Так у коммерсантов свои заморочки. Может у него так удобнее и дешевле выходит. А раз не запрещено, то и разрешено.
В понедельник Егор зашел «навестить» Наталью. С цветами, как положено ухажеру, с большой, бросавшейся в глаза коробкой конфет. Они пококетничали в её обставленной шикарной офисной мебелью от фирмы «Константин» кабинете, и направились прогулочной походкой в пятый терминал. Там Наталья незаметно даже для вооруженного глаза (любая красивая женщина-прирожденная разведчица) взяла у полковника крохотный приборчик размером с пачку «Мальборо», так, к слову сказать, и закамуфлированную. И передала знакомку контролеру на №23, давно и безнадежно в неё влюбленному, шепнув на ухо:
– Поможешь прокуратуре, схлопочешь поцелуй.
Достаточно было взглянуть на лицо молодого таможенника, как становилось ясно, что о большей награде он пока и не мечтает.
Тем более, что задание у него было совсем простое.
Когда пойдет по эскалатору груз шведской фирмы, включить не только установленные на посту приборы обнаружения наркотиков, радиоактивных веществ, скрытых грузов оружия и боеприпасов, и даже брильянтов, – был и такой приборчик. Но и включить в кармане кнопку на пачке «Мальборо».
Зачем это было нужно прокуратуре, – не его, Сашки Нелидова дело. Ему уже виделось я горячей мечте, как он, не ограничившись поцелуем сжимает в объятиях красивое, дивно пахнущее французскими духами тело главного экономиста таможни, и впивается, впивается в её мягкие губы долгим, как на американских конкурсах, поцелуем.
Он так размечтался, что груз шведов чуть не пропустил.
Груз медленно плыл мимо датчиков, сквозь воротца, на дисплее высвечивались инородные тела, которые – были спрятаны внутри груза: мелькнул забытый рабочими, готовившими ящики, гвоздодер, несколько крупных гвоздей, кружок клейкой ленты, ничего подозрительного.
И опять он чуть не лопухнулся, чуть не лишился долгожданной награды, вглядываясь в экран, чуть не забыл включить «пачку Мальборо».
Он нажал пальцем в кармане кнопку на пачке.
И ничего не изменилось. Все так же плыли мимо стоек ворот и таможенных датчиков ящики с грузами, высвечивая всякие пустяки. Ни наркотиков, ни оружия, ни вообще металлических вкраплений в грузе не было: дерево, оно и есть дерево.
Иного мнения был полковник Патрикеев.
То есть он тоже считал, что дерево оно и есть дерево. Но он также полагал, что между листами питкярянтской и сортавальской фанеры очень удобно провести сравнительно крупный груз картин без рам, графики, рисунков, листов редких книг, разобранных после похищения из крупнейших библиотек России на составные части…
И когда пошел в наушнике, спрятанном в левом ухе полковника и закамуфлированном под наушник маленького радиоприемничка, висевшего на поясе для полноты картины от приемничка даже шёл легкий звуковой музыкальный фон, да, так вот, когда пошел в наушнике ровный и чистый звуковой сигнал «мбоооон», он довольно улыбнулся и выключил «приемник».
Операция удачно продолжалась.
Разумеется, подлинные гравюры великих японских мастеров, похищенные в музее частных коллекций, в квартирах ряда коллекционеров, были ещё в машинах похитителей заменены на отличные японские же копии. Операция стоила приличных денег, но эти деньги не шли ни в какое сравнение с теми, что пришлось бы платить страховой компании «Русь» японской стороне за похищенные работы. Так что правление страховой компании, исходя из возможности ещё и получения бесплатной рекламы, когда преступление будет раскрыто и о работе прокуратуры будут писать газеты, легко пошло на эти траты.
В машинах похитителей подлинники были заменены на репродукции. Но мало того, в паспорту с изящным чуть выпуклым нежно-палевым ободком умниками ОСО Генпрокуратуры были вживлены датчики, подающие при настройке нужный сигнал.
В эти минуты, когда груз шведской фирмы плыл мимо него по ленте транспортера, полковник пережил несколько неприятных минут, после того как пошли первые два ящика, а сигнала не было!
– Неужели хитрозадая Игуана пронюхала что-то, догадалась? И очистила груз? При беглом осмотре, да ещё непрофессионалами, да ещё сразу после ограбления, когда сомнений в подлинности нет даже у самых подозрительных? – Нет, навряд ли… Скорее всего, она все же «купилась» на наживку.
И когда сигнал пошел, Патрикеев был по настоящему счастлив.
Как он бывал счастлив, когда заканчивал статью или книгу по истории русской культуры. Как он бывал счастлив, когда слушал хорошую музыку. Как он 6ыл счастлив, когда рассматривал работы своих любимых японских художников в Музее частных коллекций, даже зная, что часть из них уже при монтировании выставки по его просьбе была заменена отличными копиями…
Кровная связь. Коллекция Манефы Разорбаевой
С тех пор, как по поводу не имевшей места в действительности кражи Манефу навестила пригожая, с румянцем сполохами девица из межрайпрокуратуры, Манефа форменным образом потеряла покой.
В её старую голову с сильно покосившейся крышей втемяшилась мысль, что эта пригожая девица, хорошо, хотя и скромно одетая и приятно пахнувшая здоровьем и чистотой, и есть её давным-давно пропавшая дочка Верочка, 1955 года рождения.
Если бы с чердаком у Манефы было все поаккуратнее, она бы без труда подсчитала, что молоденькая следовательша, так внимательно и терпеливо её расспрашивавшая, может быть при благоприятном стечении обстоятельств её второй, поздней, 1973 года дочерью, но никак не первой дочечкой, умершей в младенчестве.
Но голова у человека так странно устроена, что если в ней что-то не совсем в порядке, то тут никакие лекарства не помогут.
Первое время Манефа пила «от головы» «циннаризин». А когда с сентября доллар стал в цене сильно расти и «циннаризин» ей стал ну никак не по средствам, перешла на пищевую соду.
«Циннаризин» ей, она во всяком случае так считала, маленько помогал. В голове чуток яснело, и во сне приходили красивые воспоминания. Как идут они с Васильком по полю, усыпанному дико произрастающими ромашками и обратно васильками, идут, взявшись за руки, и небо голубое, и пахнет разогретой на солнце лесной земляникой, алеющей по краю леса, и так хорошо и славно, кажется, жить на свете.
У соды же эффект был другой. Враз проходила изжога, и ежедневная тюря-белый батон «нарезной», размоченный в молоке, – уже не вызывала в желудке резких болей. Желудок у Манефы, конечно, был не очень здоровым, да и откуда ему быть здоровым, если питалась она большую часть жизни малокалорийной и невкусной пищей детдомов, детприемников, детколоний и тюрем да изоляторов, бывало, чтоб попасть в лазарет и тем спастись от до ужаса утомлявших её насильников из вертухаев, глотала она гвозди, шурупы и мотки проволоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
В понедельник Егор зашел «навестить» Наталью. С цветами, как положено ухажеру, с большой, бросавшейся в глаза коробкой конфет. Они пококетничали в её обставленной шикарной офисной мебелью от фирмы «Константин» кабинете, и направились прогулочной походкой в пятый терминал. Там Наталья незаметно даже для вооруженного глаза (любая красивая женщина-прирожденная разведчица) взяла у полковника крохотный приборчик размером с пачку «Мальборо», так, к слову сказать, и закамуфлированную. И передала знакомку контролеру на №23, давно и безнадежно в неё влюбленному, шепнув на ухо:
– Поможешь прокуратуре, схлопочешь поцелуй.
Достаточно было взглянуть на лицо молодого таможенника, как становилось ясно, что о большей награде он пока и не мечтает.
Тем более, что задание у него было совсем простое.
Когда пойдет по эскалатору груз шведской фирмы, включить не только установленные на посту приборы обнаружения наркотиков, радиоактивных веществ, скрытых грузов оружия и боеприпасов, и даже брильянтов, – был и такой приборчик. Но и включить в кармане кнопку на пачке «Мальборо».
Зачем это было нужно прокуратуре, – не его, Сашки Нелидова дело. Ему уже виделось я горячей мечте, как он, не ограничившись поцелуем сжимает в объятиях красивое, дивно пахнущее французскими духами тело главного экономиста таможни, и впивается, впивается в её мягкие губы долгим, как на американских конкурсах, поцелуем.
Он так размечтался, что груз шведов чуть не пропустил.
Груз медленно плыл мимо датчиков, сквозь воротца, на дисплее высвечивались инородные тела, которые – были спрятаны внутри груза: мелькнул забытый рабочими, готовившими ящики, гвоздодер, несколько крупных гвоздей, кружок клейкой ленты, ничего подозрительного.
И опять он чуть не лопухнулся, чуть не лишился долгожданной награды, вглядываясь в экран, чуть не забыл включить «пачку Мальборо».
Он нажал пальцем в кармане кнопку на пачке.
И ничего не изменилось. Все так же плыли мимо стоек ворот и таможенных датчиков ящики с грузами, высвечивая всякие пустяки. Ни наркотиков, ни оружия, ни вообще металлических вкраплений в грузе не было: дерево, оно и есть дерево.
Иного мнения был полковник Патрикеев.
То есть он тоже считал, что дерево оно и есть дерево. Но он также полагал, что между листами питкярянтской и сортавальской фанеры очень удобно провести сравнительно крупный груз картин без рам, графики, рисунков, листов редких книг, разобранных после похищения из крупнейших библиотек России на составные части…
И когда пошел в наушнике, спрятанном в левом ухе полковника и закамуфлированном под наушник маленького радиоприемничка, висевшего на поясе для полноты картины от приемничка даже шёл легкий звуковой музыкальный фон, да, так вот, когда пошел в наушнике ровный и чистый звуковой сигнал «мбоооон», он довольно улыбнулся и выключил «приемник».
Операция удачно продолжалась.
Разумеется, подлинные гравюры великих японских мастеров, похищенные в музее частных коллекций, в квартирах ряда коллекционеров, были ещё в машинах похитителей заменены на отличные японские же копии. Операция стоила приличных денег, но эти деньги не шли ни в какое сравнение с теми, что пришлось бы платить страховой компании «Русь» японской стороне за похищенные работы. Так что правление страховой компании, исходя из возможности ещё и получения бесплатной рекламы, когда преступление будет раскрыто и о работе прокуратуры будут писать газеты, легко пошло на эти траты.
В машинах похитителей подлинники были заменены на репродукции. Но мало того, в паспорту с изящным чуть выпуклым нежно-палевым ободком умниками ОСО Генпрокуратуры были вживлены датчики, подающие при настройке нужный сигнал.
В эти минуты, когда груз шведской фирмы плыл мимо него по ленте транспортера, полковник пережил несколько неприятных минут, после того как пошли первые два ящика, а сигнала не было!
– Неужели хитрозадая Игуана пронюхала что-то, догадалась? И очистила груз? При беглом осмотре, да ещё непрофессионалами, да ещё сразу после ограбления, когда сомнений в подлинности нет даже у самых подозрительных? – Нет, навряд ли… Скорее всего, она все же «купилась» на наживку.
И когда сигнал пошел, Патрикеев был по настоящему счастлив.
Как он бывал счастлив, когда заканчивал статью или книгу по истории русской культуры. Как он бывал счастлив, когда слушал хорошую музыку. Как он 6ыл счастлив, когда рассматривал работы своих любимых японских художников в Музее частных коллекций, даже зная, что часть из них уже при монтировании выставки по его просьбе была заменена отличными копиями…
Кровная связь. Коллекция Манефы Разорбаевой
С тех пор, как по поводу не имевшей места в действительности кражи Манефу навестила пригожая, с румянцем сполохами девица из межрайпрокуратуры, Манефа форменным образом потеряла покой.
В её старую голову с сильно покосившейся крышей втемяшилась мысль, что эта пригожая девица, хорошо, хотя и скромно одетая и приятно пахнувшая здоровьем и чистотой, и есть её давным-давно пропавшая дочка Верочка, 1955 года рождения.
Если бы с чердаком у Манефы было все поаккуратнее, она бы без труда подсчитала, что молоденькая следовательша, так внимательно и терпеливо её расспрашивавшая, может быть при благоприятном стечении обстоятельств её второй, поздней, 1973 года дочерью, но никак не первой дочечкой, умершей в младенчестве.
Но голова у человека так странно устроена, что если в ней что-то не совсем в порядке, то тут никакие лекарства не помогут.
Первое время Манефа пила «от головы» «циннаризин». А когда с сентября доллар стал в цене сильно расти и «циннаризин» ей стал ну никак не по средствам, перешла на пищевую соду.
«Циннаризин» ей, она во всяком случае так считала, маленько помогал. В голове чуток яснело, и во сне приходили красивые воспоминания. Как идут они с Васильком по полю, усыпанному дико произрастающими ромашками и обратно васильками, идут, взявшись за руки, и небо голубое, и пахнет разогретой на солнце лесной земляникой, алеющей по краю леса, и так хорошо и славно, кажется, жить на свете.
У соды же эффект был другой. Враз проходила изжога, и ежедневная тюря-белый батон «нарезной», размоченный в молоке, – уже не вызывала в желудке резких болей. Желудок у Манефы, конечно, был не очень здоровым, да и откуда ему быть здоровым, если питалась она большую часть жизни малокалорийной и невкусной пищей детдомов, детприемников, детколоний и тюрем да изоляторов, бывало, чтоб попасть в лазарет и тем спастись от до ужаса утомлявших её насильников из вертухаев, глотала она гвозди, шурупы и мотки проволоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123