Пусть его шумит, решили все, когда за ним закрылась дверь. Бедняга. Какое нелепое происшествие.
Действительно ли против Смайли, как предполагал Гиллем, был состряпан заговор? А если был, то какую роль в нем сыграло гусарское вторжение Уэстерби? Об этом не известно ничего, и даже люди, полностью доверяющие друг другу, не склонны обсуждать этот вопрос. Несомненно, Эндерби и Мартелло втайне от всех достигли некоторого соглашении о том, что Кузены первыми заполучат как Нельсона, так и всю славу за его поимку, а взамен помогут Эндерби занять начальственное кресло. Также не подлежит сомнению, что Лей-кон и Коллинз, действовавшие в совершенно различных областях, тоже имели отношение к этому сговору. Неясным остается только одно: в какой момент им пришло в голову перехватить Нельсона для себя и какими средствами они намеревались этого добиться. Возможно, они предполагали пойти наиболее безопасным путем – например, выступить в Лондоне на министерском уровне с обращением, в котором выражалась бы глубокая озабоченность исходом операции. И в этой ситуации Уэстерби оказался для них благословением Господним. Он дал всем предлог, которого они искали.
А знал ли Смайли о заговоре? Может быть, хотя бы догадывался? Или он в глубине души радовался, что все складывается именно так? Питер Гиллем, выстрадавший свое мнение за три долгих года изгнания в Брикстоне, утверждал, что на все эти вопросы можно дать один-единственный ответ – твердое «да». Существует письмо, говорил он, которое Джордж в самый разгар кризиса написал Энн Смайли в долгие часы ожидания. На этом послании основывается вся теория Гиллема. Энн показала ему это письмо, когда он, надеясь примирить ее с Джорджем, приехал в Уилтшир, и, хотя миротворческая миссия не удалась, она все-таки за разговором вытащила конверт из своей сумочки. Кое-что Гиллем выучил наизусть и, вершувшнсь в машину, тотчас же это записал. Стиль этого письма по возвышенности превосходит все, что Гиллем смог бы выжать из себя даже в порыве вдохновения.
«Не желая показаться болезненно склонным к самобичеванию, хотел бы уяснить для себя, каким образом получилось так, что я оказался в нынешнем затруднительном положении. Насколько я могу припомнить времена моей юности, я выбрал для себя удел тайного агента потому, что в таком качестве я был бы в состоянии помочь моей стране кратчайшим путем достичь преследуемых ею целей. В те дни положение складывалось так, что враг был хорошо известен, – мы могли указать на него, каждый день читали о нем в газетах. Сегодня я могу сказать о себе только одно: служба приучила меня смотреть на все явления жизни с точки зрения заговоров. Это мой тяжкий крест, это меч, который составляет все существо моей жизни, и, оглядываясь вокруг, я начинаю понимать, что от этого меча мне суждено и погибнуть. Люди, среди которых мне приходится существовать, вселяют в меня ужас, но я сам всего лишь один из них. Если они нанесут мне удар в спину, то, значит, таков приговор, вынесенный судьями, равными мне по положению».
Гиллем подчеркивает, что Смайли написал это письмо в самый тяжелый период своей жизни, в часы глубокого уныния.
Однако сейчас, уверяет Гиллем, старик пришел в себя. Изредка они с Энн вместе завтракают, и Гиллем искренне убежден, что когда-нибудь они воссоединятся и будут жить долго и счастливо. Но Джордж никогда не говорит об Уэстерби, И Гиллем, храня его спокойствие, тоже не вспоминает о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202