленнику тут вообще делать нечего. Злоумышленники, сукины дети, ваши не пляшут!
Конечно же, это было в определенном смысле заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Итак, Павел Макарович Тюрбанов. Кулагинская креатура.
Как-то с первых дней сложилось так, что Павла Макаровича определили ко мне, на второй этаж. Мол, раз это кулагинский дружок, то тебе, Фил с ним и ковыряться. Спорить было бесполезно. Пришлось мне взять его под свой патронаж. Ладно, говорю, сделаю вам из свиристелки и стиляги справного сотрудника.
А то, что патрон из меня строгий – это всякий может подтвердить. Нет, я не был бессмысленным самодуром и жестоким тираном, но строгим и страведливым наставником. Слуга царю, отец солдатам, рожден булатом, пиздец зарплатам… Исполнял что-то вроде человечного старшины-сверхсрочника из советского фильма про армию. Простить невольные ошибки я мог любому, но вот чего совершенно не терпел в подчиненных – так это равнодушия, лености, легкомысленного подхода к Делу. И с суровой непреклонностью преподавал нелегкую охранную науку рекрутам. А если кто из них и жаловался иной раз на крутость мер, то я отвечал так:
– Послушай, сынок! Тебя сейчас не сладко, это понятно. Зато когда попрут немецкие танки – вот тогда ты с благодарностью вспомнишь меня!
Подробности (какие еще на хер танки, почему именно немецкие, какого рожна они вдруг попрутся на Третьяковку?) я предпочитал опускать.
Скажу без ложной скромности, воспитывал я подчиненных первоклассно. Общий курс дрессировки у собак породы немецкая овчарка длится два месяца. В Третьяковке я давал его по экспресс-методике – за две недели. Учтите, это при том, что если среднестатистический сотрудник и отличался от овчарки по сообразительности в лучшую сторону, то не намного.
Внутри своей педагогической деятельности я не уставал искать свежих форм преподавания и прогрессивных приемов подачи материала.
Вот, к примеру, такой был случай. Ну вы догадались уже. С Павликом, ага.
Прихожу как-то я, старший сотрудник второго этажа в десятом часу утра на «шестую» зону, к заветной двери Депозитария. Мысленно готовясь к встрече с горячо любимым мною Павлом Макаровичем Тюрбановым. Даже, заметьте, имею филантропическое намерение похлопать его по крупу, рассупонить немного подпругу и отпустить в краткосрочный отпуск в луга привольные – кофейку там попить, пробздеться, да мало ли что еще… Впереди долгий и мучительный день, который весь пройдет на постах и зонах. Мне ли, вышедшему в руководители из самых окопных низов не знать тягот и лишений службы рядового вахмурки!
Нарезаю последний поворот, и к удивлению своему не наблюдаю Павла Макаровича Тюрбанова на посту. То есть стул стоит, а бойца моего нету. Такая вот коллизия. Ну, думаю, обожду маненько. Наверное, подудонить отбежал, паразит. Что ж, дело молодое. Но пост, тем более такой ответственный пост, бросать тоже не хорошо. Ой, не хорошо… И придется теперь показать Павлу Макаровичу келдыша в томатной пасте. Дружба дружбой, а служба службой. Топчусь как идиот минут десять – нету разлюбезного. Эка, смекаю, прижало Павлушу… Огурцов обожрался, что ли?
Стою. Вдруг открывается заветная «двадцатая» дверь, и из недр Хранилищ прямо на меня крестным ходом выдвигается целая хебра: Главный хранитель Галереи Ромашкова Л. И., ее первейший заместитель Иовлева, пяток видных искусствоведов, и всякой мелконаучной трипутени числом до пехотного отделения. Все вместе они тащат некий шедевр живописи. Ромашкова имеет выражение лица торжественно-трагическое, Иовлева просто торжественное, трипутень аж повизгивает от переизбытка экзальтации – разве что вот только не поют акафистом «Господи, помилуй!». Чего уж там за картинка такая, хрен поймешь. Но, судя по всему, настоящий хит и бестселлер.
По существовавшим правилам любой предмет, следующий из запасников и обратно должен был иметь пропуск установленного образца. Ежели у лица, предмет сопровождавшего такого пропуска не обнаруживалось, то сотруднику всеми возможными способами надлежало призывать подмогу. В течении примерно трех минут, громыхая сапогами и автоматами, прибывает ментовская Группа немедленного реагирования и берет субчика мозолистыми ладонями за нежное промежное. Далее твое дело – сторона. Но пропуск проверить ты должен, хоть умирай.
Был у меня неприятный инцидент с блуждающей по Третьяковке сотрудницей Депозитария и небольшой картинкой Родченко, которую клятая тетя вытащила то ли на экспертизу, то ли на проветривание, то ли еще за какой-то научной надобностью. Обнаружил ее, ну конечно же, вездесущий демон подземелья Олег Баранкин. Заложив крутой вираж, и подняв клубы пыли полами черного плаща с алым подбоем, Олег согласно инструкции потребовал пропуск на произведение искусства. Пропуска не оказалось. И вообще, стыдно, говорит тетя, такому здоровому жлобу заниматься ерундой, приставать к женщинам под надуманными предлогами.
Кто же это на «шестой» зоне-то у нас? – задался тогда вопросом глубоко уязвленный в своих лучших чувствах старший сотрудник Олег Баранкин. Полбеды, что Баранкин задался этим вопросом сам, так он еще призвал в помощники самого Е.Е. Ум, дескать, – это хорошо, а два – лучше по люблинской. Устроили они, значит, мозговой штурм. Е.Е., несмотря на всю свою интеллектуальную мощь, тоже затруднился немедленно, одним только усилием мысли определить виновного.
Узел сей проблемы был разрублен личным явлением начальника объекта на «шестую» зону. А на «шестой» стоит импозантный Фил и интеллигентно флиртует со случайной знакомой. Искристый, остроумный, интересный молодой чемодан. И не досуг ему, понимаешь, следить за всякими Депозитариями. Да, хорошенько, глубинно промассировали мне тогда копчик… Пропускной режим – это же квинтэссенция охранной службы, ее начало и конец, альфа и омега. Если постовой его не осуществляет, то дерьмо он последнее, а не постовой никакой!
Самым яростным ревнителем пропускного режима являлась именно Ромашкова, что вовсе неудивительно, так как Хранитель просто по должности обязан заботиться о сохранности подотчетного имущества. Ромашкова буквально расцветала когда курантовцы, прекрасно знавшие ее в лицо, требовали предъявлять различные пропуска, значки и проходки. В этих фактах лицемерия Лидии Ивановне виднелись проявления бдительности и принципиальности сотрудников Службы безопасности. Мол, если уж меня, Главного хранителя проверяют, то злоумышленнику тут вообще делать нечего. Злоумышленники, сукины дети, ваши не пляшут!
Конечно же, это было в определенном смысле заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104