В авошей стрелял, а не в гвардейцев. Я бы на вашем месте обнял, расцеловал его, объявил героем.
– Убийцу моих друзей?
– В интересах дела можно и забыть о друзьях. А интерес большой. Смотри, мол, свободный Будапешт, что сделал простой парень, сын Венгрии, шофер Миклош Папп! Убил тех, кто целился в него двадцать третьего октября, во время мирной демонстрации, кто обрушил на него огонь двадцать пятого на парламентской площади!
Ласло пожевал губами, понюхал душистую, дорогую – оттуда, с Запада, – сигарету «Караван», подмигнул своему сообразительному начальнику штаба.
– А ты, Стефан, пожалуй, прав. Где Миклош Папп?
– Во дворе, среди гвардейцев. Вместе с машиной задержан. Веселятся ребята, потешаются над убитыми авошами. Никто, конечно, не знает истины.
– Прекрасно. Пошли!
На огромном дворе, запертом железными воротами с черными крыльями турула, шумят «гвардейцы». Все кричат, смеются, каждый требует внимания к себе, и никто не слушает других. От каждого разит дымом пожарищ, спиртным. Каждый старается перещеголять другого в ненависти к трупам в чужих мундирах, лежащим в машине. Плевки, изощренные ругательства. Гам, смех, свист, улюлюканье, хохот…
Андраш стоял в стороне от беснующихся. Даже харкать на эту погань противно. Выражение его лица, однако, было независимо-гордым и как бы говорило: «Я свое отплевал пулями».
Плохо было сейчас на душе у Андраша.
В партизанский период своей жизни он неоднократно бывал в зоне действия немецких карательных войск и специальных истребительных отрядов фашистского главаря Салаши, сменившего адмирала Хорти, крестного отца Муссолини и Гитлера. Много раз он видел бесчинства фашистов в оккупированном Закарпатье: Мукачеве, Берегове, Ракове, Ужгороде. Проникал и в жандармерию Ужгорода, в застенки шефа закарпатских жандармов хортистского майора доктора Ласло Аги.
Но всякий раз, даже и в двадцатый, попадая в логово врага, он не мог привыкнуть к своей, тяжелой роли, освоитъся с ней, вжиться в нее. Всегда действовал, как в первый раз.
Это очень трудно – быть не тем, что ты есть в действительности. Скрывать свою любовь к правде, справедливости. Скрывать, что ты не убийца, не грабитель, не насильник, не умеешь надругаться над малолетней и не пожалеть седую мать.
Ласло Киш подошел к Андрашу, своей коротенькой рукой схватил его сильную большую руку, строго спросил:
– Ты и есть Миклош Папп?
– Он самый, – серьезно, без всякого подобия улыбки ответил Андраш.
– Ты понимаешь, что сделал?
– Да, байтарш. Убил своих врагов.
– Слыхали? – Ласло Киш повернулся к присмиревшим «гвардейцам». – «Убил своих врагов»? Сразу троих. А все ли вы сделали то же самое?
Кто-то тут же крикнул:
– Есть и такие, что побольше сделали.
Толпа загудела.
– Я уже пятерых укокошил.
– И я.
– И я семерых.
– А я не считал и считать не буду. Сколько ни убью, все мало покажется.
– Тихо, друзья! – попросил Мальчик. – Кто убил не менее трех твердолобых, подымите руки!
Взметнулись кверху автоматы, пистолеты, зеленые гранаты. Мальчик с удовлетворением улыбнулся.
– Обижаться некому, все равны. А ты, Миклош, все-таки герой. Спасибо! – Киш раскинул руки, обнял шофера. – Благодарю и поздравляю. Как, ребята, примем Миклоша в свой отряд?
– Давай!
– Примем!
– Голосуй, байтарш!
И опять взметнулись автоматы.
Ласло Киш разыскал глазами начальника штаба, приказал:
– Стефан, зачисляйте Миклоша Паппа в наше братство. Выдать полное довольствие и мандат. Сим удостоверяется, что байтарш Миклош Папп работает в должности личного шофера у командующего центральной зоны восстания. Оказывать полное содействие. – Киш снова обнял только что окрещенного «гвардейца». – Тебе повезло, парень, в хорошее гнездо попал. Въехал сюда шофером, а вылетишь орлом. Кумекаешь?
– Понимаю.
Стефан отдал Миклошу Паппу первый приказ:
– Выбрасывай этих авошей из машины, опутай покрепче проводом или бечевкой, надежно прикрепи буксир к бамперу машины и выволоки всех троих на улицу Кошута, Ракоци. Промчись с ветерком и шиком по Кёрету от Дуная до Дуная, пусть мадьяры полюбуются «русской тройкой».
Последние слова Стефана были покрыты дружным хохотом «национал-гвардейцев».
Когда утих смех, Ласло Киш взял Стефана под руку и громко, чтобы слышали все, сказал:
– Отмени игру. Советские войска пока в Будапеште, им не понравится «русская тройка». Выдворим их, вот тогда и взыграем.
В КАЗАРМАХ КИЛИАНА
Тяжелые стальные ворота, запирающие вход в глубокий каменный двор, ставший крепостью отряда Ласло Киша, широко распахнулись. «Национал-гвардейцы» отсалютовали автоматами, и черный ЗИМ с флагом – красно-бело-зеленое полотнище с рваной дыркой в том месте, где был герб Венгерской Народной Республики, – похрустывая битым стеклом, помчался по центральным улочкам Будапешта, держа курс к бульварам Йожефа, Ференца, к знаменитым теперь казармам Килиана.
За рулем сидел Миклош Папп. На заднем сиденье расположились Ласло Киш и американский корреспондент Карой Рожа. Андраш узнал американца сразу, как только увидел. Малоприметное, обыкновенное лицо, костистые надбровные дуги, ничего не выражающий взгляд, простецкая добродушная улыбка…
Управляя машиной, Андраш прислушивался к тому, о чем говорят пассажиры.
– Карой, это правда, будто Каули вчера совершил безумную вылазку? – по-немецки спросил Ласло Киш.
Андраш понял, о чем идет речь. Вчера в «Колизее» он впервые услышал от «гвардейцев» эту фамилию – Каули. Военный атташе английского посольства полковник Джемс Н. Каули неожиданно появился на бульваре Ференца, в казарме Килиана, и публично обратился к мятежникам с речью. Призывал держаться, не терять веры в близкую и всестороннюю помощь и советовал сплотить в единую армию все разрозненные силы восставших.
– Неправда, – откликнулся Карой Рожа. – То была разумная вылазка…
– Что ж тут разумного? Военный атташе Британской империи, дипломат в мундире полковника, митингует в лагере антиправительственных сил, открывает свои козыри! Глупо. Зачем он это сделал? Разве нельзя было договориться обо всем один на один с Палом Малетером?
– Не так все это глупо, Ласло, как вам кажется. Иногда надо раскрывать карты не только перед крупным, явным партнером. Теперь именно такая ситуация. И рядовые национальные гвардейцы должны понять и почувствовать, что Англия и США поддерживают восставших.
– Ах, так!… В таком случае, пожалуй…
Пересекли площадь Кальвина, миновали улицу Юллеи, въехали на бульвар Ференца.
Во всех парках, садах, скверах, на лужайках, в цветниках зияют желтые, коричневые, темные могилы. Хоронят уже без гробов. Все запасы израсходованы, а новых не делают. Трупы заворачивают в трехцветные знамена, а когда их нет под рукой, обходятся тем, что есть, куском какой-нибудь ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Убийцу моих друзей?
– В интересах дела можно и забыть о друзьях. А интерес большой. Смотри, мол, свободный Будапешт, что сделал простой парень, сын Венгрии, шофер Миклош Папп! Убил тех, кто целился в него двадцать третьего октября, во время мирной демонстрации, кто обрушил на него огонь двадцать пятого на парламентской площади!
Ласло пожевал губами, понюхал душистую, дорогую – оттуда, с Запада, – сигарету «Караван», подмигнул своему сообразительному начальнику штаба.
– А ты, Стефан, пожалуй, прав. Где Миклош Папп?
– Во дворе, среди гвардейцев. Вместе с машиной задержан. Веселятся ребята, потешаются над убитыми авошами. Никто, конечно, не знает истины.
– Прекрасно. Пошли!
На огромном дворе, запертом железными воротами с черными крыльями турула, шумят «гвардейцы». Все кричат, смеются, каждый требует внимания к себе, и никто не слушает других. От каждого разит дымом пожарищ, спиртным. Каждый старается перещеголять другого в ненависти к трупам в чужих мундирах, лежащим в машине. Плевки, изощренные ругательства. Гам, смех, свист, улюлюканье, хохот…
Андраш стоял в стороне от беснующихся. Даже харкать на эту погань противно. Выражение его лица, однако, было независимо-гордым и как бы говорило: «Я свое отплевал пулями».
Плохо было сейчас на душе у Андраша.
В партизанский период своей жизни он неоднократно бывал в зоне действия немецких карательных войск и специальных истребительных отрядов фашистского главаря Салаши, сменившего адмирала Хорти, крестного отца Муссолини и Гитлера. Много раз он видел бесчинства фашистов в оккупированном Закарпатье: Мукачеве, Берегове, Ракове, Ужгороде. Проникал и в жандармерию Ужгорода, в застенки шефа закарпатских жандармов хортистского майора доктора Ласло Аги.
Но всякий раз, даже и в двадцатый, попадая в логово врага, он не мог привыкнуть к своей, тяжелой роли, освоитъся с ней, вжиться в нее. Всегда действовал, как в первый раз.
Это очень трудно – быть не тем, что ты есть в действительности. Скрывать свою любовь к правде, справедливости. Скрывать, что ты не убийца, не грабитель, не насильник, не умеешь надругаться над малолетней и не пожалеть седую мать.
Ласло Киш подошел к Андрашу, своей коротенькой рукой схватил его сильную большую руку, строго спросил:
– Ты и есть Миклош Папп?
– Он самый, – серьезно, без всякого подобия улыбки ответил Андраш.
– Ты понимаешь, что сделал?
– Да, байтарш. Убил своих врагов.
– Слыхали? – Ласло Киш повернулся к присмиревшим «гвардейцам». – «Убил своих врагов»? Сразу троих. А все ли вы сделали то же самое?
Кто-то тут же крикнул:
– Есть и такие, что побольше сделали.
Толпа загудела.
– Я уже пятерых укокошил.
– И я.
– И я семерых.
– А я не считал и считать не буду. Сколько ни убью, все мало покажется.
– Тихо, друзья! – попросил Мальчик. – Кто убил не менее трех твердолобых, подымите руки!
Взметнулись кверху автоматы, пистолеты, зеленые гранаты. Мальчик с удовлетворением улыбнулся.
– Обижаться некому, все равны. А ты, Миклош, все-таки герой. Спасибо! – Киш раскинул руки, обнял шофера. – Благодарю и поздравляю. Как, ребята, примем Миклоша в свой отряд?
– Давай!
– Примем!
– Голосуй, байтарш!
И опять взметнулись автоматы.
Ласло Киш разыскал глазами начальника штаба, приказал:
– Стефан, зачисляйте Миклоша Паппа в наше братство. Выдать полное довольствие и мандат. Сим удостоверяется, что байтарш Миклош Папп работает в должности личного шофера у командующего центральной зоны восстания. Оказывать полное содействие. – Киш снова обнял только что окрещенного «гвардейца». – Тебе повезло, парень, в хорошее гнездо попал. Въехал сюда шофером, а вылетишь орлом. Кумекаешь?
– Понимаю.
Стефан отдал Миклошу Паппу первый приказ:
– Выбрасывай этих авошей из машины, опутай покрепче проводом или бечевкой, надежно прикрепи буксир к бамперу машины и выволоки всех троих на улицу Кошута, Ракоци. Промчись с ветерком и шиком по Кёрету от Дуная до Дуная, пусть мадьяры полюбуются «русской тройкой».
Последние слова Стефана были покрыты дружным хохотом «национал-гвардейцев».
Когда утих смех, Ласло Киш взял Стефана под руку и громко, чтобы слышали все, сказал:
– Отмени игру. Советские войска пока в Будапеште, им не понравится «русская тройка». Выдворим их, вот тогда и взыграем.
В КАЗАРМАХ КИЛИАНА
Тяжелые стальные ворота, запирающие вход в глубокий каменный двор, ставший крепостью отряда Ласло Киша, широко распахнулись. «Национал-гвардейцы» отсалютовали автоматами, и черный ЗИМ с флагом – красно-бело-зеленое полотнище с рваной дыркой в том месте, где был герб Венгерской Народной Республики, – похрустывая битым стеклом, помчался по центральным улочкам Будапешта, держа курс к бульварам Йожефа, Ференца, к знаменитым теперь казармам Килиана.
За рулем сидел Миклош Папп. На заднем сиденье расположились Ласло Киш и американский корреспондент Карой Рожа. Андраш узнал американца сразу, как только увидел. Малоприметное, обыкновенное лицо, костистые надбровные дуги, ничего не выражающий взгляд, простецкая добродушная улыбка…
Управляя машиной, Андраш прислушивался к тому, о чем говорят пассажиры.
– Карой, это правда, будто Каули вчера совершил безумную вылазку? – по-немецки спросил Ласло Киш.
Андраш понял, о чем идет речь. Вчера в «Колизее» он впервые услышал от «гвардейцев» эту фамилию – Каули. Военный атташе английского посольства полковник Джемс Н. Каули неожиданно появился на бульваре Ференца, в казарме Килиана, и публично обратился к мятежникам с речью. Призывал держаться, не терять веры в близкую и всестороннюю помощь и советовал сплотить в единую армию все разрозненные силы восставших.
– Неправда, – откликнулся Карой Рожа. – То была разумная вылазка…
– Что ж тут разумного? Военный атташе Британской империи, дипломат в мундире полковника, митингует в лагере антиправительственных сил, открывает свои козыри! Глупо. Зачем он это сделал? Разве нельзя было договориться обо всем один на один с Палом Малетером?
– Не так все это глупо, Ласло, как вам кажется. Иногда надо раскрывать карты не только перед крупным, явным партнером. Теперь именно такая ситуация. И рядовые национальные гвардейцы должны понять и почувствовать, что Англия и США поддерживают восставших.
– Ах, так!… В таком случае, пожалуй…
Пересекли площадь Кальвина, миновали улицу Юллеи, въехали на бульвар Ференца.
Во всех парках, садах, скверах, на лужайках, в цветниках зияют желтые, коричневые, темные могилы. Хоронят уже без гробов. Все запасы израсходованы, а новых не делают. Трупы заворачивают в трехцветные знамена, а когда их нет под рукой, обходятся тем, что есть, куском какой-нибудь ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87