Дьюла не почувствовал удара или сделал вид, что ему не больно.
– Это мой хлеб – наблюдать и запоминать. Я литератор. Забыли?
– Как же! На днях купил сборник ваших стихов.
– Прочитали?
– С грехом пополам.
– Не удивительно. Ведь вы только осваиваете венгерский.
– Шандора Петефи я с радостью читаю даже со своим скромным знанием венгерского, а вот Дьюлу Хорвата…
– Вы Хорвата разругали? Интересно, чем он вам не понравился?
– К сожалению, у меня мало времени и еще меньше охоты для критического выступления.
– Покритикуйте хотя бы кратко. Двумя словами: «Плохо. Ужасно». Ну!.. Прошу вас, полковник.
– Если настаиваете… Темен душевный мир ваших лирических героев.
– Это же естественно, полковник! Ваше солнце, ваша земля, ваш ветер, ваша история – русские. А я… я чистокровный мадьяр. Венгерская лирика не тождественна русской.
– Не согласен! Добрый мир человеческой души одинаково приемлем венгру и поляку, датчанину и русскому.
– Вы хотите сказать, что мои стихи враждебны людям, античеловечны?
– Если бы я так думал, я бы не сумел скрыть своих мыслей.
– Разрешите и мне принять участие в вашей дискуссии. – Жужанна подошла к брату. – Напрасно обижаешься, Дьюла. Я говорю по-венгерски, выросла на венгерской земле, под венгерским солнцем, однако стихов твоих, мягко говоря, не понимаю,
– Это тоже естественно. Молодо – зелено. И, кроме того, ты успела испортить свой венгерский вкус за пять лет пребывания в Московском университете. И сейчас портишь, общаясь с русскими. Кого ты учишь венгерскому языку? Зачем?
– Дурак! – бросила Жужанна и отошла от брата.
– Не согласен! – улыбнулся Бугров. – Дураки не такие слова в подобных случаях говорят. Это очень похоже на политические исповеди деятелей из клуба Петефи, на некоторые статьи в «Иродалми Уйшаг».
– Да, правильно. Так говорим мы, деятели клуба Петефи. И так думает вся молодая Венгрия.
– Любопытно. И давно она так думает?
– С тех пор… как опубликованы материалы двадцатого съезда.
– Совсем интересно. И что же, вас лично уполномочила эта молодая Венгрия выступать от ее имени?
– Полковник, допрашивать меня будут в другом месте. – Дьюла взглянул на часы. – Скажите, сколько еще десятилетий ваши войска собираются пребывать в Венгрии?
– Десятилетий? Не понимаю.
– Это так иногда выгодно – не понимать ясных слов своего собеседника! Если вы не собираетесь пребывать у нас долго, зачем вы изучаете венгерский?
– Ну, хотя бы для того, чтобы отличать добрые слова друзей от злобного лаяния недругов.
– О, вы сразу хватаетесь за гранату, бросаете в лицо оппоненту огонь. Что ж, это тоже естественно, вполне соответствует вашей природе.
Жужанна не вытерпела, снова вмешалась в разговор:
– Товарищ Бугров – человек военный, отвечает на огонь огнем.
– По собственной инициативе или по приказу свыше? – с ехидной усмешкой спросил Дьюла.
Бугров не ответил. Он поднялся.
– Покидаю поле боя. Боюсь обрушить огонь на своих. Всего доброго. Заеду за вами, Жужанна, в понедельник. До свидания.
Жужанна проводила Бугрова до двери. Прощаясь, крепко, дружески пожала ему руку.
– Извините.
– За что, Жужа?
– За все, чем угостил вас брат.
– Напрасно извиняетесь. Это очень хорошо.
– Что ж тут хорошего?
– Вы увидели истинное лицо деятеля клуба Петефи, почувствовали, откуда ветер дует.
– Нет, он не совсем такой, как вы думаете.
– Не совсем, но есть надежда…
– Такая погода сегодня, понимаете… Давление у него понизилось. Вот он и бросается на всех. И меня кусал, и отца. Но Дьюла честный коммунист. Он заблуждается, путает, нервничает, но все это от чистого сердца. Уверяю вас.
– Хорошо, если это так, но мне кажется… Ладно, не рискую предсказывать. Вам лучше знать своего брата. До свидания!
Когда Жужанна вернулась в «Колизей», Дьюла встретил ее вопросом:
– Интересно, что он тебе сказал на прощание?
– Вынужден был согласиться со мной, что ты дурак. Первостатейный.
– А он, кто он такой? Русский! Потомок тех, кто задушил нашу революцию в тысяча восемьсот сорок девятом, кто утащил в Петербург залитые кровью венгров знамена, освободительные знамена Кошута, Петефи, генерала Бема. Тот, кто эти знамена возвращал адмиралу Хорти в тысяча девятьсот сороковом в качестве разменной монеты, как плату за освобожденного из тюрьмы Матиаса Ракоши. Тот, кто в тысяча девятьсот сорок пятом снарядил в Москве специальный поезд для Матиаса Ракоши и экспортировал его в Дебрецен. Тот, кто положил начало династии «московитов». Тот, кто…
– Хватит! – загремел Шандор Хорват. В самом начале припадка сына он вошел в «Колизей» и был свидетелем его бешенства.
Жужанна ушла, как только брат потерял контроль над собой.
Дьюла неохотно замолчал. Лицо его было красным, побелевшие губы тряслись.
– Таких откровенных речей еще не довелось мне слышать от своего сынка, – продолжал Шандор. – Спасибо, обрадовал! Сколько ни плюй в Дунай, он не сделается черным. Слушай, профессор, ты везде такой?
– Ты спрашиваешь, везде ли я откровенен? Да, везде и всегда. Прошло время, когда коммунисты даже среди коммунистов кривили душой. Двадцатый съезд обновил нас. Почти вся парторганизация университета, студенты, профессора поддерживают меня.
– Значит, окопался прочно, по всем правилам фортификационной науки? Смотри, барбос, доберется до тебя ЦК, и от твоей крепости камня на камне не останется.
– Тронь меня – вся молодая Венгрия восстанет.
– Выпороть бы тебя, младовенгерец!.. Вспомни июльский пленум ЦК!.. Партия открыто на весь мир осудила культ личности, отказалась от порочных методов руководства. И это укрепило партию.
– Чью партию? КПСС, возможно, и укрепило, а нашу… Здесь все еще цепляются за старое, не хотят вскрывать свои ошибки и преступления.
– Верно, цепляются. Так ты говори об этом в ЦК, требуй до конца выкорчевать культ, а ты готов бежать на улицу, поднимать знамя восстания!
– Пойми же ты наконец, папа! Настоящие коммунисты сейчас ломают сопротивление ракошистов, восстанавливают ленинские принципы. Они нарушались не только по ту сторону Тиссы.
– И правда становится кривдой, когда попадает на неумытые губы… Не ты, и не я, и не твой клуб Петефи, а партия, наш ЦК реабилитировал Ласло Райка, объявил войну прохвостам разных мастей и дуроломам. Пленум ЦК, а не ты отстранил Ракоши с поста секретаря партии, наметил новый курс. Куда же ты ломишься? Чего ты добиваешься? Почему у тебя такая короткая память?
– На это я отвечу тебе твоей любимой пословицей: из песен соловья паштет не сделаешь, гусиная печенка требуется… Не способен ЦК в нынешнем его составе ликвидировать последствия культа личности. Герэ должен уйти вслед за Ракоши. Должен! Если же не уйдет, если будет цепляться за руководящее кресло…
– Хочешь навести порядок в партии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87