Он стоял с закрытыми глазами и с опущенной головой, крепко держась за раковину.
В конце концов Шейн поднял голову и посмотрел на себя в зеркало. То, что он увидел, ему не понравилось. Покрасневшие глаза, красные круги под глазами, припухшее и отекшее лицо; черные волосы растрепаны и взъерошены. Он заметил пятно ярко-красной помады у рта, взял влажное маленькое полотенце и с остервенением, яростно стер его. Но ярость его была направлена исключительно против самого себя. Она не касалась Дороти. Дороти не виновата. Виноват только он сам.
Он больше не может успешно заниматься любовью с ней - или, уж если на то пошло, ни с одной другой женщиной. Всегда происходит что-нибудь, что возвращает его к реальности, и когда он осознает, что держит в своих объятиях не Полу, как он убедил себя в своей фантазии, все распадается и исчезает, и он не может достичь наивысшей точки. Иногда, когда он отуманен алкоголем, когда его зрение и все остальные чувства притуплены, у него еще как-то получается, но даже эти редкие удачи бывают все реже.
Он смотрел на свое отражение в зеркале - и вдруг, безо всякого предупреждения, его охватил панический страх.
Неужели всегда будет так? Всю оставшуюся жизнь? Неужели у него больше никогда не будет нормальных сексуальных отношений? Неужели он обречен на ущербную жизнь, в которой не будет женщин? Может быть, ему придется добровольно обречь себя на монашеское существование, чтобы не испытывать стыда от неудач? Чтобы избежать в будущем таких ужасных минут стыда и неловкости, как та, которую он только что пережил с Дороти?
Он отнюдь не импотент. Он знает, что этой проблемы у него нет. Все обстоит очень просто: если его партнерша вторгается в его мысли, если она заявляет о себе, не остается безликой и безымянной, у него пропадает эрекция. И сколько он потом ни старается, он не может сохранить ее достаточно долго, чтобы и партнерша, да и он сам, могли достигнуть удовлетворения. Женщина, которую он боготворит, мешает им, вторгается между ними и разделяет их, делая его слабым и бессильным - его, который всегда считался хорошим любовником. Что же ему делать, Господи? Как ему излечиться от этого? Можно ли излечиться? Может быть, ему нужно обратиться к врачу?
Тишина в комнате гнетуще действовала на него. У него не было готовых ответов, что ему делать в этой ужасной ситуации.
Отчаяние захлестнуло его. «Будь все проклято! Проклято!» - мысленно воскликнул он, богохульствуя, и вдруг неожиданно его глаза наполнились слезами беспомощности, обиды и ярости - он даже испугался. В ту же минуту он ужаснулся до глубины души, что так постыдно потерял контроль над собой. Какую-то долю секунды ему хотелось ударом кулака разбить зеркало, разбить это достойное презрения слезливое отражение самого себя, которое смотрит на него из зеркала, словно насмехаясь. Он хотел разбить эти хрустально-чистые образы Полы, которые хранит его мозг. К черту и ее тоже! Он хотел бы разбить эту память о ней, которая так сильно и неизгладимо отпечаталась в его измученном больном мозгу, что, казалось, подчинила себе всю его жизнь, сказывается на всем, что он делает. Временами он ощущал, что стал жертвой этого образа, яркого и полного жизни, который он всегда носит в душе, - ее лицо, ее смех, ее нежный голос, который ему все время слышится. Этот образ так глубоко спрятан в его душе, в его воображении, что он не может избавиться от него, как бы ни пытался.
Он не двигался. Его рука, сжатая в кулак так крепко, что косточки побелели, так и не поднялась. Он резко закрыл глаза, не в силах больше смотреть на себя в эту минуту слабости, прислонился к стене, чтобы прийти в себя, и постоял некоторое время неподвижно, пока не успокоился и не взял себя в руки. Повернувшись, он шагнул под душ, включил краны и отдал себя во власть струящейся воды.
Несколько минут спустя он вышел из-под горячего душа, взял банное полотенце и энергично растерся. Потом нашел еще одно свежее полотенце и повязал его вокруг пояса. Затем достал из шкафчика под раковиной свой туалетный набор, который оставил здесь несколько недель назад. Он почистил зубы, прошелся электрической бритвой по подбородку, чтобы убрать едва заметную сизую тень от щетины, которая всегда появляется к вечеру, немного брызнул одеколоном на лицо и причесал мокрые волосы.
Он почувствовал себя освеженным, больше похожим на себя - спокойно-сдержанным, полностью владеющим собой. Он на долю секунды задержал взгляд на своем отражении, не понимая, как это может быть: он - большой, сильный и здоровый молодой мужчина двадцати семи лет. У него богатырский рост, хорошее тренированное тело и могучая сила; у него хорошая голова на плечах - под стать его крепкому физическому сложению такой же могучий интеллект… И все же… на самом деле, он так уязвим. «Наш мозг - это очень хитрая штука, - думал он. - Он так тонко устроен, что человека очень легко вывести из состояния душевного равновесия. А логика сердца? Разве кто-нибудь может ее объяснить?»
Отвернувшись от зеркала, он сделал глубокий вдох и приготовился к неизбежной сцене с Дороти. Сегодня он пришел к ней, хотя чувствовал, что этого не следует делать, - он не мог дождаться, когда же он наконец уедет и они расстанутся.
Он открыл дверь из ванной, моргнул несколько раз, войдя в наполненную тенями спальню, пока глаза не привыкли к темноте. В комнате было тихо, и он подумал, что, может быть, она заснула - он был бы очень рад. Он нашел на ощупь на стуле свою одежду, которую оставил там не очень давно, надел трусы и носки, развязал полотенце. Он надел рубашку и быстро застегнул ее, натянул брюки и застегнул молнию.
В этот момент зажглась лампа на тумбочке у кровати, залив комнату холодным ярким светом.
- Ты что, уходишь? - резко спросила Дороти. В ее голосе слышались возмущение и бешенство.
Шейн повернулся к ней.
Он не мог смотреть на нее. Просто был не в силах встретиться с ней взглядом. Он знал, что в ее глазах прочтет обиду и укор, поэтому смотрел на дальнюю стену комнаты.
- Я должен идти. - Он сел на стул и начал надевать ботинки, все время чувствуя на себе ее взгляд.
- Как ты смеешь! - воскликнула она, резко сев на кровати, так что даже стукнулась об изголовье. Сердитым движением она натянула на себя простыню. - Ты приходишь сюда, не предупредив меня заранее, пьешь мой виски, занимаешься со мной любовью, не очень успешно к тому же, исчезаешь в ванной на полчаса, оставив меня на взводе. - Она сердито посмотрела на него и добавила тем же резким обвиняющим тоном: - Потом ты украдкой возвращаешься сюда и спокойненько начинаешь одеваться в темноте, как будто ты ничем мне не обязан. Ты явно собирался потихоньку смыться на этот свой чертов ужин.
Он поежился. Вздохнув про себя, он встал и подошел к кровати, сел на краешек, взял ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94