Надо идти влево от церкви, подумал он, когда они сворачивали вправо. Все важно было запомнить, и каждая крупинка информации может сослужить ему службу.
Местные жители кружком сидели на дороге и пили из больших коричневых бутылей. Водитель свернул в сторону, уважительно объезжая их, правая рука в перчатке поднялась в сдержанном приветствии. «Тоета» взобралась на деревянный мост, и неожиданно луна оказалась справа от Джонатана, а Полярная звезда прямо над ней. Он увидел заросли пышно цветущего гибискуса и совершенно отчетливо вспомнил прочитанное где-то, что колибри берут воду не из чашечки его цветка, а с обратной стороны лепестков. Но он никак не мог припомнить, особенность ли это птицы или растения.
Они въехали в ворота, вызвавшие у него ассоциацию с итальянскими виллами на озере Комо. За воротами находилось белое бунгало с зарешеченными окнами и специальным освещением вокруг. Джонатан счел, что это сторожевой домик, потому что джип перед воротами замедлил ход, и два чернокожих охранника лениво произвели осмотр пассажиров.
– Это тот, о котором говорил майор?
– А кто он, по-твоему? – спросил Фриски. – Какой-нибудь поганый арабский сутенер?
– Я просто спросил. Нет причин беспокоиться. Что они сделали с его лицом?
– Кое-что улучшили, – ответил Фриски.
От ворот большого дома было четыре минуты езды опять по часам Фриски, при скорости десять миль в час. «Тоета», по всей видимости, проехала километра полтора по шоссе, огибающему искусственное озеро или лагуну, так как пахло свежей водой и шофер все время забирал влево. Пока они ехали, Джонатан все время видел отдаленные огни за деревьями и догадался, что это внешняя ограда с галогенными лампами, как в Ирландии. Один раз в темноте рядом с машиной процокали копыта лошади.
«Тоета» сделала еще один поворот, и перед ним открылся залитый светом фасад усадьбы в стиле дворцов Палладио, с центральным куполом и пологим треугольным фронтоном на четырех высоких колоннах. Купол освещался изнутри круглыми слуховыми окошками вроде иллюминаторов. Над ним возвышалась небольшая башенка, сиявшая в свете луны, как церковный ковчег. На вершине башни был укреплен флюгер в виде двух гончих псов, мчащихся за золотой стрелой. «Дом стоит двенадцать миллионов фунтов, а то и более, – говорил Берр. – Содержимое застраховано еще на семь только от пожара. Роупер исключает возможность ограбления».
Дворец стоял на специальной, поросшей травой насыпи. Посреди усыпанной гравием площадки поблескивал пруд с лилиями и мраморным фонтаном. Мраморная балюстрада поднималась с двух сторон к дому, смыкаясь у центрального входа, освещенного металлическими фонарями. Фонари были зажжены, фонтан искрился, входные двери сияли двойными стеклянными створками. Сквозь них Джонатан заметил чернокожего слугу в белой тунике, стоявшего под канделябром в холле. Джип ехал прямо по гравию мимо конюшен, пахнущих теплом лошадей, мимо эвкалиптовой рощи и освещенного бассейна с детской купальней, мимо теннисных кортов и лужайки для крокета, через вторые въездные ворота, менее представительные, но более изящные, чем первые, и наконец остановился перед открытыми дверьми красного дерева.
Тут Джонатан закрыл глаза, потому что голова его раскалывалась, а боль в паху сводила с ума. К тому же снова следовало притворяться бездыханным.
«Кристалл, – повторял он про себя, пока они несли его по лестнице, отделанной тиком. – Кристалл. Величиной с Ритц».
Лежа в роскошных апартаментах, бодрствующей частью сознания Джонатан продолжал упорно трудиться, все подмечая и запоминая на будущее. Он прислушивался к беспрерывной болтовне негров за окнами и вскоре уже узнавал Гамса, чинившего деревянный помост, и Эрла, обрабатывающего гальку для сада камней, большого поклонника футбольной команды Сент-Киттса, и Талбота, лодочника, отлично исполнявшего калипсо. До него доходили звуки работы каких-то механизмов, скорее всего электрических вагонеток. Он видел на фоне неба силуэт носящегося взад-вперед «бичкрафта» и представлял себе Роупера в очках с каталогом «Сотби», возвращающегося на свой остров вместе с Джед, просматривающей журналы. До ушей Джонатана долетали отдаленное ржанье лошадей и цокот копыт с конюшни. Иногда раздавалось рычание сторожевого пса и тявканье собак поменьше, наверно гончих. И он уже догадался, что эмблема на кармане его пижамы изображает кристалл. Как это не пришло ему раньше в голову?
Он также заметил, что его элегантная комната не избежала разрушительного воздействия тропического климата. Оказавшись в ванной, Джонатан обнаружил, что вешалка для полотенца, несмотря на ежедневный уход, за ночь покрывается солеными разводами испарений. А как окислились держатели стеклянных полочек и шурупы, которыми они привинчены к кафельной стене. Бывали часы, когда воздух становился настолько тяжел, что даже вентилятор сдавался, тогда Джонатану казалось, что он обмотан мокрой простыней, которую не в силах содрать с себя.
И он помнил, что его персона все еще стоит здесь под знаком вопроса.
* * *
Однажды вечером на воздушном такси его навестил доктор Марта. Он спросил, говорит ли Джонатан по-французски, и тот ответил утвердительно. Поэтому, пока Марти осматривал голову и пах Джонатана, стучал маленьким резиновым молоточком по его коленям и рукам, заглядывая ему в глаза с помощью офтальмоскопа, Джонатан отвечал на серию не совсем обычных вопросов по-французски, понимая, что его проверяют отнюдь не на предмет здоровья.
– Но вы говорите по-французски как европеец, мсье Ламон!
– Нас так учили в школе.
– В Европе?
– В Торонто.
– Но в какой же школе, черт возьми! Они там семи пядей во лбу?
И все в таком же роде.
Доктор велел отдыхать и ждать. Ждать чего? Пока вы меня разоблачите?
– Чувствуете себя немного лучше, Томас? – заботливо спросил Тэбби со своего места у двери.
– Пожалуй.
– Тогда хорошо, – откликнулся Тэбби.
Чем скорее выздоравливал Джонатан, тем внимательней его сторожили.
* * *
Увы, сколько ни силился Джонатан, ему не удавалось что-нибудь узнать о доме, где его держали. Не слышно было дверных звонков, телефонов, факсов, запахов кухни, обрывков разговора. Он вдыхал медовый аромат жидкости для полировки мебели, инсектицид, благоуханье свежих и сухих цветов, а иногда, при соответствующем ветре, запах конюшня. Тянуло жасмином, свежескошенной травой и хлоркой из бассейна.
И все же он, сирота, солдат и гостиничный служащий, вскоре ощутил нечто известное ему из прошлого: ритм хорошо отлаженной системы, не дающей сбоев даже при отсутствии высшего администратора. В полвосьмого утра начинали работу садовники, и Джонатан мог проверять по ним свои часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Местные жители кружком сидели на дороге и пили из больших коричневых бутылей. Водитель свернул в сторону, уважительно объезжая их, правая рука в перчатке поднялась в сдержанном приветствии. «Тоета» взобралась на деревянный мост, и неожиданно луна оказалась справа от Джонатана, а Полярная звезда прямо над ней. Он увидел заросли пышно цветущего гибискуса и совершенно отчетливо вспомнил прочитанное где-то, что колибри берут воду не из чашечки его цветка, а с обратной стороны лепестков. Но он никак не мог припомнить, особенность ли это птицы или растения.
Они въехали в ворота, вызвавшие у него ассоциацию с итальянскими виллами на озере Комо. За воротами находилось белое бунгало с зарешеченными окнами и специальным освещением вокруг. Джонатан счел, что это сторожевой домик, потому что джип перед воротами замедлил ход, и два чернокожих охранника лениво произвели осмотр пассажиров.
– Это тот, о котором говорил майор?
– А кто он, по-твоему? – спросил Фриски. – Какой-нибудь поганый арабский сутенер?
– Я просто спросил. Нет причин беспокоиться. Что они сделали с его лицом?
– Кое-что улучшили, – ответил Фриски.
От ворот большого дома было четыре минуты езды опять по часам Фриски, при скорости десять миль в час. «Тоета», по всей видимости, проехала километра полтора по шоссе, огибающему искусственное озеро или лагуну, так как пахло свежей водой и шофер все время забирал влево. Пока они ехали, Джонатан все время видел отдаленные огни за деревьями и догадался, что это внешняя ограда с галогенными лампами, как в Ирландии. Один раз в темноте рядом с машиной процокали копыта лошади.
«Тоета» сделала еще один поворот, и перед ним открылся залитый светом фасад усадьбы в стиле дворцов Палладио, с центральным куполом и пологим треугольным фронтоном на четырех высоких колоннах. Купол освещался изнутри круглыми слуховыми окошками вроде иллюминаторов. Над ним возвышалась небольшая башенка, сиявшая в свете луны, как церковный ковчег. На вершине башни был укреплен флюгер в виде двух гончих псов, мчащихся за золотой стрелой. «Дом стоит двенадцать миллионов фунтов, а то и более, – говорил Берр. – Содержимое застраховано еще на семь только от пожара. Роупер исключает возможность ограбления».
Дворец стоял на специальной, поросшей травой насыпи. Посреди усыпанной гравием площадки поблескивал пруд с лилиями и мраморным фонтаном. Мраморная балюстрада поднималась с двух сторон к дому, смыкаясь у центрального входа, освещенного металлическими фонарями. Фонари были зажжены, фонтан искрился, входные двери сияли двойными стеклянными створками. Сквозь них Джонатан заметил чернокожего слугу в белой тунике, стоявшего под канделябром в холле. Джип ехал прямо по гравию мимо конюшен, пахнущих теплом лошадей, мимо эвкалиптовой рощи и освещенного бассейна с детской купальней, мимо теннисных кортов и лужайки для крокета, через вторые въездные ворота, менее представительные, но более изящные, чем первые, и наконец остановился перед открытыми дверьми красного дерева.
Тут Джонатан закрыл глаза, потому что голова его раскалывалась, а боль в паху сводила с ума. К тому же снова следовало притворяться бездыханным.
«Кристалл, – повторял он про себя, пока они несли его по лестнице, отделанной тиком. – Кристалл. Величиной с Ритц».
Лежа в роскошных апартаментах, бодрствующей частью сознания Джонатан продолжал упорно трудиться, все подмечая и запоминая на будущее. Он прислушивался к беспрерывной болтовне негров за окнами и вскоре уже узнавал Гамса, чинившего деревянный помост, и Эрла, обрабатывающего гальку для сада камней, большого поклонника футбольной команды Сент-Киттса, и Талбота, лодочника, отлично исполнявшего калипсо. До него доходили звуки работы каких-то механизмов, скорее всего электрических вагонеток. Он видел на фоне неба силуэт носящегося взад-вперед «бичкрафта» и представлял себе Роупера в очках с каталогом «Сотби», возвращающегося на свой остров вместе с Джед, просматривающей журналы. До ушей Джонатана долетали отдаленное ржанье лошадей и цокот копыт с конюшни. Иногда раздавалось рычание сторожевого пса и тявканье собак поменьше, наверно гончих. И он уже догадался, что эмблема на кармане его пижамы изображает кристалл. Как это не пришло ему раньше в голову?
Он также заметил, что его элегантная комната не избежала разрушительного воздействия тропического климата. Оказавшись в ванной, Джонатан обнаружил, что вешалка для полотенца, несмотря на ежедневный уход, за ночь покрывается солеными разводами испарений. А как окислились держатели стеклянных полочек и шурупы, которыми они привинчены к кафельной стене. Бывали часы, когда воздух становился настолько тяжел, что даже вентилятор сдавался, тогда Джонатану казалось, что он обмотан мокрой простыней, которую не в силах содрать с себя.
И он помнил, что его персона все еще стоит здесь под знаком вопроса.
* * *
Однажды вечером на воздушном такси его навестил доктор Марта. Он спросил, говорит ли Джонатан по-французски, и тот ответил утвердительно. Поэтому, пока Марти осматривал голову и пах Джонатана, стучал маленьким резиновым молоточком по его коленям и рукам, заглядывая ему в глаза с помощью офтальмоскопа, Джонатан отвечал на серию не совсем обычных вопросов по-французски, понимая, что его проверяют отнюдь не на предмет здоровья.
– Но вы говорите по-французски как европеец, мсье Ламон!
– Нас так учили в школе.
– В Европе?
– В Торонто.
– Но в какой же школе, черт возьми! Они там семи пядей во лбу?
И все в таком же роде.
Доктор велел отдыхать и ждать. Ждать чего? Пока вы меня разоблачите?
– Чувствуете себя немного лучше, Томас? – заботливо спросил Тэбби со своего места у двери.
– Пожалуй.
– Тогда хорошо, – откликнулся Тэбби.
Чем скорее выздоравливал Джонатан, тем внимательней его сторожили.
* * *
Увы, сколько ни силился Джонатан, ему не удавалось что-нибудь узнать о доме, где его держали. Не слышно было дверных звонков, телефонов, факсов, запахов кухни, обрывков разговора. Он вдыхал медовый аромат жидкости для полировки мебели, инсектицид, благоуханье свежих и сухих цветов, а иногда, при соответствующем ветре, запах конюшня. Тянуло жасмином, свежескошенной травой и хлоркой из бассейна.
И все же он, сирота, солдат и гостиничный служащий, вскоре ощутил нечто известное ему из прошлого: ритм хорошо отлаженной системы, не дающей сбоев даже при отсутствии высшего администратора. В полвосьмого утра начинали работу садовники, и Джонатан мог проверять по ним свои часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141