Трезвонили друзья, знакомые девушки, чужие люди - ошибались номером. Максим перестал подходить к телефону. И на какое-то время телефон затих, видно, устал. А потом зазвонил снова. Его беспокоил Сергей Сергеевич. Максим и ему сказал, что болен. Сергей Сергеевич поинтересовался, чем именно. Максим сказал: гриппом.
А потом позвонили в дверь. Максим удивился, но пошел открывать. На пороге стояли Сергей Сергеевич и еще один человек: невысокий, коренастый, в очках с толстыми стеклами, с саквояжиком в руке.
- Это доктор Кудрявцев Борис Анатольевич, - представил гостя Сергей Сергеевич. - Но на грипп что-то не похоже.
- Мне плохо. - Максим обвел посетителей мутным взглядом.
- Вижу, - сказал Сергей Сергеевич, отметил вереницу пустых бутылок вдоль стены, скорчил гримасу омерзения. - Фу, вонь у тебя, как в бомжатнике. Борис Анатольевич, открой, пожалуйста, окно.
В распахнутую фрамугу вместе с дождевой прохладой ворвался уличный шум, лай собак, вой сирен, детский визг.
- Так в чем дело? - поинтересовался Сергей Сергеевич.
- Это личное, - сказал Максим.
- Личное - одна из форм общественного, - строго возразил Сергей Сергеевич. И добавил отрывисто, по-военному: - Быстро выкладывай, что произошло, некогда с тобой возиться. Тоже мне, красна девица…
Как ни странно, приказной тон возымел действие. Максим подобрался, ему стало неловко за свой неряшливый вид, за жуткий перегар, за недельной давности щетину. Он коротко сказал, что его предала любимая девушка и что ему в связи с этим хреново.
- Уфф, - облегченно вздохнул Сергей Сергеевич, - а я-то думал, что кто-то умер. Ну и что - ты теперь собираешься поставить на себе крест, спиться, опуститься, превратиться в маргинала? Посмотри на себя. - Он с силой, которую трудно было от неuо ожидать, подволок Максима к зеркалу. В голосе скрежетнуло железо. - Внимательно смотри. Не противно? Ты мужик или кто? Позволишь сломать свою молодую жизнь из-за глупой девицы? Чтобы однажды, встретив тебя на улице, она брезгливо отшатнулась и сказала: «Слава богу, что я не связалась с этим парнем». Или ты возьмешь себя в руки и докажешь всем и ей, что она совершила самую большую ошибку в своей жизни, когда так поступила? Да она локти будет кусать, сама прибежит, в ногах валяться станет, а ты подумаешь, простить ее или послать ко всем чертям! Я прав, Борис Анатольевич? - обратился гость за поддержкой.
- Абсолютно прав, Сергей Сергеич, - кивнул гость. - Баб вокруг до хрена.
Максим угрюмо молчал. Но, удивительное дело, боль стала отступать. Отчаяние сменилось мрачной ожесточенностью. Эти люди были правы. Евгения еще пожалеет, что так поступила с ним. Максим еще покажет, на что он способен. Выбьется в люди, станет богатым и могущественным. Однажды они встретятся, но ему будет все равно.
Тем временем Борис Анатольевич открыл саквояжик, вытащил оттуда запаянную ампулу и шприц.
- Что это? - насторожился Максим.
- Не бойся, не яд, - фамильярно похлопал его по спине Сергей Сергеевич. - Легкое успокоительное. Один укольчик, и ты в полном порядке. Пора мыться, бриться и приниматься за дело. Время не ждет. Цигель-цигель, ай люлю. Закатывай рукав.
- А это обязательно? - Максим тоскливо покосился на шприц с длинной острой иглой.
- Вот только не говори, что боишься уколов, герой-любовник, - рассмеялся Сергей Сергеевич.
После инъекции Максим почувствовал странную опустошающую легкость вместе с полнейшим пофигизмом - потрясающая анестезия для больной души. Ни радости, ни горечи - безразличие и тупость. Объяви кто-нибудь в тот момент по радио ковровую бомбардировку - он и ухом бы не повел. Вместе с тем голова его сохранила поразительную ясность мыслей, а тело - четкость движений - никакой сонливости и заторможенности…
-. Классное средство, - сказал Максим. - Я бы приобрел парочку ампул.
Но Борис Анатольевич решительно захлопнул саквояж и погрозил узловатым пальцем:
- Нет, этого никак нельзя. Дальше сам справишься.
Пока они занимались медицинскими делами, Сергей Сергеевич обследовал содержимое пепельницы, вытащил из нее уцелевший кусочек фотографии - улыбающееся личико в обрамлении растрепанных ветром янтарных кудрей, повертел, приблизил к глазам.
- Она?
Максим сумрачно кивнул.
- Ничего особенного, - кинул беглый взгляд знатока и вынес вердикт врач. - Обычная девица. У нас медсестры знаешь какие девки - о-го-го, закачаешься. Любой стресс стопудово снимают получше любых инъекций. Приходи, познакомлю.
- Это верно, - блеснул глазом Сергей Сергеевич, - девки у вас гарные. Как на подбор.
- Спасибо, - усмехнулся Максим, - я уж сам как-нибудь.
***
В Питере длилось золотое бабье лето. Бросало под ноги шуршащие красно-желтые листья, обманчиво завлекало ласковым, как поцелуй изменницы, солнцем, тешило запоздалым увядающим очарованием. Максим старался не поддаваться обманчивой прелести: закрутит, поманит ложной надеждой, заморочит янтарным дурманом… А потом огорошит ледяным пришествием зимы.
…Макс шел домой после трудной пятницы. Утром - четыре пары в универе, потом - работа. Все как всегда. Обыденно до отвращения.
На бульваре миловались парочки. Максим старательно отводил глаза. Прежде чужая влюбленность возбуждала в нем сладостное томление, предвкушение собственного наслаждения. Теперь все изменилось. Вид счастливых любовников вызывал раздражение, граничащее с глухой злобой. Максим слушал оды, которые приятели пели своим подругам, и цинично усмехался: день прозрения был недалек. День превращения прекрасной принцессы в омерзительную жабу… Приятели с ним не спорили, только многозначительно переглядывались за его спиной. Он отлично понимал смысл их сочувствующих взглядов, и от этого ему становилось еще противнее. Жалость, даже дружеская, была унизительна. Постепенно Максим отдалился от друзей, замкнулся в себе и стал поддерживать с окружающими сугубо деловые отношения. Вскоре он понял, что новый уровень общения устраивает его гораздо больше. Он больше никому не обязан был изливать душу, выслушивать советы, объяснять, помогать, сопереживать. Оказалось, что в одиночестве есть своя сила. Рассчитывая на себя, ты никому ничем не обязан. А с делового партнера коллегам спросить и потребовать проще, чем с друга-приятеля, с которым вчера откровенничал за кружечкой пивка. Максим отрешился от мыслей о Евгении и направил энергию в деловую сферу. Он преуспел. Только пустота в душе разрасталась с каждым днем, принимала угрожающие размеры. И заполнить ее не удавалось ни модными вечеринками, ни бурным сексом. Помогали пешие прогулки по Питеру, по любимым, полным векового очарования переулкам и мостикам, где, казалось, время остановило ход и затертые биллионами подошв ступени, добродушные окаменелые львы с потрепанными мордами, облупившиеся от груза столетий стены говорили, вздыхая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
А потом позвонили в дверь. Максим удивился, но пошел открывать. На пороге стояли Сергей Сергеевич и еще один человек: невысокий, коренастый, в очках с толстыми стеклами, с саквояжиком в руке.
- Это доктор Кудрявцев Борис Анатольевич, - представил гостя Сергей Сергеевич. - Но на грипп что-то не похоже.
- Мне плохо. - Максим обвел посетителей мутным взглядом.
- Вижу, - сказал Сергей Сергеевич, отметил вереницу пустых бутылок вдоль стены, скорчил гримасу омерзения. - Фу, вонь у тебя, как в бомжатнике. Борис Анатольевич, открой, пожалуйста, окно.
В распахнутую фрамугу вместе с дождевой прохладой ворвался уличный шум, лай собак, вой сирен, детский визг.
- Так в чем дело? - поинтересовался Сергей Сергеевич.
- Это личное, - сказал Максим.
- Личное - одна из форм общественного, - строго возразил Сергей Сергеевич. И добавил отрывисто, по-военному: - Быстро выкладывай, что произошло, некогда с тобой возиться. Тоже мне, красна девица…
Как ни странно, приказной тон возымел действие. Максим подобрался, ему стало неловко за свой неряшливый вид, за жуткий перегар, за недельной давности щетину. Он коротко сказал, что его предала любимая девушка и что ему в связи с этим хреново.
- Уфф, - облегченно вздохнул Сергей Сергеевич, - а я-то думал, что кто-то умер. Ну и что - ты теперь собираешься поставить на себе крест, спиться, опуститься, превратиться в маргинала? Посмотри на себя. - Он с силой, которую трудно было от неuо ожидать, подволок Максима к зеркалу. В голосе скрежетнуло железо. - Внимательно смотри. Не противно? Ты мужик или кто? Позволишь сломать свою молодую жизнь из-за глупой девицы? Чтобы однажды, встретив тебя на улице, она брезгливо отшатнулась и сказала: «Слава богу, что я не связалась с этим парнем». Или ты возьмешь себя в руки и докажешь всем и ей, что она совершила самую большую ошибку в своей жизни, когда так поступила? Да она локти будет кусать, сама прибежит, в ногах валяться станет, а ты подумаешь, простить ее или послать ко всем чертям! Я прав, Борис Анатольевич? - обратился гость за поддержкой.
- Абсолютно прав, Сергей Сергеич, - кивнул гость. - Баб вокруг до хрена.
Максим угрюмо молчал. Но, удивительное дело, боль стала отступать. Отчаяние сменилось мрачной ожесточенностью. Эти люди были правы. Евгения еще пожалеет, что так поступила с ним. Максим еще покажет, на что он способен. Выбьется в люди, станет богатым и могущественным. Однажды они встретятся, но ему будет все равно.
Тем временем Борис Анатольевич открыл саквояжик, вытащил оттуда запаянную ампулу и шприц.
- Что это? - насторожился Максим.
- Не бойся, не яд, - фамильярно похлопал его по спине Сергей Сергеевич. - Легкое успокоительное. Один укольчик, и ты в полном порядке. Пора мыться, бриться и приниматься за дело. Время не ждет. Цигель-цигель, ай люлю. Закатывай рукав.
- А это обязательно? - Максим тоскливо покосился на шприц с длинной острой иглой.
- Вот только не говори, что боишься уколов, герой-любовник, - рассмеялся Сергей Сергеевич.
После инъекции Максим почувствовал странную опустошающую легкость вместе с полнейшим пофигизмом - потрясающая анестезия для больной души. Ни радости, ни горечи - безразличие и тупость. Объяви кто-нибудь в тот момент по радио ковровую бомбардировку - он и ухом бы не повел. Вместе с тем голова его сохранила поразительную ясность мыслей, а тело - четкость движений - никакой сонливости и заторможенности…
-. Классное средство, - сказал Максим. - Я бы приобрел парочку ампул.
Но Борис Анатольевич решительно захлопнул саквояж и погрозил узловатым пальцем:
- Нет, этого никак нельзя. Дальше сам справишься.
Пока они занимались медицинскими делами, Сергей Сергеевич обследовал содержимое пепельницы, вытащил из нее уцелевший кусочек фотографии - улыбающееся личико в обрамлении растрепанных ветром янтарных кудрей, повертел, приблизил к глазам.
- Она?
Максим сумрачно кивнул.
- Ничего особенного, - кинул беглый взгляд знатока и вынес вердикт врач. - Обычная девица. У нас медсестры знаешь какие девки - о-го-го, закачаешься. Любой стресс стопудово снимают получше любых инъекций. Приходи, познакомлю.
- Это верно, - блеснул глазом Сергей Сергеевич, - девки у вас гарные. Как на подбор.
- Спасибо, - усмехнулся Максим, - я уж сам как-нибудь.
***
В Питере длилось золотое бабье лето. Бросало под ноги шуршащие красно-желтые листья, обманчиво завлекало ласковым, как поцелуй изменницы, солнцем, тешило запоздалым увядающим очарованием. Максим старался не поддаваться обманчивой прелести: закрутит, поманит ложной надеждой, заморочит янтарным дурманом… А потом огорошит ледяным пришествием зимы.
…Макс шел домой после трудной пятницы. Утром - четыре пары в универе, потом - работа. Все как всегда. Обыденно до отвращения.
На бульваре миловались парочки. Максим старательно отводил глаза. Прежде чужая влюбленность возбуждала в нем сладостное томление, предвкушение собственного наслаждения. Теперь все изменилось. Вид счастливых любовников вызывал раздражение, граничащее с глухой злобой. Максим слушал оды, которые приятели пели своим подругам, и цинично усмехался: день прозрения был недалек. День превращения прекрасной принцессы в омерзительную жабу… Приятели с ним не спорили, только многозначительно переглядывались за его спиной. Он отлично понимал смысл их сочувствующих взглядов, и от этого ему становилось еще противнее. Жалость, даже дружеская, была унизительна. Постепенно Максим отдалился от друзей, замкнулся в себе и стал поддерживать с окружающими сугубо деловые отношения. Вскоре он понял, что новый уровень общения устраивает его гораздо больше. Он больше никому не обязан был изливать душу, выслушивать советы, объяснять, помогать, сопереживать. Оказалось, что в одиночестве есть своя сила. Рассчитывая на себя, ты никому ничем не обязан. А с делового партнера коллегам спросить и потребовать проще, чем с друга-приятеля, с которым вчера откровенничал за кружечкой пивка. Максим отрешился от мыслей о Евгении и направил энергию в деловую сферу. Он преуспел. Только пустота в душе разрасталась с каждым днем, принимала угрожающие размеры. И заполнить ее не удавалось ни модными вечеринками, ни бурным сексом. Помогали пешие прогулки по Питеру, по любимым, полным векового очарования переулкам и мостикам, где, казалось, время остановило ход и затертые биллионами подошв ступени, добродушные окаменелые львы с потрепанными мордами, облупившиеся от груза столетий стены говорили, вздыхая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59