Джордж был и маменькиным сынком – еще в девятилетнем возрасте он придумал и осуществил план переделки семейной гостиной, после чего материнский дом стал предметом зависти ее друзей. Он не остался безучастным к тайным вздохам матери – отец не был образцом супружеской верности и частенько поглядывал на девушек. Джордж казался своим в мужской компании, когда братья рассказывали ему о своих любовных победах, и в женской, когда выражал сочувствие сестрам, которые жаловались на то, что мальчикам «нужно только одно». Он хорошо знал, что такое одинокие субботние вечера – и с точки зрения молодого человека, и с точки зрения девушки.
Джордж подходил всем, но себя ничем не связывал. Он ясно отдавал себе отчет в том, что люди видят его иначе, чем он сам. Многим он казался приятным и непосредственным молодым человеком; сам он ощущал себя неудачником, а некоторые считали его чужаком, причем чужаком подозрительным. Впервые он ощутил себя таким в четырехлетнем возрасте, когда отец повел его в парикмахерскую на улицу Аристотеля.
– Как насчет того, чтобы расстаться с этими чудесными локонами? – спросил цирюльник.
Джордж пожал плечами. Он не знал, что сказать. Немного жаль. И немного страшно, хоть сам он этого не осознавал.
Прошли годы, а он все еще помнил холодное прикосновение электрической машинки, видел, как темные шелковистые локоны падали на белый кафельный пол парикмахерской. Он все еще видел розоватый череп, проглядывавший сквозь тонкий слой темных волос, когда парикмахер дал ему посмотреться в ручное зеркало, а рука его до сих пор хранила ощущение коротко остриженных волос. Но острее всего помнилось, каким голеньким и беззащитным он тогда себя ощущал.
– Ник! Что ты с ним сделал! – воскликнула мать, когда они с отцом вернулись домой. – Где его чудесные волосы? – Локоны Джорджа были предметом особой материнской гордости, хоть Джордж всегда инстинктивно съеживался, когда она начинала их поглаживать и завивать, добиваясь особенной красоты и блеска. Ей нравилось, когда люди останавливали их на улице, чтобы сказать, какой у нее чудесный ребенок.
– Мы их состригли, – воинственно заявил Ник, зная, что Артемис выйдет из себя. – А чего бы ты хотела? Чтобы он рос маменькиным сынком?
Разговоры о его красоте, которые так льстили самолюбию Артемис, смущали Джорджа с тех пор, как он себя помнил. Он хотел выглядеть мужественным, как другие ребята. Его героями были мрачный, задумчивый Джеймс Дин и нечесаный битник Джек Керуак, бунтарь и художник. Собственный облик казался ему проклятием, и чего бы он только не дал, чтобы избавиться от него. Он был рад тому, что его так уродливо подстригли, и с тех пор много лет нарочно укорачивал волосы таким образом, чтобы были видны уши. Первый настоящий случай освободиться от своего комплекса выпал ему в восьмилетнем возрасте, когда Майк Папагианнис, сын владельца булочной, обозвал его по пути из школы девчонкой.
– Сам девчонка! – выкрикнул Джордж, сбросил ранец с книгами и врезал как следует своему обидчику. – Сейчас я из тебя всю душу вытрясу!
Майк тоже отшвырнул портфель и ответил ударом на удар. Он был на двадцать пять фунтов тяжелее Джорджа, и тот едва устоял на ногах.
– Ах ты, подонок! – Джордж сделал выпад и попал Майку в скулу. Тот рванул Джорджа левой рукой за рубаху и принялся колотить. Джордж упал, Майк несколько раз ударил его ногой в лицо. Джордж пытался сопротивляться, но силы были неравные. Царапина на щеке сильно саднила, и на глазах у Джорджа невольно выступили слезы.
– Плакса! – завопил Майк. – Вот уж точно, как девчонка.
– Ну, давай же, давай, – крикнул Джордж, – бей еще! – Он хотел, чтобы его избили, он хотел быть, как все. Он хотел вернуться домой с разбитым лицом, так, чтобы все видели, что он настоящий мужчина. – Мне не больно.
Майк снова ударил его, и под сыплющимися на него ударами Джордж подумал, что у него, наверное, сломан нос и теперь он не будет уже таким красивым. Майк остановился. Он решил, что одержал легкую победу. А Джордж подумал, что, может, теперь его оставят в покое и перестанут мучить, называя красавчиком. На протяжении ближайших трех лет он с огромной охотой ввязывался в драки. Артемис не могла понять, отчего это ее красивый малыш превращается в настоящего гангстера.
– Он становится мужчиной, – говорил Ник. – Оставь его в покое.
О сексе Джордж думал не больше и не меньше своих сверстников. Геркулес Мелетиу, живший по соседству, первым потерял девственность.
– Я ездил в Тампу, – хвастал он Джорджу и другим. – К стильной девчонке. Отодрал ее на славу. Ее зовут Терри, она прямо писаная красавица, даже позволила ощупать себя всю перед тем, как начать.
Опыт, признался Герк, стоил двадцать долларов. Как только накопит очередную двадцатку, снова поедет в Тампу. В следующий раз он отправился туда не один. С ним было еще четверо ребят из округи, в том числе и Джордж.
Они постучали в дверь квартиры Терри.
– Придется по очереди, – сказала она, глядя на них усталыми карими глазами. – Не все сразу. Ты первый, – обратилась она к Джорджу.
Вспыхнув, Джордж последовал за ней в спальню, обитую розовыми обоями и освещенную лампой с розовым абажуром. Ему не терпелось. Член стоял, как древко. Он всякий раз поднимался, стоило Джорджу только подумать о сексе, а иногда и думать не надо было. Эрекция происходила самопроизвольно.
– Двадцатка, – сказала Терри, закрывая дверь. Джордж протянул деньги и стал снимать рубашку.
– Эй, – крикнула она предупреждающе. – Ты что, думаешь, это тебе ухаживание и все такое? Давай расстегивай штаны, и довольно.
Джордж подчинился, застегнул рубаху, а Терри сняла комбинацию и легла в постель.
– Ладно, – сказала она, – давай.
Джордж лег рядом с ней. Ему не терпелось приняться за дело, но сначала хотелось хоть как-то сблизиться с ней. Ему нужен был красивый и романтичный секс, а не просто холодное безличное соитие.
– А почему я? – спросил он, стараясь завязать разговор. – Почему ты выбрала меня первым?
– Понятно почему. Ты же красавчик. Если уж придется трахаться с пятью молодыми кобелями, почему бы не начать с самого красивого? Да, парень, будь у меня твоя физия, я бы стала кинозвездой, а не шлюшкой за двадцать долларов. Да, ты настоящий красавчик. Тебе говорили об этом?
– Да, – ответил Джордж, довольный тем, что она разговорилась. Интересно, могут они влюбиться друг в друга? И тут внезапно он с ужасом почувствовал, что стоило ей сказать «красавчик», как член его начал опадать. – Но мне это не нравится.
– Милый, – сказала она, и в голосе ее, несмотря на то что было ей всего двадцать три, прозвучала усталая мудрость. – Наплюй на все. Если бы я не занималась этим для заработка, то с тобой занялась бы ради удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Джордж подходил всем, но себя ничем не связывал. Он ясно отдавал себе отчет в том, что люди видят его иначе, чем он сам. Многим он казался приятным и непосредственным молодым человеком; сам он ощущал себя неудачником, а некоторые считали его чужаком, причем чужаком подозрительным. Впервые он ощутил себя таким в четырехлетнем возрасте, когда отец повел его в парикмахерскую на улицу Аристотеля.
– Как насчет того, чтобы расстаться с этими чудесными локонами? – спросил цирюльник.
Джордж пожал плечами. Он не знал, что сказать. Немного жаль. И немного страшно, хоть сам он этого не осознавал.
Прошли годы, а он все еще помнил холодное прикосновение электрической машинки, видел, как темные шелковистые локоны падали на белый кафельный пол парикмахерской. Он все еще видел розоватый череп, проглядывавший сквозь тонкий слой темных волос, когда парикмахер дал ему посмотреться в ручное зеркало, а рука его до сих пор хранила ощущение коротко остриженных волос. Но острее всего помнилось, каким голеньким и беззащитным он тогда себя ощущал.
– Ник! Что ты с ним сделал! – воскликнула мать, когда они с отцом вернулись домой. – Где его чудесные волосы? – Локоны Джорджа были предметом особой материнской гордости, хоть Джордж всегда инстинктивно съеживался, когда она начинала их поглаживать и завивать, добиваясь особенной красоты и блеска. Ей нравилось, когда люди останавливали их на улице, чтобы сказать, какой у нее чудесный ребенок.
– Мы их состригли, – воинственно заявил Ник, зная, что Артемис выйдет из себя. – А чего бы ты хотела? Чтобы он рос маменькиным сынком?
Разговоры о его красоте, которые так льстили самолюбию Артемис, смущали Джорджа с тех пор, как он себя помнил. Он хотел выглядеть мужественным, как другие ребята. Его героями были мрачный, задумчивый Джеймс Дин и нечесаный битник Джек Керуак, бунтарь и художник. Собственный облик казался ему проклятием, и чего бы он только не дал, чтобы избавиться от него. Он был рад тому, что его так уродливо подстригли, и с тех пор много лет нарочно укорачивал волосы таким образом, чтобы были видны уши. Первый настоящий случай освободиться от своего комплекса выпал ему в восьмилетнем возрасте, когда Майк Папагианнис, сын владельца булочной, обозвал его по пути из школы девчонкой.
– Сам девчонка! – выкрикнул Джордж, сбросил ранец с книгами и врезал как следует своему обидчику. – Сейчас я из тебя всю душу вытрясу!
Майк тоже отшвырнул портфель и ответил ударом на удар. Он был на двадцать пять фунтов тяжелее Джорджа, и тот едва устоял на ногах.
– Ах ты, подонок! – Джордж сделал выпад и попал Майку в скулу. Тот рванул Джорджа левой рукой за рубаху и принялся колотить. Джордж упал, Майк несколько раз ударил его ногой в лицо. Джордж пытался сопротивляться, но силы были неравные. Царапина на щеке сильно саднила, и на глазах у Джорджа невольно выступили слезы.
– Плакса! – завопил Майк. – Вот уж точно, как девчонка.
– Ну, давай же, давай, – крикнул Джордж, – бей еще! – Он хотел, чтобы его избили, он хотел быть, как все. Он хотел вернуться домой с разбитым лицом, так, чтобы все видели, что он настоящий мужчина. – Мне не больно.
Майк снова ударил его, и под сыплющимися на него ударами Джордж подумал, что у него, наверное, сломан нос и теперь он не будет уже таким красивым. Майк остановился. Он решил, что одержал легкую победу. А Джордж подумал, что, может, теперь его оставят в покое и перестанут мучить, называя красавчиком. На протяжении ближайших трех лет он с огромной охотой ввязывался в драки. Артемис не могла понять, отчего это ее красивый малыш превращается в настоящего гангстера.
– Он становится мужчиной, – говорил Ник. – Оставь его в покое.
О сексе Джордж думал не больше и не меньше своих сверстников. Геркулес Мелетиу, живший по соседству, первым потерял девственность.
– Я ездил в Тампу, – хвастал он Джорджу и другим. – К стильной девчонке. Отодрал ее на славу. Ее зовут Терри, она прямо писаная красавица, даже позволила ощупать себя всю перед тем, как начать.
Опыт, признался Герк, стоил двадцать долларов. Как только накопит очередную двадцатку, снова поедет в Тампу. В следующий раз он отправился туда не один. С ним было еще четверо ребят из округи, в том числе и Джордж.
Они постучали в дверь квартиры Терри.
– Придется по очереди, – сказала она, глядя на них усталыми карими глазами. – Не все сразу. Ты первый, – обратилась она к Джорджу.
Вспыхнув, Джордж последовал за ней в спальню, обитую розовыми обоями и освещенную лампой с розовым абажуром. Ему не терпелось. Член стоял, как древко. Он всякий раз поднимался, стоило Джорджу только подумать о сексе, а иногда и думать не надо было. Эрекция происходила самопроизвольно.
– Двадцатка, – сказала Терри, закрывая дверь. Джордж протянул деньги и стал снимать рубашку.
– Эй, – крикнула она предупреждающе. – Ты что, думаешь, это тебе ухаживание и все такое? Давай расстегивай штаны, и довольно.
Джордж подчинился, застегнул рубаху, а Терри сняла комбинацию и легла в постель.
– Ладно, – сказала она, – давай.
Джордж лег рядом с ней. Ему не терпелось приняться за дело, но сначала хотелось хоть как-то сблизиться с ней. Ему нужен был красивый и романтичный секс, а не просто холодное безличное соитие.
– А почему я? – спросил он, стараясь завязать разговор. – Почему ты выбрала меня первым?
– Понятно почему. Ты же красавчик. Если уж придется трахаться с пятью молодыми кобелями, почему бы не начать с самого красивого? Да, парень, будь у меня твоя физия, я бы стала кинозвездой, а не шлюшкой за двадцать долларов. Да, ты настоящий красавчик. Тебе говорили об этом?
– Да, – ответил Джордж, довольный тем, что она разговорилась. Интересно, могут они влюбиться друг в друга? И тут внезапно он с ужасом почувствовал, что стоило ей сказать «красавчик», как член его начал опадать. – Но мне это не нравится.
– Милый, – сказала она, и в голосе ее, несмотря на то что было ей всего двадцать три, прозвучала усталая мудрость. – Наплюй на все. Если бы я не занималась этим для заработка, то с тобой занялась бы ради удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133