И люди, и оружие ведут себя в «мирное» и в «военное» время совершенно по-разному. В слоившейся ситуации, в интересах дела надо было пожертвовать красавчиком – «рэйвеном».
Выстрела никто не услышит.
Он сейчас выстрелит, убьет (с такого расстояния промахнуться невозможно) ещё одного старика, так не во-время решившего помочиться, втащит в квартиру труп юноши, и оставит три трупа следствию, – пусть криминалисты ломают голову, что здесь произошло, и как это юноша в белой рубашке и, черных слаксах, на которого вскоре дадут ориентировку московские менты, сумел, будучи уже задушенным стальной удавкой, на которой будут «пальчи – ки» одного из стариков выстрелить в первого старика и убить его, после чего, оставив уже свои «пальчики» на блестящей поверхности щечек из слоновой кости и никелированном курке убить и второго «деда» и дать дуба в метре-полутора от трупа.
Им за это «бабки» платят (хотя и смешные, но-святое дело – зарплата). Вот пусть и разбираются. А ему надо уродов из рам вырезать и брюлики из сейфа взять.
«Смерть укрылась за „Б-6“
Воскресенье 16 августа 1998г. Утро, 10 часов 04 минуты.
Собственно, такая точность нам не нужна. Мы могли бы заглянуть в квартиры наших героинь и в более ранее время, и чуть позже. Ничего бы не изменилось. Потому что режим у всех примерно одинаковый.
Поскольку основная работа в стационаре приходится на поздние часы. Как правило, это введение внутривенно или внутримышечно пациентам прописанных им лекарств прямо в палатах (а поскольку это одиночные палаты, люди там лежат солидные, на коммерческой основе и можно, не боясь побеспокоить соседей, заглянуть с полным шприцем часов в десять вечера), то и надо девушкам отоспаться, – работа у них нервная.
Наташа в 10. 04 спала в большой постели одна, совершенно голая и, если учесть, что стоял август, а комната была хорошо прогрета электрокамином, было не так уж и странно.
Наташа вообще была девушка сосредоточенная, склонная к одиночеству. При её прекрасной внешности, точеной фигурке, среднем медицинском образовании и высшем инязовском, – найти жениха, или на худой конец, любовника, не представило бы труда.
Но Наташа была мизантроп.
То есть она не любила людей как мужского, так и женского пола. Так что ваши бестактные вопросы относительно склонности к лесбийской любви оставим на вашей совести. Не было этого. Но природа брала свое. И Наташа, измучив себя до изнеможения вчера вечером в ванной долгой и не приносящей удовлетворения мастурбацией сейчас, спала, как убитая.
Как убитая лежала в своей больничной койке и глава международного куриного холдинга (выращивание бройлеров, яйце фабрика, переработка мяса в консервы и т. д.) Инга Филипповна Иртышева после того, как медсестра ввела ей в задницу несколько кубиков витамина «Б-6».
Собственно, Иртышева была, если уж быть точными, не как убитая: она убитая и была. Потому что Наташа ввела ей не «Б-6», а совсем другой препарат, полученный в лаборатории Игуаны. На Игуану работала и бригада «Скорой помощи». У них даже своя машина была. Но на ней они ездили днем. А по вечерам все члены бригады разъезжались на скромных «Жигулях» в сопровождении двух пехотинцев по крупнейшим клиникам. Проходили в здание либо под видом родственников пациентов, либо использовали профессиональные знания и белые халаты, например – «Мы из второй хирургии, Артем Петрович просил проведать его больную»…
Хотя, чаще всего охрана вовсе ничего не спрашивала. И девочки деловито шагали длинными коридорами, поднимались в нужном корпусе на нужный этаж, проходя мимо сестринской вахты, где их сверстницы рассовывали по пластмассовым коробочкам таблетки для больных, небрежно им кивали, и – в нужную палату.
Тяжело больным, а также больным, положенным в клинику на коммерческой основе, чего только ни кололи, кто их только не навещал.
Красиво жить не запретишь. И процедурные, дежурные сестры не жались. Если после врачебного обхода сестра из другого отделения (а может и доктор, кто их разберет, все молодые да ладные) и сделает назначенный и уже, должно быть, оплаченный «слева» укол, хуже-то не будет…
Хуже становилось к утру. И больные умирали от инфаркта, такого неожиданного и обширного, что спасти уже не удавалось. А поскольку даже совершено здоровые, косящие от своих контрагентов и кинутых ими лохов коммерсантки лежали, как ни крути, хоть и с хорошими анализами, а в кардиологических отделениях, то и расследования ничего не давали.
Уголовное дело не было возбуждено ни разу. А зачем? Вердикт был безукоризненно безапелляционен. Инфаркт, тут и думать нечего.
Наташа спала крепко…
Она стала спать без кошмаров только когда кончилось её детство… Отец почти все выходные проводил вне дома. О том, что у него есть любовница, Наташа узнала очень рано, ей и 5-ти лет не было. Ее страшно потрясло, когда во время отъезда матери на курорт она проснулась ночью, ей стало страшно, она пошла искать отца, зашла к нему в спальню и увидела, что на постели папа обнимается с кем-то. Но мама-то была на курорте! Она закричала от страха. Отец включил свет. И стало видно, с кем папа обнимался, – тетя с большими тугими грудями ей совершенно не понравилась.
После того случая она часто просыпалась по ночам и плакала. Ей было страшно и одиноко.
На мать тоже надежда была слабая. У неё своих забот хватало. О том, что мать часто меняет любовников, Наташа узнала классе во втором, когда папа телефонизировал всю квартиру. Теперь в каждой комнате и на кухне стояли не только телевизоры, но и СВОИ телефонные аппараты. Поэтому она могла снять трубку в своей комнате и слушать, о чем мать говорит со своим очередным любовником.
Тогда Наташа и решила, что у неё не будет ни мужа – обманщика, ни противных любовников-чичисбеев, вечно клянчивших деньги.
Она так и осталась одна. Наташа была девственницей.
В 18 лет добилась раздела имущества и размена квартиры. У них была роскошная на «1905 года» пяти-комнатная. А стала у неё однокомнатная на Пирогова в старом сталинском доме. Правда, кухня большая.
Но ей хватало. Вот и денег стало много, могла бы квартиру побольше прикупить. Закон дозволяет. А ей и не надо.
Снилось же Наташе вот что.
Ей четыре года. Она себя с четырех лет хорошо помнила. Они втроем – папа, мама и она где-то, то ли на – пикнике у реки Истры, то ли недалеко от их большой кирпичной дачи в селе Старбеево возле Химок, вышли от дома – двадцать метров – и канал, расстелили скатерть разложили еду, и хохочут. О чем хохочут? Ей казалось, что она помнила. Она ещё плохо ходит. А тут местность пересеченная. Вот и пошла Наташка на кривоватых ножках (стройненькими ножки у неё стали годам к 7) по траве, запнулась обо что-то и упала, прямо на скатерть, где еда разложена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Выстрела никто не услышит.
Он сейчас выстрелит, убьет (с такого расстояния промахнуться невозможно) ещё одного старика, так не во-время решившего помочиться, втащит в квартиру труп юноши, и оставит три трупа следствию, – пусть криминалисты ломают голову, что здесь произошло, и как это юноша в белой рубашке и, черных слаксах, на которого вскоре дадут ориентировку московские менты, сумел, будучи уже задушенным стальной удавкой, на которой будут «пальчи – ки» одного из стариков выстрелить в первого старика и убить его, после чего, оставив уже свои «пальчики» на блестящей поверхности щечек из слоновой кости и никелированном курке убить и второго «деда» и дать дуба в метре-полутора от трупа.
Им за это «бабки» платят (хотя и смешные, но-святое дело – зарплата). Вот пусть и разбираются. А ему надо уродов из рам вырезать и брюлики из сейфа взять.
«Смерть укрылась за „Б-6“
Воскресенье 16 августа 1998г. Утро, 10 часов 04 минуты.
Собственно, такая точность нам не нужна. Мы могли бы заглянуть в квартиры наших героинь и в более ранее время, и чуть позже. Ничего бы не изменилось. Потому что режим у всех примерно одинаковый.
Поскольку основная работа в стационаре приходится на поздние часы. Как правило, это введение внутривенно или внутримышечно пациентам прописанных им лекарств прямо в палатах (а поскольку это одиночные палаты, люди там лежат солидные, на коммерческой основе и можно, не боясь побеспокоить соседей, заглянуть с полным шприцем часов в десять вечера), то и надо девушкам отоспаться, – работа у них нервная.
Наташа в 10. 04 спала в большой постели одна, совершенно голая и, если учесть, что стоял август, а комната была хорошо прогрета электрокамином, было не так уж и странно.
Наташа вообще была девушка сосредоточенная, склонная к одиночеству. При её прекрасной внешности, точеной фигурке, среднем медицинском образовании и высшем инязовском, – найти жениха, или на худой конец, любовника, не представило бы труда.
Но Наташа была мизантроп.
То есть она не любила людей как мужского, так и женского пола. Так что ваши бестактные вопросы относительно склонности к лесбийской любви оставим на вашей совести. Не было этого. Но природа брала свое. И Наташа, измучив себя до изнеможения вчера вечером в ванной долгой и не приносящей удовлетворения мастурбацией сейчас, спала, как убитая.
Как убитая лежала в своей больничной койке и глава международного куриного холдинга (выращивание бройлеров, яйце фабрика, переработка мяса в консервы и т. д.) Инга Филипповна Иртышева после того, как медсестра ввела ей в задницу несколько кубиков витамина «Б-6».
Собственно, Иртышева была, если уж быть точными, не как убитая: она убитая и была. Потому что Наташа ввела ей не «Б-6», а совсем другой препарат, полученный в лаборатории Игуаны. На Игуану работала и бригада «Скорой помощи». У них даже своя машина была. Но на ней они ездили днем. А по вечерам все члены бригады разъезжались на скромных «Жигулях» в сопровождении двух пехотинцев по крупнейшим клиникам. Проходили в здание либо под видом родственников пациентов, либо использовали профессиональные знания и белые халаты, например – «Мы из второй хирургии, Артем Петрович просил проведать его больную»…
Хотя, чаще всего охрана вовсе ничего не спрашивала. И девочки деловито шагали длинными коридорами, поднимались в нужном корпусе на нужный этаж, проходя мимо сестринской вахты, где их сверстницы рассовывали по пластмассовым коробочкам таблетки для больных, небрежно им кивали, и – в нужную палату.
Тяжело больным, а также больным, положенным в клинику на коммерческой основе, чего только ни кололи, кто их только не навещал.
Красиво жить не запретишь. И процедурные, дежурные сестры не жались. Если после врачебного обхода сестра из другого отделения (а может и доктор, кто их разберет, все молодые да ладные) и сделает назначенный и уже, должно быть, оплаченный «слева» укол, хуже-то не будет…
Хуже становилось к утру. И больные умирали от инфаркта, такого неожиданного и обширного, что спасти уже не удавалось. А поскольку даже совершено здоровые, косящие от своих контрагентов и кинутых ими лохов коммерсантки лежали, как ни крути, хоть и с хорошими анализами, а в кардиологических отделениях, то и расследования ничего не давали.
Уголовное дело не было возбуждено ни разу. А зачем? Вердикт был безукоризненно безапелляционен. Инфаркт, тут и думать нечего.
Наташа спала крепко…
Она стала спать без кошмаров только когда кончилось её детство… Отец почти все выходные проводил вне дома. О том, что у него есть любовница, Наташа узнала очень рано, ей и 5-ти лет не было. Ее страшно потрясло, когда во время отъезда матери на курорт она проснулась ночью, ей стало страшно, она пошла искать отца, зашла к нему в спальню и увидела, что на постели папа обнимается с кем-то. Но мама-то была на курорте! Она закричала от страха. Отец включил свет. И стало видно, с кем папа обнимался, – тетя с большими тугими грудями ей совершенно не понравилась.
После того случая она часто просыпалась по ночам и плакала. Ей было страшно и одиноко.
На мать тоже надежда была слабая. У неё своих забот хватало. О том, что мать часто меняет любовников, Наташа узнала классе во втором, когда папа телефонизировал всю квартиру. Теперь в каждой комнате и на кухне стояли не только телевизоры, но и СВОИ телефонные аппараты. Поэтому она могла снять трубку в своей комнате и слушать, о чем мать говорит со своим очередным любовником.
Тогда Наташа и решила, что у неё не будет ни мужа – обманщика, ни противных любовников-чичисбеев, вечно клянчивших деньги.
Она так и осталась одна. Наташа была девственницей.
В 18 лет добилась раздела имущества и размена квартиры. У них была роскошная на «1905 года» пяти-комнатная. А стала у неё однокомнатная на Пирогова в старом сталинском доме. Правда, кухня большая.
Но ей хватало. Вот и денег стало много, могла бы квартиру побольше прикупить. Закон дозволяет. А ей и не надо.
Снилось же Наташе вот что.
Ей четыре года. Она себя с четырех лет хорошо помнила. Они втроем – папа, мама и она где-то, то ли на – пикнике у реки Истры, то ли недалеко от их большой кирпичной дачи в селе Старбеево возле Химок, вышли от дома – двадцать метров – и канал, расстелили скатерть разложили еду, и хохочут. О чем хохочут? Ей казалось, что она помнила. Она ещё плохо ходит. А тут местность пересеченная. Вот и пошла Наташка на кривоватых ножках (стройненькими ножки у неё стали годам к 7) по траве, запнулась обо что-то и упала, прямо на скатерть, где еда разложена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123