ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Решение его было окончательным и бесповоротным. Он немного побаивался, но остался очень доволен.
«Джеральд Уэстерби, – сказал он себе. – Ты присутствовал при собственном рождении. Присутствовал на нескольких своих свадьбах, на некоторых из разводов и, несомненно, окажешься у себя на похоронах. Давно пора, по зрелом размышлении, поприсутствовать и на некоторых решающих событиях собственной жизни».
Он сел в автобус, проехал несколько километров вверх по реке, прошел немного пешком, потом долго путешествовал на велорикшах, сидел в барах, пару раз переспал с девушками, но думал только о Лиззи. Он остановился на постоялом дворе, битком набитом ребятишками, и, проснувшись однажды утром, обнаружил, что двое этих сорванцов сидят у него на кровати и, удивленно хихикая, рассматривают, какие у фаранга длинные ноги и как забавно они свисают с конца кровати. Может быть, остаться здесь, подумал Джерри. Но тут же понял, что валяет дурака, потому что уяснил: он должен вернуться и задать ей один-единственный вопрос. Он должен его задать, даже если в ответ она сморозит какую-нибудь чушь. Джерри запускал с балкона бумажные самолетики для детей; глядя, как они уплывают вдаль, мальчишки хлопали в ладоши и смеялись.

Он нашел лодочника и с наступлением вечера, не утруждая себя иммиграционными формальностями, переправился во Вьентьян. На следующее утро, также без особых формальностей, он хитростью пробрался на борт не обозначенного в расписании «ДС-8» компании «Ройал Эйр Лао» и днем поднялся в воздух. Сжимая восхитительно теплую бутылку виски, он весело болтал с двумя приветливыми торговцами опиумом.
Когда они приземлились, стояла темнота, хлестал дождь, окна аэропортовского автобуса почернели от грязи. Джерри ничего не имел против. Впервые в жизни, прибывая в Гонконг, он чувствовал себя так, словно возвращается домой.
Тем не менее в аэропорту Джерри вел себя очень осмотрительно. Никаких фанфар, сказал он себе. Несколько дней отдыха сотворили чудеса с его разумом. Хорошенько осмотревшись, он вместо стойки иммиграционного контроля направился в мужскую комнату и подождал там, пока не появился японский самолет, полный туристов; он затесался среди них и спросил, не говорит ли кто-нибудь по-английски. Выбрав четверых добровольцев, он показал им свое гонконгское удостоверение работника прессы и, пока они, выстроившись в очередь, ждали паспортного контроля, засыпал их вопросами о том, кто они такие, почему приехали сюда, чем и с кем собираются заняться. Бешено строча в блокноте, он перешел к следующей четверке и так продвигался все дальше и дальше. За этим занятием он дождался, пока сменится дежурный наряд полиции. В четыре часа полицейские сменились, и он сразу направился к двери с надписью «Вход воспрещен», которую приметил заранее. Он долго барабанил в нее, пока ему не открыли, и шагнул внутрь.
– Куда вы прете, черт бы вас побрал? – заорал разъяренный полицейский инспектор – шотландец.
– Домой, приятель, к себе в газету. Немножко полить грязью наших милых гостей из Японии.
Он показал журналистское удостоверение.
– Так идите через ворота, черт возьми, как все остальные.
– Не валяйте дурака. Я не взял паспорта. Поэтому ваш достославный коллега и впустил меня сюда этим путем.
Через пять минут благодаря своей массивной фигуре, зычному голосу, внушительной британской внешности и обаятельной улыбке он сумел отвоевать себе место в автобусе, идущем в город. Приблизившись к своему многоэтажному дому, он помедлил, но не заметил ничего подозрительного. Однако Китай есть Китай, здесь ничего нельзя сказать наверняка. В лифте, как всегда, было пусто. Поднимаясь, он напевал любимую песенку Ганса, Призывающего Смерть, и предвкушал, как погрузится в горячую ванну и переоденется. У двери в свою квартиру он на мгновение встревожился, заметив, что небольшие клинышки, которые он засунул в щель между дверью и косяком, валяются на полу, но потом с запозданием вспомнил о Люке и улыбнулся: вот они и встретятся. Он отпер укрепленную дверь и сразу же услышал внутри тихое монотонное жужжание. Может быть, это кондиционер, но только нe кондиционер Призывающего Смерть, тот слишком маломощен, от него никакого толку. Чертов придурок Люк оставил граммофон включенным, подумал он, и тот вот-вот взорвется. Потом ему пришла в голову другая мысль: Я к нему несправедлив, это просто холодильник.
Джерри открыл дверь и наткнулся на труп Люка, распростертый посреди комнаты. Половина головы была разнесена в клочья, вокруг вились и жужжали мухи, слетевшиеся чуть ли не со всего Гонконга. Он быстро захлопнул дверь и прижал к губам носовой платок. В голову не пришло ничего лучше, как сбегать на кухню и посмотреть, нет ли в доме кого-нибудь еще. Вернувшись в комнату, он отодвинул ноги Люка в сторону и вытащил паркетную доску, под которой прятал запрещенный уставом пистолет и аварийный запас на случай бегства. Он едва успел сунуть все это в карман, как его вырвало.
Разумеется, подумал он. Поэтому Рикардо и не сомневается, что «лошадиный писака» мертв.
«Итак, я тоже вступил в клуб живых мертвецов», – подумал он, снова очутившись на улице Ярость и горе звенели в ушах, застилали глаза. Нельсон Ко мертв, но на самом деле он сбежал в Китай. Рикардо мертв, но Дрейк Ко разрешил ему оставаться в живых, пока тот будет держать язык за зубами и прятаться в тени. «Лошадиный писака» Джерри Уэстерби тоже мертв, как бревно, если не считать того, что верный прихвостень Ко, чертов изувер, проклятый негодяй, толстяк-кровопийца мистер Тиу оказался настолько туп, что пристрелил не того круглоглазого.
«Золотая жила»
Человек, оказавшийся внутри американского консульства в Гонконге, мог бы подумать, что он по-прежнему находится в лондонском Флигеле, так они были похожи. Одинаковыми были и неизменные деревянные панели, оклеенные пленкой под палисандр, и вкрадчивая любезность служащих, и кресла, будто похищенные из аэропорта, и портрет президента, призванный вселять в присутствующих бодрость духа; в эти дни на портрете красовался Форд. Добро пожаловать в «дом с привидениями» Говарда Джонсона, подумал Гиллем. Отдел, в котором они работали, назывался «изолятором» и имел отдельный вход с улицы, охраняемый двумя морскими пехотинцами. Пропуска их были выписаны на вымышленные имена – Гиллем по документам прозывался Гордоном; за все время пребывания там они не перемолвились словом ни с кем, кроме друг друга, если не считать разговоров по телефону. «Мы не только формально отсутствуем здесь, господа, – гордо заявил им на инструктаже Мартелло, – мы еще и невидимы». В таких условиях они будут работать и дальше, сказал он. Генеральный консул США мог бы поклясться на Библии, что их здесь нет, а персонал не имел к делу никакого отношения, говорил Мартелло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202