Она запустила в него кувшином. И вот от всего этого – от музыки Верди, стука пишущей машинки и грохота молотка, которым Сиротка отбивала козлятину, стоял такой оглушительный шум, что даже итальянец не мог бы не заметить его.
Джерри сидел на деревянном полу, неуклюже расставив колени и повернув ступни мысками внутрь – словно саранча, вспоминала потом почтмейстерша, – нет, может быть, он сидел на подушке, а мешок с книгами использовал как маленькую скамеечку. На полу между ног стояла пишущая машинка. Вокруг были разложены отдельные страницы рукописи – прижаты камнями, чтобы их не унес раскаленный ветер, от которого не было спасения на этой выжженной вершине холма, а рядом, под рукой, стояла оплетенная бутыль с местным красным вином – несомненно, на тот случай (знакомый даже величайшим творцам), если ниспосланное Всевышним вдохновение изменит и его потребуется подкрепить. Джерри был одет, как всегда, чем бы ни занимался: слонялся ли бесцельно по участку, или возился с десятком никудышных оливковых деревьев, или тащился с Сироткой в деревню за покупками, или сидел в таверне за стаканчиком терпкого вина. На нем были желтые ботинки из оленьей кожи, которые Сиротка никогда не чистила, и поэтому мыски у них вытерлись добела; короткие носки, которые она никогда не стирала; заношенная рубашка, которая когда-то была белой, и серые шорты, которые выглядели так, как будто их хорошо потрепали злые собаки, и которые любая порядочная женщина давно бы уже починила. Джерри встретил почтмейстершу знакомым, непрерывно льющимся потоком слов, одновременно и застенчивых, и восторженных, которые по отдельности она не понимала, а улавливала только их общий смысл – как в новостях по радио, – но могла потом изобразить с удивительной достоверностью, показывая при этом свои гнилые, в черных дуплах, зубы.
– Матушка Стефано, черт меня дери, вот это да! Да вы, наверное, совсем изжарились. Какая же Вы молодчина! Вот, промочите-ка горло, – оживленно приговаривал он, спускаясь по кирпичным ступенькам со стаканом вина для нее, расплывшись в широкой до ушей улыбке.
Так улыбаться мог бы удачливый школяр после успешной сдачи экзамена. В деревне его так и звали: Школяр. За девять месяцев по почте ему не приходило ничего, кроме посылок с книгами в мягкой обложке да еженедельного коротенького письма от дочери, а теперь – откуда ни возьмись – эта срочная телеграмма из Лондона, внушающая невольное почтение: лаконичная, как приказ, но с оплаченным ответом аж на пятьдесят слов! Подумать только – пятьдесят – сколько же это стоит! Поэтому неудивительно, что все, кто мог, захотели прочесть ее.
Сначала они споткнулись на слове " д о с т о п о ч т е н н ы й " : « Д о с т о п о ч т е н н о м у Джеральду Уэстерби». Почему? Что это значит? Булочник, который во время войны попал в плен и оказался в Бирмингеме, извлек откуда-то видавший виды словарь: " б л а г о р о д н ы й, д о с т о й н ы й ; т и т у л, к о т о р ы й и м е е т с ы н п э р а ". Конечно, синьора Сандерс, которая живет на другой стороне долины, уже давно говорила, что Школяр принадлежит к знатному роду. Второй сын газетного магната, сказала она, лорда Уэстерби, владельца известной газеты, ныне уже покойного. «Сначала умерла газета, а потом и ее владелец,» – так сказала синьора Сэндерс, остроумная женщина, и все они повторяли ее шутку. Потом в телеграмме шло слово " с о ж а ле ю " – это было легко. " С о в е т у ю " – тоже понятно. Почтмейстерша с радостью обнаружила, что вопреки ее ожиданиям, англичане, несмотря на все свое упадничество, позаимствовали немало слов из доброй старой латыни. Со словом " о п е ку н " пришлось потруднее, потому что словарь привел их к слову " з а щ и т н и к ", " х р а н и т е л ь " или " б л ю с т и т е л ь ", и, конечно же, мужчины начали отпускать сомнительные шуточки, которые почтмейстерша пресекла со всей суровостью. Наконец, шаг за шагом, весь шифр был разгадан, и ситуация прояснилась. У Школяра есть опекун, то есть человек, заменяющий отца. Этот о п е к у н серьезно болен, лежит в больнице и хочет перед смертью непременно увидеть Школяра. Только его одного, и никого другого. Ему нужен только достопочтенный Уэстерби. Их воображение дорисовало остальные детали картины: рыдающая семья собралась у смертного одра; впереди – безутешная жена; священник причащает умирающего; все ценные вещи убирают под замок, и по всему дому – в коридорах, в кладовых – шепотом произносят одно и то же: «Уэстерби – где же достопочтенный Уэстерби?»
Оставалось разобраться с подписями в конце телеграммы. Подписей было три, и эти люди называли себя " с о л и с и т о р а ми ", то есть «поверенными», или «ходатаями». И, должно быть, сходство этого слова с «ходоками» снова развязало языки, и один за другим посыпались двусмысленные намеки, но когда разобрались, что оно означает не что иное, как " н о т а р и у с ", лица сразу посуровели. Пресвятая Дева Мария! Если делом занимаются три нотариуса, значит речь идет о больших деньгах. И если все трое настояли на том, чтобы поставить свои подписи, да к тому же оплатили ответ из пятидесяти слов, тогда, наверное, деньги не просто большие, а сказочно огромные! Горы денег! Вагоны денег! Неудивительно, что Сиротка так цепляется за него, шлюха!
Все наперебой принялись предлагать почтмейстерше свои услуги – выяснилось, что все готовы доставить телеграмму в дом на вершине холма. Гвидо может доехать до цистерны с водой на своей «ламбретте». Марио бегает быстро, как заяц. Мануэла – дочка бакалейщика – тоже готова принять участие: она девушка чувствительная, и, когда кто-то получает горестные вести, это ее стихия. Отвергнув услуги всех добровольных помощников и даже шлепнув Марио по рукам за наглость и самонадеянность, почтмейстерша закрыла почту, сына оставила присматривать за лавкой и отправилась с телеграммой сама, хотя это и означало, что ей минут двадцать придется взбираться по холму под безжалостно палящим солнцем. Если к тому же там наверху дует, словно из печки, этот проклятый ветер, то в награду за все труды у нее будет еще и полный рот красной пыли.
В деревне сначала не очень-то почтительно отнеслись к Джерри. И сейчас, шагая через рощу оливковых деревьев, почтмейстерша раскаивалась. Но ошибка была вполне объяснима. Во-первых, новнчок приехал зимой, когда приезжают те, у кого не слишком много денег. Он приехал один, но на лице у него было то уклончиво-скрытное выражение, которое бывает у человека, совсем недавно сбросившего с плеч огромный груз обязанностей перед другими людьми – детьми, женами, родителями. В свое время почтмейстерша знавала немало мужчин, и она слишком часто видела эту улыбку раненого человека, чтобы не узнать ее у Джерри. Улыбка словно говорила: «Я женат, но свободен», но и то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
Джерри сидел на деревянном полу, неуклюже расставив колени и повернув ступни мысками внутрь – словно саранча, вспоминала потом почтмейстерша, – нет, может быть, он сидел на подушке, а мешок с книгами использовал как маленькую скамеечку. На полу между ног стояла пишущая машинка. Вокруг были разложены отдельные страницы рукописи – прижаты камнями, чтобы их не унес раскаленный ветер, от которого не было спасения на этой выжженной вершине холма, а рядом, под рукой, стояла оплетенная бутыль с местным красным вином – несомненно, на тот случай (знакомый даже величайшим творцам), если ниспосланное Всевышним вдохновение изменит и его потребуется подкрепить. Джерри был одет, как всегда, чем бы ни занимался: слонялся ли бесцельно по участку, или возился с десятком никудышных оливковых деревьев, или тащился с Сироткой в деревню за покупками, или сидел в таверне за стаканчиком терпкого вина. На нем были желтые ботинки из оленьей кожи, которые Сиротка никогда не чистила, и поэтому мыски у них вытерлись добела; короткие носки, которые она никогда не стирала; заношенная рубашка, которая когда-то была белой, и серые шорты, которые выглядели так, как будто их хорошо потрепали злые собаки, и которые любая порядочная женщина давно бы уже починила. Джерри встретил почтмейстершу знакомым, непрерывно льющимся потоком слов, одновременно и застенчивых, и восторженных, которые по отдельности она не понимала, а улавливала только их общий смысл – как в новостях по радио, – но могла потом изобразить с удивительной достоверностью, показывая при этом свои гнилые, в черных дуплах, зубы.
– Матушка Стефано, черт меня дери, вот это да! Да вы, наверное, совсем изжарились. Какая же Вы молодчина! Вот, промочите-ка горло, – оживленно приговаривал он, спускаясь по кирпичным ступенькам со стаканом вина для нее, расплывшись в широкой до ушей улыбке.
Так улыбаться мог бы удачливый школяр после успешной сдачи экзамена. В деревне его так и звали: Школяр. За девять месяцев по почте ему не приходило ничего, кроме посылок с книгами в мягкой обложке да еженедельного коротенького письма от дочери, а теперь – откуда ни возьмись – эта срочная телеграмма из Лондона, внушающая невольное почтение: лаконичная, как приказ, но с оплаченным ответом аж на пятьдесят слов! Подумать только – пятьдесят – сколько же это стоит! Поэтому неудивительно, что все, кто мог, захотели прочесть ее.
Сначала они споткнулись на слове " д о с т о п о ч т е н н ы й " : « Д о с т о п о ч т е н н о м у Джеральду Уэстерби». Почему? Что это значит? Булочник, который во время войны попал в плен и оказался в Бирмингеме, извлек откуда-то видавший виды словарь: " б л а г о р о д н ы й, д о с т о й н ы й ; т и т у л, к о т о р ы й и м е е т с ы н п э р а ". Конечно, синьора Сандерс, которая живет на другой стороне долины, уже давно говорила, что Школяр принадлежит к знатному роду. Второй сын газетного магната, сказала она, лорда Уэстерби, владельца известной газеты, ныне уже покойного. «Сначала умерла газета, а потом и ее владелец,» – так сказала синьора Сэндерс, остроумная женщина, и все они повторяли ее шутку. Потом в телеграмме шло слово " с о ж а ле ю " – это было легко. " С о в е т у ю " – тоже понятно. Почтмейстерша с радостью обнаружила, что вопреки ее ожиданиям, англичане, несмотря на все свое упадничество, позаимствовали немало слов из доброй старой латыни. Со словом " о п е ку н " пришлось потруднее, потому что словарь привел их к слову " з а щ и т н и к ", " х р а н и т е л ь " или " б л ю с т и т е л ь ", и, конечно же, мужчины начали отпускать сомнительные шуточки, которые почтмейстерша пресекла со всей суровостью. Наконец, шаг за шагом, весь шифр был разгадан, и ситуация прояснилась. У Школяра есть опекун, то есть человек, заменяющий отца. Этот о п е к у н серьезно болен, лежит в больнице и хочет перед смертью непременно увидеть Школяра. Только его одного, и никого другого. Ему нужен только достопочтенный Уэстерби. Их воображение дорисовало остальные детали картины: рыдающая семья собралась у смертного одра; впереди – безутешная жена; священник причащает умирающего; все ценные вещи убирают под замок, и по всему дому – в коридорах, в кладовых – шепотом произносят одно и то же: «Уэстерби – где же достопочтенный Уэстерби?»
Оставалось разобраться с подписями в конце телеграммы. Подписей было три, и эти люди называли себя " с о л и с и т о р а ми ", то есть «поверенными», или «ходатаями». И, должно быть, сходство этого слова с «ходоками» снова развязало языки, и один за другим посыпались двусмысленные намеки, но когда разобрались, что оно означает не что иное, как " н о т а р и у с ", лица сразу посуровели. Пресвятая Дева Мария! Если делом занимаются три нотариуса, значит речь идет о больших деньгах. И если все трое настояли на том, чтобы поставить свои подписи, да к тому же оплатили ответ из пятидесяти слов, тогда, наверное, деньги не просто большие, а сказочно огромные! Горы денег! Вагоны денег! Неудивительно, что Сиротка так цепляется за него, шлюха!
Все наперебой принялись предлагать почтмейстерше свои услуги – выяснилось, что все готовы доставить телеграмму в дом на вершине холма. Гвидо может доехать до цистерны с водой на своей «ламбретте». Марио бегает быстро, как заяц. Мануэла – дочка бакалейщика – тоже готова принять участие: она девушка чувствительная, и, когда кто-то получает горестные вести, это ее стихия. Отвергнув услуги всех добровольных помощников и даже шлепнув Марио по рукам за наглость и самонадеянность, почтмейстерша закрыла почту, сына оставила присматривать за лавкой и отправилась с телеграммой сама, хотя это и означало, что ей минут двадцать придется взбираться по холму под безжалостно палящим солнцем. Если к тому же там наверху дует, словно из печки, этот проклятый ветер, то в награду за все труды у нее будет еще и полный рот красной пыли.
В деревне сначала не очень-то почтительно отнеслись к Джерри. И сейчас, шагая через рощу оливковых деревьев, почтмейстерша раскаивалась. Но ошибка была вполне объяснима. Во-первых, новнчок приехал зимой, когда приезжают те, у кого не слишком много денег. Он приехал один, но на лице у него было то уклончиво-скрытное выражение, которое бывает у человека, совсем недавно сбросившего с плеч огромный груз обязанностей перед другими людьми – детьми, женами, родителями. В свое время почтмейстерша знавала немало мужчин, и она слишком часто видела эту улыбку раненого человека, чтобы не узнать ее у Джерри. Улыбка словно говорила: «Я женат, но свободен», но и то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202