– Нет, я хочу и туда и туда, – возразила Юлия. – Вместе с Марци.
– Пожалуйста, мчитесь вместе. Но никаких отклонений от маршрутов. Разве только для поцелуя… Шагом марш!
Взявшись за руки, Юлия и Мартон убежали. Дьюла закрыл за ними дверь.
– Ах, юность! Ты и наивна и мудра. Безумство храбрых!
– Красавцы! – согласился Киш.
– А еще две недели назад Юлия была такой дурнушкой, что на нее было стыдно смотреть. Помнишь?
– Все хороши: и Юлия, и Мартон, и ты. Писаные красавцы, ничего не скажешь, но… бессильные. Да! А вот Шандор Петефи был и красивым, и сильным, и благородным, и влиятельным. А почему? Он создал национальную гвардию. И эта гвардия с оружием в руках защищала венгерскую революцию.
– Гвардия?.. Оружие?.. – Дьюла с удивлением посмотрел на радиотехника. – Против солдат с пустыми автоматами?
– Не верю этой легенде. Они выдадут солдатам боевые патроны, прольют нашу кровь. А мы?.. Будем дожидаться, пока из нашей крови расцветет революция? Не буду красивым дураком! Буду гонведом, гвардейцем Петефи, грязным, грубым, но зато… – Киш выхватил из кармана пистолет, потряс им. – Вот, будущее Венгрии в моих руках. Огнем – на огонь! Смерть – за смерть! Кто венгр – тот со мной.
Хриплый кашель старого Шандора прервал поток воинствующего красноречия Ласло Киша. Радиотехник поспешно запихнул кольт в задний карман брюк. Шандор вошел в «Колизей».
Дьюла с едва скрываемой жалостью и досадой, что не доведен до конца важный разговор с Кишем, смотрел на отца и ждал от него какой-нибудь раздражительной выходки.
– Слушай, ты, красный профессор! – сказал Шандор. – Смотрю я на твою кружковую суетню, на твою возню с демонстрантами и думаю…
– Опять свою старую песню затянул! – Дьюла махнул на отца рукой. – Некогда слушать, оставь меня в покое, апам!
– А я бы на твоем месте уважил отца. – Ласло Киш взял друга за плечи, усадил в кресло. – Сиди смирненько, выслушай все, что тебе скажут. Шандор бачи, прошу вас, приступайте! – сказал он и отошел в сторону с абсолютно нейтральным выражением лица, давая понять, что не станет вмешиваться в разговор отца с сыном ни при каких обстоятельствах.
– Зачем тебе и твоим высоким друзьям эта демонстрация? – спросил Шандор. – Зачем подстрекаешь студентов и профессоров? Зачем, не спросясь Петефи, перетряхиваешь его торбу, достаешь из нее столетней давности стихи? Сто лет назад они были революционными, красными, стреляли в австрийских поработителей, в их венгерских прислужников, а теперь…
– Старое вино, апам, как известно, лучшее в мире. И столетний стих Петефи тоже лучше всех новых, молодых. А «пули» Петефи еще и сегодня сослужат хорошую службу борцам за свободу.
– Я спрашиваю у тебя, «борца за свободу», кому пойдет на пользу эта демонстрация?
– На пользу народу! Партии! Мы продемонстрируем осуждение ракошизма и верность истинному социализму, строго учитывающему национальные венгерские особенности. И ты пойдешь с нами! Обязан, если ты еще венгр.
– Не желаю шагать в одной колонне с хортистами, со всякой буржуазной шантрапой, демонстрировать вместе с ними.
Дьюла энергично возразил:
– Всякую нечисть мы и на пушечный выстрел не подпустим к своим рядам.
– Подпустите и сами этого не заметите. Примкнет, обязательно примкнет! И потащит ваши ряды по своей дороге.
– Не такие уж мы политические младенцы, как тебе кажется.
– В драке действуют кулаки и дубинки, а не ум и мудрость. Дерешься и не видишь, кого бьешь – противника или своего. Это я по себе хорошо знаю. Уважь ты меня, сынок, опомнись, пока не поздно!
– Я уважаю тебя, понимаю твою тревогу, ты мне бесконечно дорог, но… Есть принципы, которыми нельзя поступиться даже вот в таком случае. Не могу я дезертировать. Буду действовать, как все мои соратники по кружку Петефи.
Старый Шандор долго кашлял, вытирая слезы, разглаживал платком усы, прежде чем собрался с ответом.
– Дюси! – сказал он. – Я не сомневаюсь в твоих чистых намерениях. Верю, ты хочешь добра и народу и себе, но… Опять говорю и еще и еще буду говорить: сгоряча, в драке, в переполохе, ты можешь оглушить не злого дурака, а подрубить живые корни нашей жизни.
– Чепуху ты говоришь, отец. Извини. А потом, не такие уж они слабые, эти корни, чтобы можно было подрубить их одной моей дубинкой или даже тысячами дубинок. Ты, вижу, решительно не хочешь понять меня.
– Не могу, сынок. Никак не могу. Одно хорошо понимаю: демонстрация… чужое это знамя, опасное.
Ласло Киш все-таки не вытерпел и вмешался в разговор:
– Что же делать, Шандор бачи? Подскажите, как помочь народу?
Мальчик гордился своей выдержкой, своей игрой и жалел, что нет здесь его шефа Кароя Рожи.
– Скажите, как нам жить, чтобы нас не терзали угрызения совести? Как стать настоящим венгром? Как бороться за настоящий социализм?
Шандор закрыл усталые глаза, медленно покачал поникшей головой.
– Не знаю.
– Вот! – с видом победителя объявил Дьюла. – Не знаешь сам и хочешь, чтобы и мы не знали. Нет, отец, мы твердо знаем, как и чем должны служить народу!
Продолжительный звонок положил конец тяжелому разговору, всех одинаково обрадовал – и Дьюлу, и Киша, и Шандора.
– Это, наверно, он… американский корреспондент.
Дьюла глянул на часы, открыл дверь Да, он. Явился минута в минуту, как и условились. Долговязый, с почтительно приветливой улыбкой на тонких губах, с очень серьезными, настороженными глазами. Одет с обычной для американца непринужденностью. Просторный пиджак, мягкая белая рубашка, галстук с тонким узлом. Скомканный плащ, словно у тореадора, перекинут через плечо.
– Если не ошибаюсь, я имею честь видеть профессора Хорвата? – спросил гость.
– Да, я Хорват. А вы… Карой Рожа, если не ошибаюсь.
Американец подал профессору визитную карточку.
– Не ошиблись. Специальный корреспондент радиовещательной корпорации Соединенных Штатов Америки и единокровный ваш брат, мадьяр, выросший на американской земле.
При появлении своего шефа Ласло Киш скромно отошел на задний план «Колизея», за камин, и оттуда с любопытством наблюдал за американцем.
Дьюла подвинул корреспонденту стул.
– Садитесь. Очень приятно, мистер, видеть вас, но… боюсь, что интервью у вас получится худосочное. Я заурядный профессор, скромный поэт. А ваша корпорация, конечно, интересуется знаменитыми особами: министрами, королями, кинозвездами.
– А я ничего не боюсь. Я пришел к венгру, имя которого в самом недалеком будущем, может быть, даже завтра, прославится на весь цивилизованный мир. Чутье репортера привело меня к вам.
– Вы очень любезны, мистер Рожа, но… мне дорога сейчас каждая минута. Что вас интересует?
– Не скупитесь там, где надо быть щедрым!.. В Будапеште много и очень противоречиво говорят о клубе Петефи. Не могли бы вы хоть кратко рассказать, что делают члены клуба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87