* * *
Не в состоянии заснуть, Берр и Стрельски поехали в ночное кафе под названием «У Мергатройд», табличка на двери которого гласила: «Посетителей без обуви не обслуживаем». За мутными окнами заведения виднелись облитые лунным светом босоногие пеликаны, застывшие на деревянной пристани, как забытые с прошлой войны бомбардировщики, которым больше уж не взлететь со смертельным грузом. На пустынном пляже одиноко сокрушались о своем белые цапли.
В четыре утра в комнате Стрельски раздался сигнал связи. Надев наушники, он выслушал сообщение и сказал:
– Теперь немного поспите. – Разговор занял не больше двадцати секунд.
– Все в норме, – лаконично бросил он Берру и глотнул «кока-колы».
Берру потребовалось время, чтобы переварить сказанное.
– Ты сказал, они уже оборудовали тайник?
– Они высадились на берег, нашли эту лачугу, спрятали ящик. Действовали тихо-тихо, как и подобает профессионалам, знающим свое дело. Теперь твоему мальчику осталось только заговорить.
14
Джонатану представлялось, что он лежит на железной кровати в военной школе после того, как ему удалили миндалины, только кровать была роскошная, широкая и пышная, с большими подушками в вышитых наволочках и маленькой, полной ароматических сухих трав.
Потом он перенесся в мотель на пути из Эсперанса, где он за спущенными занавесками зализывал разбитую губу и исходил липким потом после того, как известил неизвестно кого по телефону, что нашел свою тень, – только голова была замотана бинтами, а тело облегала свеженакрахмаленная пижама с вышитой монограммой на нагрудном кармане, которую он силился ощупью разобрать. Нет, не "М" – Майстер, не "П" – Пайн, не "Б" – Борегар и не "Л" – Линден или Ламон. Пожалуй, она напоминала звезду Давида, но с большим, чем следует, количеством лучей.
Вот он уже в мансарде Ивонны, где среди ночи слышится топанье мадам Лятюлип. Самой Ивонны в комнате не было, да и мансарда, пожалуй, была великовата, больше, чем у Ивонны, даже больше, чем студия Изабеллы в Камден-Таун. Откуда здесь розовые цветы в старинной фарфоровой вазе и гобелен, изображающий сцену соколиной охоты? С потолка, лениво вращая лопастями, свисал вентилятор.
Ну да, он лежал рядом с Софи на квартирке в Чикаго-Хауз, в Луксоре, и она говорила ему о мужестве. Но запах был другим. Тогда пахло ванилью, теперь – сухими цветочными лепестками. «Он сказал, что меня надо бы проучить, – говорила Софи. – Черта с два. Это их надо проучить – Фрэдди Хамида и его гнусного дружка Дикки Роупера».
Он различил металлические жалюзи, дробящие на полоски живой солнечный свет, и великолепные муслиновые шторы. Слегка повернув забинтованную голову, Джонатан увидел серебряный поднос, кружевную салфетку, кувшин апельсинового сока и бокал. За пространством, выстланным толстым ковром, как в тумане, маячила открытая дверь в большую ванную комнату с висящими в ряд полотенцами разных размеров.
Глаза его слезились, все тело замерло, как тогда, когда лет в десять он прищемил себе руку дверцей чьей-то машины. Под щекой он ощутил жесткий бандаж, укрепленный на поврежденной части черепа, которую восстановил доктор Марти. Тогда он повернул голову в прежнее положение, и его глаза стали наблюдать за движением вентилятора под потолком. Мало-помалу его внутренний армейский гироскоп начал выравниваться.
«Вот здесь тебе предстоит испытание», – говорил Берр.
«Они должны увидеть доказательства, – инструктировал Рук. – Ты не можешь просто выйти к ним с ребенком на руках и ждать аплодисментов».
«Перелом черепа и челюсти», – утверждал Марти. Сотрясение, восемь баллов по шкале Рихтера, десять лет в темной комнате.
Три сломанных ребра, а могло быть и тридцать.
Сильное кровоизлияние в ткани, угрожающее половой сфере, от удара носком тяжелого башмака.
Когда Джонатан свалился от ударов рукоятью пистолета, он получил удар в пах, и на внутренней стороне его бедра остался след ботинка сорок пятого размера – сомнительное развлечение для сиделок.
Перед его глазами мелькало черно-белое видение. Белый медицинский халат. Черное лицо. Черные ноги, белые чулки. Белые тапочки на резиновой подошве. Вначале он подумал, что все это принадлежит одной женщине, но потом сообразил, что их несколько. Они посещали его, как ангелы, молча убирая, стирая пыль, заменяя цветы в вазе и питьевую воду. Одну из них звали Фиби, и у нее были ухватки заправской сиделки.
– Здрасте, мистер Томас. Как вы сегодня? Я Фиби. Миранда, ступай-ка опять за щеткой и протри под кроватью мистера Томаса. Да-да.
«Итак, я Томас, – подумал он. – А вовсе не Пайн. Или, может быть, я Томас Пайн».
Он снова задремал, а когда проснулся, то увидел у свое кровати призрак Софи в белых брюках, стряхивающей пилюли в бумажный стаканчик. Потом он подумал, что, должно быть, это новая сиделка. Но тут заметил широкий пояс с серебряной пряжкой, умопомрачительную линию бедер и растрепанные каштановые волосы, услышал не терпящий возражений голос.
– Не может быть, Томас, – протестовала Джед. – Кто-нибудь наверняка вас без памяти любит. Родители, девочки приятели? Правда, никто?
– Правда, – упорствовал он.
– А кто такая Ивонна? – спросила она, нагибаясь совсем низко и подсовывая ладонь ему под спину, чтобы помочь подняться. – Она абсолютно неотразима?
– Мы были просто друзьями, – сказал он, вдыхая запах шампуня, исходящий от ее волос.
– Значит, не станем сообщать Ивонне?
– Не станем, – ответил он чересчур резко.
Она дала ему таблетки и глоток воды.
– Доктор Марти говорит, вам нужно долго-долго спать. Поэтому не думайте ни о чем, кроме того, что вам нужно медленно-медленно поправляться. Как насчет развлечений? Книги, радио или что-нибудь подобное? Не сейчас, а через день-два? Мы о вас ничего не знаем, кроме того что ваше имя Томас, так сказал Роупер. Поэтому сами говорите, что вам хочется. Рядом в большом доме есть целая библиотека с множеством ужасно умных книг. Корки скажет вам, что там можно найти, но, если хотите, закажем что-нибудь в Нассау. Только потребуйте. – И она взглянула на него своими огромными глазищами, в которых можно было утонуть.
– Спасибо. Я так и сделаю.
Она положила руку ему на лоб, определяя температуру.
– Мы никогда не сумеем толком отблагодарить вас. Роупер, когда возвратится, скажет лучше, чем я, но, честное слово, какой же вы смелый. Просто герой, – проговорила Джед уже у самой двери. – Твою мать, – прибавила монастырская воспитанница, зацепившись карманом брюк за дверную ручку.
* * *
Он осознал, что это была не первая их встреча с тех пор, как он попал сюда, а, вероятно, третья. Две первые были вовсе не во сне.
"Во время первой ты просто улыбалась, и это было чудесно: ты молчала, а я мог думать, и что-то между нами произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141