Но через мгновение она заставила себя расслабиться и весело улыбнуться, словно не обращая внимания на колкость, твердо решив, что не позволит Эдвине вывести ее из себя. Когда она заговорила, голос ее звучал совсем спокойно:
- Я люблю красный цвет, он очень живой. А какой цвет, по-твоему, мне пристало носить? Черный? Но я ведь еще живая. Кстати, раз уж мы заговорили о предпочитаниях в одежде, почему ты так привязана к этим ужасным мешковатым твидовым костюмам? - И, не дожидаясь ответа, добавила: - У тебя хорошая фигура, Эдвина. Не надо прятать ее.
Эдвина пропустила этот двусмысленный комплимент мимо ушей. Она спрашивала себя, зачем она вообще приняла приглашение Джима Фарли, и уж тем более - зачем согласилась остановиться в Пеннистоун-ройял. Она, должно быть, совсем потеряла рассудок, если согласилась так долго терпеть общество своей матери.
Эмма сжала губы, прищурилась, окинула Эдвину оценивающим взглядом и сказала очень осторожно:
- Я хотела бы поговорить с тобой об Энтони.
Это заявление вывело Эдвину из задумчивости. Она рывком повернулась к Эмме и воскликнула:
- Ни в коем случае, мама! Когда Эмили передала мне, что ты спустишься вниз поговорить со мной, я заподозрила что-то в этом роде. Но я наотрез отказываюсь говорить о своем сыне с тобой. Ты всегда стремишься манипулировать людьми и контролировать их жизнь.
- А ты, Эдвина, начинаешь повторяться, словно старая заезженная пластинка, - возразила Эмма. - Я уже столько раз слышала от тебя это обвинение, что просто надоело. Я устала от твоих постоянных колкостей. С тобой невозможно нормально говорить ни о чем. Ты всегда проявляешь враждебность, как будто на тебя кто-то нападает.
Хотя Эмма умышленно выбирала весьма резкие слова, ее тон смягчал их, лицо было бесстрастным. Она встала с кресла, подошла к старинному комоду в углу, налила себе немного шерри и вернулась к камину. Она задумчиво сидела со стаканом в руке.
- Я старая женщина. По правде говоря, очень старая. Хотя я понимаю, что полного мира в моей семье не будет никогда, я хотела бы, если возможно, хоть немного спокойствия в те годы, что мне осталось прожить. Я готова забыть многое из того, что ты говорила и делала, Эдвина, потому что я пришла к выводу, что пора уже нам с тобой покончить с враждой. Я думаю, нам нужно попытаться стать друзьями.
Эдвина смотрела на нее, широко раскрыв изумленные глаза. Ей казалось, все это происходит во сне. Она не думала, что когда-нибудь услышит такие слова от своей матери.
- Почему ты выбрала меня? Почему не кого-нибудь другого? Или ты собираешься в ближайшие дни обратиться и к ним с такой же прочувствованной речью?
- Думаю, они не входят в число приглашенных. Но даже если бы входили, надеюсь, у них хватило бы здравого смысла отказаться. У меня нет сейчас для них времени.
- А для меня есть? - все еще не веря, переспросила Эдвина, которую примирительный жест матери совершенно вывел из душевного равновесия.
- Давай посмотрим на это таким образом: я думаю, ты была меньше других виновата в подготовке того нелепого заговора против меня в прошлом году. Я знаю, что в какой-то степени тебя принудили участвовать в нем. Тебе никогда не были свойственны алчность, коварство и корысть, Эдвина. И еще мне очень жаль, что мы с тобой так много лет не поддерживали никаких отношений. Нам давно нужно было помириться - теперь я ясно это понимаю. - Эмма говорила все это искрение, но за этим стояло и еще одно соображение - Энтони.
Эмма была убеждена, что она может надеяться повлиять на Эдвину, уговорить ее занять более разумную позицию по отношению к сыну только в том случае, если она преодолеет враждебность дочери.
- Я думаю, мы должны попытаться. Что мы теряем? Если мы не можем стать настоящими друзьями, возможно, по крайней мере, между нами не будет вражды.
- Не думаю, мама.
Эмма утомленно вздохнула:
- Мне тебя жаль, Эдвина. Правда. Ты отвергла одну из самых важных вещей в своей жизни, но…
- Что это за важная вещь?
- Моя любовь к тебе.
- Будет тебе, мама, - с презрительной усмешкой сказала Эдвина, высокомерно глядя на Эмму. - Ты никогда не любила меня.
- Ошибаешься. Любила.
- Я не верю тому, что ты говоришь! - воскликнула Эдвина, ерзая на стуле. Она сделала глоток виски и со стуком поставила стакан на низкий георгианский столик. - Ты просто неподражаема, мама. Ты сидишь напротив меня, делая эти невероятные заявления и ожидая, что я их проглочу, не поморщившись. Это просто шутка века. Может быть, я и глупая, но не настолько же. - Она наклонилась вперед, с ненавистью глядя на Эмму, глаза ее были словно острые серые льдинки. - А как насчет тебя? Боже мой, ведь это ты сама отказалась от меня, когда я была совсем маленькой!
Эмма выпрямилась с видом оскорбленного достоинства, на лицо ее было просто страшно смотреть, глаза холодны, в голосе металл:
- Это неправда. И никогда - слышишь - никогда не смей больше мне это говорить, понятно? Ты прекрасно знаешь, что я оставила тебя у твоей тети Фреды, потому что мне приходилось работать, как проклятой, чтобы нам не умереть с голоду. Но мы уже столько раз говорили об этом! Ты все равно будешь думать так, как захочешь. Но сейчас я не позволю увести меня в сторону от того, что я намерена тебе сказать, только потому что тебе хочется снова извлечь на белый свет все твои старые обвинения против меня.
Эдвина открыла было рот, но Эмма покачала головой.
- Нет, позволь мне закончить, - не терпящим возражений тоном сказала она, властно глядя в глаза Эдвины своими зелеными глазами. - Я не хочу, чтобы ты совершила ту же самую ошибку во второй раз в жизни. Я не хочу, чтобы ты отказалась от любви Энтони, как когда-то отказалась от моей. А опасность того, что ты это сделаешь, очень велика. - Она откинулась на спинку кресла, надеясь, что ее слова дойдут до Эдвины.
- Никогда не слышала ничего более нелепого, - презрительно фыркнула Эдвина, принимая неприступно-высокомерный вид.
- И тем не менее это правда.
- Что ты знаешь о моих отношениях с сыном!
- Очень многое. Но несмотря на его любовь к тебе - большую любовь, - ты как будто нарочно хочешь вогнать клин между собою и сыном. Не далее как вчера вечером он говорил, как его беспокоят ваши отношения. И он действительно выглядел очень обеспокоенным.
Эдвина резко подняла голову:
- А, так он здесь? Когда я позвонила ему в его лондонский клуб вчера вечером, мне сказали, что он уже уехал. Я и представить себе не могла, куда он поехал. Я понятия не имела, что он собирается на крестины. Он здесь?
Она задала этот вопрос с тревогой, и Эмма увидела, как в глазах ее дочери зажглись нетерпеливые огоньки.
- Нет, он не здесь.
- Где же он остановился?
Эмма решила пока сделать вид, что не услышала этого вопроса.
- Энтони не может понять, почему ты так возражаешь против его развода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
- Я люблю красный цвет, он очень живой. А какой цвет, по-твоему, мне пристало носить? Черный? Но я ведь еще живая. Кстати, раз уж мы заговорили о предпочитаниях в одежде, почему ты так привязана к этим ужасным мешковатым твидовым костюмам? - И, не дожидаясь ответа, добавила: - У тебя хорошая фигура, Эдвина. Не надо прятать ее.
Эдвина пропустила этот двусмысленный комплимент мимо ушей. Она спрашивала себя, зачем она вообще приняла приглашение Джима Фарли, и уж тем более - зачем согласилась остановиться в Пеннистоун-ройял. Она, должно быть, совсем потеряла рассудок, если согласилась так долго терпеть общество своей матери.
Эмма сжала губы, прищурилась, окинула Эдвину оценивающим взглядом и сказала очень осторожно:
- Я хотела бы поговорить с тобой об Энтони.
Это заявление вывело Эдвину из задумчивости. Она рывком повернулась к Эмме и воскликнула:
- Ни в коем случае, мама! Когда Эмили передала мне, что ты спустишься вниз поговорить со мной, я заподозрила что-то в этом роде. Но я наотрез отказываюсь говорить о своем сыне с тобой. Ты всегда стремишься манипулировать людьми и контролировать их жизнь.
- А ты, Эдвина, начинаешь повторяться, словно старая заезженная пластинка, - возразила Эмма. - Я уже столько раз слышала от тебя это обвинение, что просто надоело. Я устала от твоих постоянных колкостей. С тобой невозможно нормально говорить ни о чем. Ты всегда проявляешь враждебность, как будто на тебя кто-то нападает.
Хотя Эмма умышленно выбирала весьма резкие слова, ее тон смягчал их, лицо было бесстрастным. Она встала с кресла, подошла к старинному комоду в углу, налила себе немного шерри и вернулась к камину. Она задумчиво сидела со стаканом в руке.
- Я старая женщина. По правде говоря, очень старая. Хотя я понимаю, что полного мира в моей семье не будет никогда, я хотела бы, если возможно, хоть немного спокойствия в те годы, что мне осталось прожить. Я готова забыть многое из того, что ты говорила и делала, Эдвина, потому что я пришла к выводу, что пора уже нам с тобой покончить с враждой. Я думаю, нам нужно попытаться стать друзьями.
Эдвина смотрела на нее, широко раскрыв изумленные глаза. Ей казалось, все это происходит во сне. Она не думала, что когда-нибудь услышит такие слова от своей матери.
- Почему ты выбрала меня? Почему не кого-нибудь другого? Или ты собираешься в ближайшие дни обратиться и к ним с такой же прочувствованной речью?
- Думаю, они не входят в число приглашенных. Но даже если бы входили, надеюсь, у них хватило бы здравого смысла отказаться. У меня нет сейчас для них времени.
- А для меня есть? - все еще не веря, переспросила Эдвина, которую примирительный жест матери совершенно вывел из душевного равновесия.
- Давай посмотрим на это таким образом: я думаю, ты была меньше других виновата в подготовке того нелепого заговора против меня в прошлом году. Я знаю, что в какой-то степени тебя принудили участвовать в нем. Тебе никогда не были свойственны алчность, коварство и корысть, Эдвина. И еще мне очень жаль, что мы с тобой так много лет не поддерживали никаких отношений. Нам давно нужно было помириться - теперь я ясно это понимаю. - Эмма говорила все это искрение, но за этим стояло и еще одно соображение - Энтони.
Эмма была убеждена, что она может надеяться повлиять на Эдвину, уговорить ее занять более разумную позицию по отношению к сыну только в том случае, если она преодолеет враждебность дочери.
- Я думаю, мы должны попытаться. Что мы теряем? Если мы не можем стать настоящими друзьями, возможно, по крайней мере, между нами не будет вражды.
- Не думаю, мама.
Эмма утомленно вздохнула:
- Мне тебя жаль, Эдвина. Правда. Ты отвергла одну из самых важных вещей в своей жизни, но…
- Что это за важная вещь?
- Моя любовь к тебе.
- Будет тебе, мама, - с презрительной усмешкой сказала Эдвина, высокомерно глядя на Эмму. - Ты никогда не любила меня.
- Ошибаешься. Любила.
- Я не верю тому, что ты говоришь! - воскликнула Эдвина, ерзая на стуле. Она сделала глоток виски и со стуком поставила стакан на низкий георгианский столик. - Ты просто неподражаема, мама. Ты сидишь напротив меня, делая эти невероятные заявления и ожидая, что я их проглочу, не поморщившись. Это просто шутка века. Может быть, я и глупая, но не настолько же. - Она наклонилась вперед, с ненавистью глядя на Эмму, глаза ее были словно острые серые льдинки. - А как насчет тебя? Боже мой, ведь это ты сама отказалась от меня, когда я была совсем маленькой!
Эмма выпрямилась с видом оскорбленного достоинства, на лицо ее было просто страшно смотреть, глаза холодны, в голосе металл:
- Это неправда. И никогда - слышишь - никогда не смей больше мне это говорить, понятно? Ты прекрасно знаешь, что я оставила тебя у твоей тети Фреды, потому что мне приходилось работать, как проклятой, чтобы нам не умереть с голоду. Но мы уже столько раз говорили об этом! Ты все равно будешь думать так, как захочешь. Но сейчас я не позволю увести меня в сторону от того, что я намерена тебе сказать, только потому что тебе хочется снова извлечь на белый свет все твои старые обвинения против меня.
Эдвина открыла было рот, но Эмма покачала головой.
- Нет, позволь мне закончить, - не терпящим возражений тоном сказала она, властно глядя в глаза Эдвины своими зелеными глазами. - Я не хочу, чтобы ты совершила ту же самую ошибку во второй раз в жизни. Я не хочу, чтобы ты отказалась от любви Энтони, как когда-то отказалась от моей. А опасность того, что ты это сделаешь, очень велика. - Она откинулась на спинку кресла, надеясь, что ее слова дойдут до Эдвины.
- Никогда не слышала ничего более нелепого, - презрительно фыркнула Эдвина, принимая неприступно-высокомерный вид.
- И тем не менее это правда.
- Что ты знаешь о моих отношениях с сыном!
- Очень многое. Но несмотря на его любовь к тебе - большую любовь, - ты как будто нарочно хочешь вогнать клин между собою и сыном. Не далее как вчера вечером он говорил, как его беспокоят ваши отношения. И он действительно выглядел очень обеспокоенным.
Эдвина резко подняла голову:
- А, так он здесь? Когда я позвонила ему в его лондонский клуб вчера вечером, мне сказали, что он уже уехал. Я и представить себе не могла, куда он поехал. Я понятия не имела, что он собирается на крестины. Он здесь?
Она задала этот вопрос с тревогой, и Эмма увидела, как в глазах ее дочери зажглись нетерпеливые огоньки.
- Нет, он не здесь.
- Где же он остановился?
Эмма решила пока сделать вид, что не услышала этого вопроса.
- Энтони не может понять, почему ты так возражаешь против его развода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94