он боялся, чтобы неприятели не вернулись.
– Посидите ещё немного, князь, я боюсь этих проклятых французов: они, как волки хищные, рыскают по дорогам и, того гляди, заберутся сюда снова. Знаю, вам неудобно в подвале, но что делать? Уж посидите! – убеждал добрый немец, переговариваясь с Гариным сквозь приотворённые дверцы.
К ночи вернулась с работником и Анна.
Бледная как смерть, она с замиранием сердца подходила к своему жилищу: её тревожила участь молодого князя.
«Что если его убили или увели в плен?» – думала она, переступая порог отцовского дома.
Счастию и радости её не было конца, когда она увидала Гарина, сидевшего на постели рядом с отцом.
– Вы живы, спасены! Господи, благодарю тебя! Отец, милый отец! Как я счастлива, – с увлечением говорила молодая девушка. – Ах, князь, как я за вас страдала! Как я боялась!
– Чего вы боялись? – спросил у Анны князь Гарин.
– Я… я думала, вас найдут французы…
– Анна, какая вы добрая, славная… Вам и вашему отцу я обязан многим.
– Что за счёты, князь! – промолвил старик Гофман.
– Чем я отблагодарю вас и вашу дочь, – с чувством проговорил князь Гарин, крепко сжимая руку у Гофмана.
– Оставим, князь, про это говорить. Я теперь так счастлив.
Молодая девушка расплакалась, но это были слёзы радости.
ГЛАВА XII
Русских пленных отправили ночевать в Позоржиц, где находилась главная квартира французского императора. В числе пленных находился и ротмистр Зарницкий, попавший сюда со своим денщиком Щетиною. Пётр Петрович был слегка контужен. Его эскадрон храбро сражался, окружённый в десять раз превосходившим его по числу неприятелем; Зарницкий изумлял своим геройством даже французов. На его несчастие, под ним была убита лошадь: ротмистр упал вместе с убитым животным и был придавлен всей его тяжестью. Этим-то моментом воспользовались неприятели, и герой был взят в плен. Эскадрон Зарницкого был весь перебит, осталось в живых человек пять, не более. Пётр Петрович в первые минуты был в каком-то исступлении; он проклинал тот момент, когда шальная пуля уложила его верного коня, и своё бессилие. Щетина тоже попался в плен. Оба они шли рядом, под конвоем, разделяя общую горькую участь.
– Ваше благородие, – тихо шепнул Щетина своему «барину».
Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.
– Ваше благородие! – повторил денщик.
– Ну, что ты?
– Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.
– Попали, брат Щетина, – со вздохом ответил Пётр Петрович.
– Нехорошо, ваше благородие!
– Что хорошего! Хуже смерти.
– А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, – таинственно сообщил Щетина.
– Побег – ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут – не убежишь.
– Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.
– Ну, станем ждать.
– Император, император! – заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.
– Кто из вас старший? – останавливая лошадь, спросил Наполеон у пленных.
Старшим по чину в этой партии пленных был ротмистр Зарницкий; он выступил вперёд.
– Кто вы? – в упор смотря на ротмистра, спросил Наполеон.
Зарницкий назвал свой чин и полк, в котором служил.
– Знаю, слышал. Ваш полк честно исполнил свой долг, а вы, господин ротмистр, оказывали чудеса храбрости. Я слышал.
– Я дорожу похвалою великого полководца, – вежливо ответил Зарницкий, кланяясь Наполеону.
– Вы заслужили, господин ротмистр, гораздо большего!
Наполеон приказал отвести пленных на бивуаки и позаботиться о них: устроить им ночлег, перевязать раненых.
Приказание было в точности выполнено; раненых повели в шалаши, выстроенные при главной квартире Наполеона. Французы очень радушно приняли наших. Ротмистра Зарницкого с его денщиком поместили в отдельном шалаше, где поставили походную кровать, стол и стул. Зарницкому перевязали рану. Измученный и голодный, он, исправно поужинав, выпил добрую порцию вина и, повалившись на кровать, скоро заснул богатырским сном.
Щетина не спал, он обдумывал план побега. Он вышел из шалаша, но сейчас же вернулся: около шалаша стоял на карауле французский солдат с ружьём на плече.
«Ведь ишь, дьявол, всё «маршует». Прихлопнул бы его, да как? Пожалуй, хуже будет: из шалаша-то убежишь, а у цепи попадёшься, ни за что пристрелят тебя», – рассуждал Щетина.
Полночь. В главной квартире императора погасили все огни; всё давно спало, только караульные мерно расхаживали каждый на своём посту. Едва пробило полночь, как солдат, стоявший у шалаша Зарницкого, ушёл спать. К русским пленным французы относились нестрого: не было особенно сильного надзора, потому что они были уверены, что уйти пленным трудно. Да и куда бы они ушли в холодное зимнее время, не зная дороги? Если бы кто и убежал из плена, он рисковал замёрзнуть, заблудиться и попасть снова в руки неприятеля.
Щетина вышел из шалаша и осмотрелся кругом. Ни души; тишина как в могиле.
«Вот когда убежать-то надо», – подумал денщик; он поспешил в шалаш и стал будить крепко спавшего ротмистра.
– Ваше благородие, а ваше благородие! Ведь ишь спит – пушкою не разбудишь.
Зарницкий не просыпался.
– Эко горе! Никак его не разбудишь. Да проснись! Говорят тебе! – с сердцем крикнул Щетина, тряся за рукав своего барина.
– Ты что! Или время на парад? – спросил Зарницкий, протирая глаза. Благодетельный сон перенёс его снова к себе на квартиру, в Петербург, и он совершенно забыл печальную обстановку, в которой находился теперь.
– Какой там парад! Бежать надо.
– Как бежать, куда? зачем?
– Эх, ваше благородие! Да вы проснитесь, – с укоризною сказал Щетина.
– Ах да, мы в плену! – К Зарницкому вернулась память, и незавидная действительность вырисовалась со всею яркостью.
– Надо бежать – благо время подходящее, – снова напомнил Щетина.
– А часовой? – спросил Зарницкий.
– Ушёл. Кругом ни души не видно.
– Ты говоришь, часового нет?
– Да, ушёл! Бежим, ваше благородие!
– А как попадёмся, расстреляют.
– Не попадёмся, ведь глухая полночь, все спят.
– Стыдно мне, Щетина! Русскому офицеру бежать из плена! Если хочешь, беги, а я останусь.
– Эх, ваше благородие, что за стыд – убежать из плена? Стыд, когда вы знаете, что наши бьются с врагом, а вы тут в плену ничего не делаете, службы не несёте, – а служба ваша нужна батюшке-царю и родной земле! – с жаром говорил старик.
– А ведь ты прав, Щетина! Ей-богу, прав! При нужде чего не делают. Бежим!
– Вот и давно бы так! – обрадовался Щетина.
– Воля, брат, дороже всего на свете!
– Известно, так, ваше благородие!
– А если нападут на нас французы, нам даже защищаться нечем.
– А кулаками, ваше благородие.
– Молодец, Щетина!
– Рад стараться, ваше благородие!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230
– Посидите ещё немного, князь, я боюсь этих проклятых французов: они, как волки хищные, рыскают по дорогам и, того гляди, заберутся сюда снова. Знаю, вам неудобно в подвале, но что делать? Уж посидите! – убеждал добрый немец, переговариваясь с Гариным сквозь приотворённые дверцы.
К ночи вернулась с работником и Анна.
Бледная как смерть, она с замиранием сердца подходила к своему жилищу: её тревожила участь молодого князя.
«Что если его убили или увели в плен?» – думала она, переступая порог отцовского дома.
Счастию и радости её не было конца, когда она увидала Гарина, сидевшего на постели рядом с отцом.
– Вы живы, спасены! Господи, благодарю тебя! Отец, милый отец! Как я счастлива, – с увлечением говорила молодая девушка. – Ах, князь, как я за вас страдала! Как я боялась!
– Чего вы боялись? – спросил у Анны князь Гарин.
– Я… я думала, вас найдут французы…
– Анна, какая вы добрая, славная… Вам и вашему отцу я обязан многим.
– Что за счёты, князь! – промолвил старик Гофман.
– Чем я отблагодарю вас и вашу дочь, – с чувством проговорил князь Гарин, крепко сжимая руку у Гофмана.
– Оставим, князь, про это говорить. Я теперь так счастлив.
Молодая девушка расплакалась, но это были слёзы радости.
ГЛАВА XII
Русских пленных отправили ночевать в Позоржиц, где находилась главная квартира французского императора. В числе пленных находился и ротмистр Зарницкий, попавший сюда со своим денщиком Щетиною. Пётр Петрович был слегка контужен. Его эскадрон храбро сражался, окружённый в десять раз превосходившим его по числу неприятелем; Зарницкий изумлял своим геройством даже французов. На его несчастие, под ним была убита лошадь: ротмистр упал вместе с убитым животным и был придавлен всей его тяжестью. Этим-то моментом воспользовались неприятели, и герой был взят в плен. Эскадрон Зарницкого был весь перебит, осталось в живых человек пять, не более. Пётр Петрович в первые минуты был в каком-то исступлении; он проклинал тот момент, когда шальная пуля уложила его верного коня, и своё бессилие. Щетина тоже попался в плен. Оба они шли рядом, под конвоем, разделяя общую горькую участь.
– Ваше благородие, – тихо шепнул Щетина своему «барину».
Зарницкий шёл печально, опустив голову, и не слыхал зова своего слуги; думы, одна другой мрачнее, не давали ему покоя.
– Ваше благородие! – повторил денщик.
– Ну, что ты?
– Стало быть, ваше благородие, мы в плен попали.
– Попали, брат Щетина, – со вздохом ответил Пётр Петрович.
– Нехорошо, ваше благородие!
– Что хорошего! Хуже смерти.
– А вы, ваше благородие, не отчаивайтесь, можно побег учинить, – таинственно сообщил Щетина.
– Побег – ну, брат, навряд! Зорко стеречь будут – не убежишь.
– Убежим, ваше благородие, надо только время выждать.
– Ну, станем ждать.
– Император, император! – заволновались вдруг конвойные, завидя Наполеона, ехавшего навстречу пленным.
– Кто из вас старший? – останавливая лошадь, спросил Наполеон у пленных.
Старшим по чину в этой партии пленных был ротмистр Зарницкий; он выступил вперёд.
– Кто вы? – в упор смотря на ротмистра, спросил Наполеон.
Зарницкий назвал свой чин и полк, в котором служил.
– Знаю, слышал. Ваш полк честно исполнил свой долг, а вы, господин ротмистр, оказывали чудеса храбрости. Я слышал.
– Я дорожу похвалою великого полководца, – вежливо ответил Зарницкий, кланяясь Наполеону.
– Вы заслужили, господин ротмистр, гораздо большего!
Наполеон приказал отвести пленных на бивуаки и позаботиться о них: устроить им ночлег, перевязать раненых.
Приказание было в точности выполнено; раненых повели в шалаши, выстроенные при главной квартире Наполеона. Французы очень радушно приняли наших. Ротмистра Зарницкого с его денщиком поместили в отдельном шалаше, где поставили походную кровать, стол и стул. Зарницкому перевязали рану. Измученный и голодный, он, исправно поужинав, выпил добрую порцию вина и, повалившись на кровать, скоро заснул богатырским сном.
Щетина не спал, он обдумывал план побега. Он вышел из шалаша, но сейчас же вернулся: около шалаша стоял на карауле французский солдат с ружьём на плече.
«Ведь ишь, дьявол, всё «маршует». Прихлопнул бы его, да как? Пожалуй, хуже будет: из шалаша-то убежишь, а у цепи попадёшься, ни за что пристрелят тебя», – рассуждал Щетина.
Полночь. В главной квартире императора погасили все огни; всё давно спало, только караульные мерно расхаживали каждый на своём посту. Едва пробило полночь, как солдат, стоявший у шалаша Зарницкого, ушёл спать. К русским пленным французы относились нестрого: не было особенно сильного надзора, потому что они были уверены, что уйти пленным трудно. Да и куда бы они ушли в холодное зимнее время, не зная дороги? Если бы кто и убежал из плена, он рисковал замёрзнуть, заблудиться и попасть снова в руки неприятеля.
Щетина вышел из шалаша и осмотрелся кругом. Ни души; тишина как в могиле.
«Вот когда убежать-то надо», – подумал денщик; он поспешил в шалаш и стал будить крепко спавшего ротмистра.
– Ваше благородие, а ваше благородие! Ведь ишь спит – пушкою не разбудишь.
Зарницкий не просыпался.
– Эко горе! Никак его не разбудишь. Да проснись! Говорят тебе! – с сердцем крикнул Щетина, тряся за рукав своего барина.
– Ты что! Или время на парад? – спросил Зарницкий, протирая глаза. Благодетельный сон перенёс его снова к себе на квартиру, в Петербург, и он совершенно забыл печальную обстановку, в которой находился теперь.
– Какой там парад! Бежать надо.
– Как бежать, куда? зачем?
– Эх, ваше благородие! Да вы проснитесь, – с укоризною сказал Щетина.
– Ах да, мы в плену! – К Зарницкому вернулась память, и незавидная действительность вырисовалась со всею яркостью.
– Надо бежать – благо время подходящее, – снова напомнил Щетина.
– А часовой? – спросил Зарницкий.
– Ушёл. Кругом ни души не видно.
– Ты говоришь, часового нет?
– Да, ушёл! Бежим, ваше благородие!
– А как попадёмся, расстреляют.
– Не попадёмся, ведь глухая полночь, все спят.
– Стыдно мне, Щетина! Русскому офицеру бежать из плена! Если хочешь, беги, а я останусь.
– Эх, ваше благородие, что за стыд – убежать из плена? Стыд, когда вы знаете, что наши бьются с врагом, а вы тут в плену ничего не делаете, службы не несёте, – а служба ваша нужна батюшке-царю и родной земле! – с жаром говорил старик.
– А ведь ты прав, Щетина! Ей-богу, прав! При нужде чего не делают. Бежим!
– Вот и давно бы так! – обрадовался Щетина.
– Воля, брат, дороже всего на свете!
– Известно, так, ваше благородие!
– А если нападут на нас французы, нам даже защищаться нечем.
– А кулаками, ваше благородие.
– Молодец, Щетина!
– Рад стараться, ваше благородие!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230