Ясно? Иди! Постой! В ходе нашей акции может случиться так, что против нас выпустят курсантов академии Ракоци. Не бойся! У них будут винтовки, а патроны… патроны будут у нас. Словом, разоружайте, заряжайте их винтовки своими патронами и чешите!.. Теперь все. Иди!
– А если русские войска выступят? – спросил Стефан и ехидно усмехнулся. – У этих не будут автоматы пустыми.
– Русские?.. Не жди. Нейтральные войска.
– Ну, а если выступят? Обороняться или нападать?
– И то и другое. Подробности уточним на поле боя. Иди!
Стефан загремел сапогами по каменным ступенькам лестницы.
Мальчик осторожно вошел в «Колизей».
Дьюла не полюбопытствовал, кто и зачем приходил к его другу. Не до того ему теперь. Спешил поделиться радостной новостью.
– Ура! – завопил он, пританцовывая.
– Что случилось? – спросил Киш.
– Только что звонили из клуба Петефи… Виват, виват!
– Дьюла, расскажи толком, что случилось? Америка объявила войну России?
– Нет.
– Катастрофическое землетрясение в Москве? Не томи, профессор!
– Мои пророчества начинают оправдываться. В «большом доме» с самого утра идет бурное заседание. Драчка! Герэ уже не наступает, а обороняется. Неминуем раскол.
– Потрясающе!
– Герэ скоро должен выступать по радио.
– Интересно, что скажет первый секретарь, когда в городе творится такое…
– Капитулирует, станет бывшим секретарем. Другого выхода нет.
– Утопающий хватается за соломинку. У Герэ есть войска АВХ.
– Нет, до этого дело не дойдет. Плохой Гэре коммунист, но он все-таки коммунист. И потом… у солдат не будет патронов. Да, кто это к тебе приходил? Что за Стефан? Первый раз вижу.
– Один из моих гвардейцев.
– У тебя уже есть гвардия?
– Я предупреждал, профессор: не хочу быть красивым дураком.
Киш поворачивает на радиоприемнике рычаг громкости и снова его ухо ласкает патетический голос:
– Новые колонны демонстрантов разливаются вокруг памятника Шандора Петефи. Наш кудрявоголовый вечно юный поэт утопает в цветах. Вы слышите? Тысячи людей поют гимн. Знаменитый артист целует бронзовую руку нашего великого предка. Толпа замирает, ловит каждое слово оратора. Он читает поэму Петефи «Вставай, мадьяр!».
Все мадьяры встают. Голос диктора зазвенел металлом. – Монах Геллерт, чернеющий на том берегу Дуная, кажется, сдвинулся со своего насиженного места выпрямился, стал еще выше, еще грознее. Да! И мертвые камни ожили, поднялись, встали на дыбы и готовы со священной яростью обрушиться на поработителей.
Киш повернул рычажок радиоприемника влево до отказа, приглушил завывания диктора.
– Умница! Поэт! Талант! В его голосе звучит боль и надежда, гнев и радость всей десятимиллионной Венгрии. Дьюла, оцени по заслугам этого человека, когда станешь министром культуры: сделай рядового диктора шефом радиокомитета!
– Тебя сделаю шефом. Это во-первых. Во-вторых, ты уже назначил меня министром культуры, не спрашивая, желаю я того или не желаю.
– Ты человек, Дьюла, и, как всякий человек, захочешь получить должное за свои заслуги перед Венгрией.
– Я хочу только одной награды: иметь право быть венгерским коммунистом.
– Одно другому не противопоказано.
– Тихо! Ты слышишь? – Дьюла подбежал к окну.
На южной окраине города, приглушенные дальним расстоянием, слышны длинные пулеметные очереди. Еще и еще. Стреляют и на севере, вверх по Дунаю.
– Вот и началось!.. – сквозь стиснутые зубы проговорил Ласло Киш. Он схватил руку друга. – Я же говорил!..
Пал Ваш ногой вышиб дверь, вбежал в «Колизей». Он в одной рубашке, бледный.
– Где Шандор? Где отец, я спрашиваю?
Дьюла молча отвернулся. Показал спину мастеру и Киш.
– Эй вы, интеллигенция, к вам обращаюсь! Где Шандор? Онемели? Оглохли? Все слова растратили и решили пулями разговаривать? Ладно! И у нас есть они, пули…
С наступлением темноты уже ни на мгновение не прекращалась стрельба. Стреляли там и тут из автоматов. Тарахтели пулеметы. Взрывались гранаты. Пылали костры из красных знамен и флагов на бульваре Ленина. Пожарные машины с грохотом и звоном понеслись по городу. Тревожно затрубили на Дунае пароходы.
Открытые грузовики с вооруженными солдатами спешили в центр города. Но они не скоро пробились туда сквозь плотные колонны демонстрантов. На бульваре Хунгария, на площади Маркса, у входа на улицу Байчи Жилинского, на площади Кальвина в кузова машин полетели трехцветные флажки, плакаты, горящие факелы. На улице Ракоци солдаты были разоружены, и демонстранты начали брататься с ними.
А на окраинах не затихали выстрелы.
Едва пробивался на улицы Будапешта голос какого-то генерала из министерства внутренних дел, выступающего по радио:
– Безответственные элементы, хулиганы и прожженные авантюристы провоцируют на улицах Будапешта беспорядки, пытаются превратить мирную демонстрацию молодежи в погромную. Граждане! Не поддавайтесь на провокации! Министерство внутренних дел призывает всех трудящихся Будапешта немедленно разойтись по домам.
Вещающие громкоговорители забрасывались камнями и умолкали. С фронтонов министерских зданий срывались красные звезды.
На государственных флагах, там, где был герб Венгерской Народной Республики, зияли рваные дыры.
Около Дома радио с каждым часом росла толпа. Еще ранним вечером в радиовещательную студию пыталась проникнуть большая группа демонстрантов. Требовали передать в эфир четырнадцать пунктов программы кружка Петефи. Солдаты войск АВХ сдержали первый натиск. Вторая и третья волна штурма вынудили охрану забаррикадироваться в здании. «Демонстранты» били окна, метали камни, стреляли, а солдаты молчали: не поступил приказ свыше открывать ответный огонь. Среди охраны уже были убитые, штурмовики овладели кое-какими комнатами в нижнем этаже, внутренний двор радиоцентра кишел жаждущими крови молодчиками, а приказа все нет. Есть оружие, есть патроны, есть ненавистный опаснейший противник – ударный отряд контрреволюции, а приказа… Кто-то из молодых офицеров, избитый камнями, заплеванный, боясь кровавой расправы самосудчиков, покончил жизнь самоубийством.
Беспрестанный звон стекол, каменный гул, крики, вопли толпы, штурмующей радиоцентр, треск автоматов, взрывы гранат.
Ни одной пули в ответ. И только после полуночи был получен приказ отразить атаку погромщиков. Сразу же, с первыми ответными выстрелами солдат АВХ, по городу полетела страшная весть, пущенная «людьми закона Лоджа»: русские убивают мирных демонстрантов, молодых венгров.
И вскоре заработал тяжелый пулемет «людей закона Лоджа», установленный в самом верхнем этаже Национального музея, в окне, выходящем в парк, расположенный напротив бокового фасада Дома радио. Обязанности пулеметчика выполнял Ласло Киш. Он обрушил нежданный, внезапный прицельный огонь на солдат, залегших в кустарнике на подступах к главному зданию Дома радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– А если русские войска выступят? – спросил Стефан и ехидно усмехнулся. – У этих не будут автоматы пустыми.
– Русские?.. Не жди. Нейтральные войска.
– Ну, а если выступят? Обороняться или нападать?
– И то и другое. Подробности уточним на поле боя. Иди!
Стефан загремел сапогами по каменным ступенькам лестницы.
Мальчик осторожно вошел в «Колизей».
Дьюла не полюбопытствовал, кто и зачем приходил к его другу. Не до того ему теперь. Спешил поделиться радостной новостью.
– Ура! – завопил он, пританцовывая.
– Что случилось? – спросил Киш.
– Только что звонили из клуба Петефи… Виват, виват!
– Дьюла, расскажи толком, что случилось? Америка объявила войну России?
– Нет.
– Катастрофическое землетрясение в Москве? Не томи, профессор!
– Мои пророчества начинают оправдываться. В «большом доме» с самого утра идет бурное заседание. Драчка! Герэ уже не наступает, а обороняется. Неминуем раскол.
– Потрясающе!
– Герэ скоро должен выступать по радио.
– Интересно, что скажет первый секретарь, когда в городе творится такое…
– Капитулирует, станет бывшим секретарем. Другого выхода нет.
– Утопающий хватается за соломинку. У Герэ есть войска АВХ.
– Нет, до этого дело не дойдет. Плохой Гэре коммунист, но он все-таки коммунист. И потом… у солдат не будет патронов. Да, кто это к тебе приходил? Что за Стефан? Первый раз вижу.
– Один из моих гвардейцев.
– У тебя уже есть гвардия?
– Я предупреждал, профессор: не хочу быть красивым дураком.
Киш поворачивает на радиоприемнике рычаг громкости и снова его ухо ласкает патетический голос:
– Новые колонны демонстрантов разливаются вокруг памятника Шандора Петефи. Наш кудрявоголовый вечно юный поэт утопает в цветах. Вы слышите? Тысячи людей поют гимн. Знаменитый артист целует бронзовую руку нашего великого предка. Толпа замирает, ловит каждое слово оратора. Он читает поэму Петефи «Вставай, мадьяр!».
Все мадьяры встают. Голос диктора зазвенел металлом. – Монах Геллерт, чернеющий на том берегу Дуная, кажется, сдвинулся со своего насиженного места выпрямился, стал еще выше, еще грознее. Да! И мертвые камни ожили, поднялись, встали на дыбы и готовы со священной яростью обрушиться на поработителей.
Киш повернул рычажок радиоприемника влево до отказа, приглушил завывания диктора.
– Умница! Поэт! Талант! В его голосе звучит боль и надежда, гнев и радость всей десятимиллионной Венгрии. Дьюла, оцени по заслугам этого человека, когда станешь министром культуры: сделай рядового диктора шефом радиокомитета!
– Тебя сделаю шефом. Это во-первых. Во-вторых, ты уже назначил меня министром культуры, не спрашивая, желаю я того или не желаю.
– Ты человек, Дьюла, и, как всякий человек, захочешь получить должное за свои заслуги перед Венгрией.
– Я хочу только одной награды: иметь право быть венгерским коммунистом.
– Одно другому не противопоказано.
– Тихо! Ты слышишь? – Дьюла подбежал к окну.
На южной окраине города, приглушенные дальним расстоянием, слышны длинные пулеметные очереди. Еще и еще. Стреляют и на севере, вверх по Дунаю.
– Вот и началось!.. – сквозь стиснутые зубы проговорил Ласло Киш. Он схватил руку друга. – Я же говорил!..
Пал Ваш ногой вышиб дверь, вбежал в «Колизей». Он в одной рубашке, бледный.
– Где Шандор? Где отец, я спрашиваю?
Дьюла молча отвернулся. Показал спину мастеру и Киш.
– Эй вы, интеллигенция, к вам обращаюсь! Где Шандор? Онемели? Оглохли? Все слова растратили и решили пулями разговаривать? Ладно! И у нас есть они, пули…
С наступлением темноты уже ни на мгновение не прекращалась стрельба. Стреляли там и тут из автоматов. Тарахтели пулеметы. Взрывались гранаты. Пылали костры из красных знамен и флагов на бульваре Ленина. Пожарные машины с грохотом и звоном понеслись по городу. Тревожно затрубили на Дунае пароходы.
Открытые грузовики с вооруженными солдатами спешили в центр города. Но они не скоро пробились туда сквозь плотные колонны демонстрантов. На бульваре Хунгария, на площади Маркса, у входа на улицу Байчи Жилинского, на площади Кальвина в кузова машин полетели трехцветные флажки, плакаты, горящие факелы. На улице Ракоци солдаты были разоружены, и демонстранты начали брататься с ними.
А на окраинах не затихали выстрелы.
Едва пробивался на улицы Будапешта голос какого-то генерала из министерства внутренних дел, выступающего по радио:
– Безответственные элементы, хулиганы и прожженные авантюристы провоцируют на улицах Будапешта беспорядки, пытаются превратить мирную демонстрацию молодежи в погромную. Граждане! Не поддавайтесь на провокации! Министерство внутренних дел призывает всех трудящихся Будапешта немедленно разойтись по домам.
Вещающие громкоговорители забрасывались камнями и умолкали. С фронтонов министерских зданий срывались красные звезды.
На государственных флагах, там, где был герб Венгерской Народной Республики, зияли рваные дыры.
Около Дома радио с каждым часом росла толпа. Еще ранним вечером в радиовещательную студию пыталась проникнуть большая группа демонстрантов. Требовали передать в эфир четырнадцать пунктов программы кружка Петефи. Солдаты войск АВХ сдержали первый натиск. Вторая и третья волна штурма вынудили охрану забаррикадироваться в здании. «Демонстранты» били окна, метали камни, стреляли, а солдаты молчали: не поступил приказ свыше открывать ответный огонь. Среди охраны уже были убитые, штурмовики овладели кое-какими комнатами в нижнем этаже, внутренний двор радиоцентра кишел жаждущими крови молодчиками, а приказа все нет. Есть оружие, есть патроны, есть ненавистный опаснейший противник – ударный отряд контрреволюции, а приказа… Кто-то из молодых офицеров, избитый камнями, заплеванный, боясь кровавой расправы самосудчиков, покончил жизнь самоубийством.
Беспрестанный звон стекол, каменный гул, крики, вопли толпы, штурмующей радиоцентр, треск автоматов, взрывы гранат.
Ни одной пули в ответ. И только после полуночи был получен приказ отразить атаку погромщиков. Сразу же, с первыми ответными выстрелами солдат АВХ, по городу полетела страшная весть, пущенная «людьми закона Лоджа»: русские убивают мирных демонстрантов, молодых венгров.
И вскоре заработал тяжелый пулемет «людей закона Лоджа», установленный в самом верхнем этаже Национального музея, в окне, выходящем в парк, расположенный напротив бокового фасада Дома радио. Обязанности пулеметчика выполнял Ласло Киш. Он обрушил нежданный, внезапный прицельный огонь на солдат, залегших в кустарнике на подступах к главному зданию Дома радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87