Его святая святых вне посягательств, это приказ».
* * *
Все очень просто. Солдатская простота. Умеренность обычного человека. Ни украшенного вышивкой трона, ни черепахового письменного стола, ни девятифутовых бамбуковых диванов, подушки на которых мгновенно вызывают сон, ни серебряных бокалов, ни каталогов «Сотби». Просто обычный скучный маленький офис для делания денег. Простой, крытый кожзаменителем стол со сломанной подставкой для папок. Стоит ее потянуть на себя, и они все клонятся вперед. Джонатан так и сделал, эффект был незамедлительный. Легкий стальной стул. В одиноком, круглом, как иллюминатор, оконце, подобном мертвому глазу, застыло безоблачное небо. Две бабочки парусника. Бог знает как они оказались здесь? Одна навозная муха, очень шумная. На стопке корреспонденции – письмо. Адрес: Хэмпден-Холл, Ньюбери. Подпись: Тони. Посвящено сложному положению, в котором оказался автор. Тон письма просящий и угрожающий одновременно. Не читай его, просто сфотографируй. Он разложил остальные бумаги наподобие карт на столе, вынул камеру-зажигалку, открыл донце, скрывавшее объектив, и посмотрел в крошечный глазок. «Для определения расстояния растопырь пальцы обеих рук и большим коснись носа», – говорил Рук. Он так и сделал. «Прицелься. Стреляй. Теперь поменяй бумаги. Не оставляй следов пота на столе. Еще раз надави большим пальцем на нос, чтобы проверить расстояние. Спокойней. Теперь замри, так же спокойно». Замерев, он стоял у окна. «Понаблюдай, только не очень высовывайся. „Тоета“ отъезжает, рядом Гус. Продолжай работать. Не спеша».
Он закончил первую папку, возвратил бумаги назад и принялся за следующую. Шесть плотно исписанных страниц почерком Роупера. Жемчужина короны? Или обыкновенные письма к бывшей жене по поводу Дэниэла? Он разложил листы по порядку, слева направо. Нет, это не письма к Пауле. Здесь много имен и номеров, написано на миллиметровке шариковой ручкой, слева имена, против них цифры, все тщательно распределено по квадратикам. Карточные долга? Хозяйственные расчеты? Список дней рождения? Перестань думать. Сначала разведай, размышлять будешь позже. Он сделал шаг назад, вытер пот с лица и глубоко выдохнул. И тут он увидел его.
Один волос. Длинный, мягкий, великолепный каштановый волос, который следовало бы видеть в медальоне, или любовном послании, или на подушке, пахнущей лесным дымом. На какое-то мгновение его охватил гнев первооткрывателя, который, достигнув вершины, обнаруживает вдруг, что здесь уже валяется жестянка опередившего его соперника. «Ты лгала мне! Ты знала, чем он занимается! Ты закрываешь глаза на самую грязную сделку его карьеры!» В следующую секунду его обрадовала мысль, что Джед проделала то же путешествие, хотя се не подталкивали к этому ни Рук, ни Берр, ни убийство Софи.
Потом его охватил ужас. Не из-за себя, из-за нее. Из-за ее хрупкости и неуклюжести. Страх за ее жизнь. «Ты, глупышка, – сказал он ей, – оставляешь везде свои метки! Тебе никогда не приходилось видеть красивую женщину с изуродованным лицом? А маленькую собачку со вспоротым брюхом?»
Он обмотал эту улику вокруг мизинца и сунул в промокший от пота карман рубашки, после чего возвратил вторую папку на место и уже вынул бумаги из третьей, когда услышал стук лошадиных копыт со стороны конюшни, сопровождаемый возмущенными детскими голосами.
Действуя методично, он восстановил на столе прежний порядок и неспешно подошел к окну. И сейчас же услышал приближающийся со стороны кухни топот детских ног я истерические рыдания Дэниэла. Вслед раздался резкий голос Джед. На конном дворе Джонатан увидел Кэролайн Лэнгборн с тремя ее детьми, конюха Клода, держащего под уздцы Сару, арабскую кобылу Джед и грума Донегала с понурившимся, будто от стыда за все происходящее, пони Смоуки, на котором ездил Дэниэл.
* * *
Упоение боя.
Спокойствие боя.
Он сын своего отца. Похороните его в военной форме.
Джонатан осторожно сунул камеру в карман джинсов и внимательно осмотрел стол на предмет каких-нибудь нечаянных следов. С помощью носового платка он вытер поверхность стола и корешки папок. Голос Дэниэла звучал громче, чем у Джед, но Джонатан все равно не мог разобрать, что они говорят. В конюшне один из отпрысков Лэнгборнов, по-видимому, решил, что настала и его пора присоединиться к этому трагическому хору. Эсмеральда вышла из кухни и уговаривала Дэна не быть глупым мальчиком, иначе что скажет его папочка? Джонатан вышел в гардеробную и с помощью отмычки запер кабинет, провозившись дольше положенного из-за боязни повредить дверную накладку. К моменту, когда он оказался в спальне, до него донеслись шаги Джед по лестнице, ее ноги были обуты в ботинки для верховой езды. При этом она оповещала всех, кто мог ее слышать, что больше никогда, да-да, никогда не возьмет Дэниэла кататься верхом.
Он подумал, не лучше ли спрятаться в ванной или гардеробной Роупера, но это ровно ничего не меняло. Он почувствовал истому, напоминающую любовную, нежелание суетиться. Поэтому, когда Джед возникла на пороге комнаты в полном верховом снаряжении, но с непокрытой головой и без хлыста, разгоряченная жарой и гневом, Джонатан стоял перед столиком у софы и поправлял в вазе корабельные цветы, ибо, пока он шел по лестнице, они сбились в кучу.
Вначале ее гнев на Дэниэла не позволил ей чему-либо удивиться. И его поразило, что, по крайней мере, гнев делает ее естественной.
– Томас, если вы в самом деле имеете какое-то влияние на Дэниэла, научите его не распускать слюни всякий раз, как он ушибется. Одно небольшое падение, ничего не пострадало – кроме его гордости, и он такое устроил. Послушайте, Томас, что, черт побери, вы делаете в этой комнате?
Я принес корабельные цветы из вчерашнего похода на гору.
– Почему вы не отдали их мисс Сью?
– Я хотел сам их расставить.
– Вы могли это сделать внизу и отдать мисс Сью.
Она посмотрела на неубранную постель, на вчерашние платья, брошенные на шезлонг, на открытую дверь в ванную. Дэниэл все еще плакал.
– Заткнись, Дэниэл! – Ее взгляд снова возвратился к Джонатану. – Томас, в самом деле, с цветами или без цветов, это просто офигенная наглость.
«Все тот же гнев. Просто переключилась с Дэниэла на меня», – подумал он, продолжая поправлять букет. Ему вдруг ужасно захотелось ее защитить. Отмычки неудобно давили ему на бедро, фотокамера почти вылезала из неглубокого кармана, и, конечно, история с корабельными цветами, выдуманная для Эсмеральды, была явно жидковата. Но больше всего в этот момент его волновала безмерная уязвимость Джед. Вопли Дэниэла стихли, он прислушивался к произведенному эффекту.
– Почему бы тогда не вызвать охрану? – предложил Джонатан, обращаясь не столько к Джед, сколько к цветам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
* * *
Все очень просто. Солдатская простота. Умеренность обычного человека. Ни украшенного вышивкой трона, ни черепахового письменного стола, ни девятифутовых бамбуковых диванов, подушки на которых мгновенно вызывают сон, ни серебряных бокалов, ни каталогов «Сотби». Просто обычный скучный маленький офис для делания денег. Простой, крытый кожзаменителем стол со сломанной подставкой для папок. Стоит ее потянуть на себя, и они все клонятся вперед. Джонатан так и сделал, эффект был незамедлительный. Легкий стальной стул. В одиноком, круглом, как иллюминатор, оконце, подобном мертвому глазу, застыло безоблачное небо. Две бабочки парусника. Бог знает как они оказались здесь? Одна навозная муха, очень шумная. На стопке корреспонденции – письмо. Адрес: Хэмпден-Холл, Ньюбери. Подпись: Тони. Посвящено сложному положению, в котором оказался автор. Тон письма просящий и угрожающий одновременно. Не читай его, просто сфотографируй. Он разложил остальные бумаги наподобие карт на столе, вынул камеру-зажигалку, открыл донце, скрывавшее объектив, и посмотрел в крошечный глазок. «Для определения расстояния растопырь пальцы обеих рук и большим коснись носа», – говорил Рук. Он так и сделал. «Прицелься. Стреляй. Теперь поменяй бумаги. Не оставляй следов пота на столе. Еще раз надави большим пальцем на нос, чтобы проверить расстояние. Спокойней. Теперь замри, так же спокойно». Замерев, он стоял у окна. «Понаблюдай, только не очень высовывайся. „Тоета“ отъезжает, рядом Гус. Продолжай работать. Не спеша».
Он закончил первую папку, возвратил бумаги назад и принялся за следующую. Шесть плотно исписанных страниц почерком Роупера. Жемчужина короны? Или обыкновенные письма к бывшей жене по поводу Дэниэла? Он разложил листы по порядку, слева направо. Нет, это не письма к Пауле. Здесь много имен и номеров, написано на миллиметровке шариковой ручкой, слева имена, против них цифры, все тщательно распределено по квадратикам. Карточные долга? Хозяйственные расчеты? Список дней рождения? Перестань думать. Сначала разведай, размышлять будешь позже. Он сделал шаг назад, вытер пот с лица и глубоко выдохнул. И тут он увидел его.
Один волос. Длинный, мягкий, великолепный каштановый волос, который следовало бы видеть в медальоне, или любовном послании, или на подушке, пахнущей лесным дымом. На какое-то мгновение его охватил гнев первооткрывателя, который, достигнув вершины, обнаруживает вдруг, что здесь уже валяется жестянка опередившего его соперника. «Ты лгала мне! Ты знала, чем он занимается! Ты закрываешь глаза на самую грязную сделку его карьеры!» В следующую секунду его обрадовала мысль, что Джед проделала то же путешествие, хотя се не подталкивали к этому ни Рук, ни Берр, ни убийство Софи.
Потом его охватил ужас. Не из-за себя, из-за нее. Из-за ее хрупкости и неуклюжести. Страх за ее жизнь. «Ты, глупышка, – сказал он ей, – оставляешь везде свои метки! Тебе никогда не приходилось видеть красивую женщину с изуродованным лицом? А маленькую собачку со вспоротым брюхом?»
Он обмотал эту улику вокруг мизинца и сунул в промокший от пота карман рубашки, после чего возвратил вторую папку на место и уже вынул бумаги из третьей, когда услышал стук лошадиных копыт со стороны конюшни, сопровождаемый возмущенными детскими голосами.
Действуя методично, он восстановил на столе прежний порядок и неспешно подошел к окну. И сейчас же услышал приближающийся со стороны кухни топот детских ног я истерические рыдания Дэниэла. Вслед раздался резкий голос Джед. На конном дворе Джонатан увидел Кэролайн Лэнгборн с тремя ее детьми, конюха Клода, держащего под уздцы Сару, арабскую кобылу Джед и грума Донегала с понурившимся, будто от стыда за все происходящее, пони Смоуки, на котором ездил Дэниэл.
* * *
Упоение боя.
Спокойствие боя.
Он сын своего отца. Похороните его в военной форме.
Джонатан осторожно сунул камеру в карман джинсов и внимательно осмотрел стол на предмет каких-нибудь нечаянных следов. С помощью носового платка он вытер поверхность стола и корешки папок. Голос Дэниэла звучал громче, чем у Джед, но Джонатан все равно не мог разобрать, что они говорят. В конюшне один из отпрысков Лэнгборнов, по-видимому, решил, что настала и его пора присоединиться к этому трагическому хору. Эсмеральда вышла из кухни и уговаривала Дэна не быть глупым мальчиком, иначе что скажет его папочка? Джонатан вышел в гардеробную и с помощью отмычки запер кабинет, провозившись дольше положенного из-за боязни повредить дверную накладку. К моменту, когда он оказался в спальне, до него донеслись шаги Джед по лестнице, ее ноги были обуты в ботинки для верховой езды. При этом она оповещала всех, кто мог ее слышать, что больше никогда, да-да, никогда не возьмет Дэниэла кататься верхом.
Он подумал, не лучше ли спрятаться в ванной или гардеробной Роупера, но это ровно ничего не меняло. Он почувствовал истому, напоминающую любовную, нежелание суетиться. Поэтому, когда Джед возникла на пороге комнаты в полном верховом снаряжении, но с непокрытой головой и без хлыста, разгоряченная жарой и гневом, Джонатан стоял перед столиком у софы и поправлял в вазе корабельные цветы, ибо, пока он шел по лестнице, они сбились в кучу.
Вначале ее гнев на Дэниэла не позволил ей чему-либо удивиться. И его поразило, что, по крайней мере, гнев делает ее естественной.
– Томас, если вы в самом деле имеете какое-то влияние на Дэниэла, научите его не распускать слюни всякий раз, как он ушибется. Одно небольшое падение, ничего не пострадало – кроме его гордости, и он такое устроил. Послушайте, Томас, что, черт побери, вы делаете в этой комнате?
Я принес корабельные цветы из вчерашнего похода на гору.
– Почему вы не отдали их мисс Сью?
– Я хотел сам их расставить.
– Вы могли это сделать внизу и отдать мисс Сью.
Она посмотрела на неубранную постель, на вчерашние платья, брошенные на шезлонг, на открытую дверь в ванную. Дэниэл все еще плакал.
– Заткнись, Дэниэл! – Ее взгляд снова возвратился к Джонатану. – Томас, в самом деле, с цветами или без цветов, это просто офигенная наглость.
«Все тот же гнев. Просто переключилась с Дэниэла на меня», – подумал он, продолжая поправлять букет. Ему вдруг ужасно захотелось ее защитить. Отмычки неудобно давили ему на бедро, фотокамера почти вылезала из неглубокого кармана, и, конечно, история с корабельными цветами, выдуманная для Эсмеральды, была явно жидковата. Но больше всего в этот момент его волновала безмерная уязвимость Джед. Вопли Дэниэла стихли, он прислушивался к произведенному эффекту.
– Почему бы тогда не вызвать охрану? – предложил Джонатан, обращаясь не столько к Джед, сколько к цветам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141