Транспорт «Чапаев» пришвартовался в темноте к причалу, который почти никогда не использовался. Специально выделенной из моряков команде для его охраны было приказано немедленно удалиться. При этом с оружием оставалась собственная охрана. С транспорта сошли зачехленные автомашины без кузовов. Чехлы облегали какие-то твердые конструкции. Моряки тут же разнесли, что прибыли какие-то «понтоны». Но это были не понтоны, а знаменитые «катюши», первые советские реактивные артиллерийские установки.
В Одессе о них мало кто знал. До Крылова через солдатский «вестник» доходили лишь слухи, что где-то под Борисовом и еще в нескольких местах было применено оружие, которое ужасало немцев, что принцип его действия основывался на принципе полета ракеты. Доходило и то, что пока на всем фронте действуют всего лишь несколько дивизионов этих установок, их направили в Одессу только потому, что Ставка придает особое значение ее обороне.
Крылов вспоминал рассказы о Циолковском командира авиационного дивизиона в Аркадаке, ему очень хотелось поближе взглянуть на это оружие.
Установки проследовали, как ему доложили, в приготовленное заранее укрытие, под утро на армейский КП явился старший лейтенант П. С. Небоженко, с некоторой важностью представился командованию армии как командир отдельного минометного дивизиона.
– Ну-ну! – одобрительно произнес Софронов с чуть заметной усмешкой над важностью старшего лейтенанта. – Покажи нам твое сверхсекретное оружие, объясни, что к чему…
– Прошу извинить, товарищ генерал-лейтенант! По той причине, что оно сверхсекретное, ничего показывать и объяснять не имею права… О площадях поражения обязан пояснить…
– Что же? И взглянуть на него нельзя?
– Взглянуть можно… Я вас прошу, товарищ командующий, выделить взвод солдат для охраны и группу саперов. Гвардейские минометы никак не должны попасть в руки немцев…
– У нас не немцы, а румыны, – продолжал все в том же шутливом тоне Софронов.
– И к румынам тоже! – не улавливая юмора, ответил Небоженко.
Софронов и Крылов выехали на наблюдательный пункт Петрова посмотреть новое оружие в действии. С ними и контр-адмирал Жуков.
Крылов и Рыжи еще накануне выделили южному сектору полосу в полкилометра, где ожидалась к утру атака противника и накапливались румынские войска. Артиллерии дано было указание не вести огня по этой полосе.
Небоженко ночью, скрытно, очень осторожно вывел свои машины на огневую позицию. Он просмотрел и путь, по которому надлежало тут же отвести дивизион в тыловое укрытие.
Все эти предосторожности выглядели весьма необычно, но принимались командованием армии с полным пониманием.
Разведка подтвердила, что атака противника не отменена и надо ждать, что будут задействованы большие силы. На исходные позиции румыны вывели до двух полков и десять танков.
На соседние участки еще до рассвета обрушился огонь береговых батарей и полевой артиллерии. Румынское командование довольно быстро сориентировалось и перебросило в отведенную полукилометровую полосу подразделения с других участков. Туман рассеялся примерно через час после рассвета. После короткой артиллерийской подготовки румынские войска поднялись в атаку. В цепях пехоты двигались танки.
Иван Ефимович Петров, как всегда, когда пребывал в возбуждении, поминутно снимал пенсне и протирал стекла кусочком замши. Рыжи не отрывался от стереотрубы.
Неумолимо вырастали фигурки румынских солдат. Танки вот-вот должны были открыть огонь.
– Пора, Николай Кирьякович! – почему-то шепотом произнес Петров, обращаясь к Рыжи.
У всех присутствующих на НП захватило дыхание.
– Гвардейцам – огонь! – приказал Рыжи по телефону на КП старшему лейтенанту Небоженко.
И хотя ждали этой команды, но и бывалые люди, знакомые с огнем самых больших калибров, замерли.
Хорошо, что Петров по просьбе Небоженко предупредил бойцов своей дивизии, что произойдет нечто необычное, что не надо пугаться ни огня, ни звуков.
Взвились клубы дыма, раздался рев и скрежет, небо прочертили огненные хвосты ракет. Над позициями противника вспыхнул ослепительный свет, а затем донесся обвальный грохот.
На мгновение наступила непривычная тишина.
На «участке Небоженко», так окрестили на НП полукилометровую полосу, чапаевцы огня не открывали, смолк артогонь, смолкли пулеметные очереди со стороны румын и донеслись до НП истошные вопли. Черный дым от горящих танков поднялся над полем и еще не заслонил картину, от которой захватывало дух. Солдаты противника, бросая оружие, бежали назад.
Еще 22 сентября, когда определился успех дивизии Томилова и стало ясно, что ее удар оказался весьма эффективным, Софронов несколько раз в разговоре с Крыловым возвращался к мысли о возможности нанести столь же эффективный удар в южном секторе. После феерической картины, когда были опробованы гвардейские минометы, он уже не сомневался, что дивизия Томилова во взаимодействии с Чапаевской и при поддержке дивизиона гвардейских минометов может значительно отодвинуть линию обороны от ворот Одессы на юге и пресечь уже и с этой стороны артиллерийский обстрел города. Но Крылов отмалчивался.
Если командарма и командиров дивизий увлек наступательный порыв, то он должен был думать о последствиях растяжения линии фронта. Начштарма отлично понимал, что судьба войны решается не в Одессе. Одесса становилась значительным эпизодом в ходе войны, но всего лишь эпизодом, к тому же и не на главном направлении немецкого вторжения, а контрудар в южном секторе имел одну местную цель – отбросить от города дальнобойную артиллерию.
Впору было и позаботиться о том, чтобы при «наступательных настроениях» не захватила бы командный состав опасная самонадеянность. Превосходство противника все еще исчислялось как один к четырем.
Трудности со снабжением уже начали сказываться. Для организации контрудара не хватало снарядов. Не хватало их и для дивизиона гвардейских минометов.
27 сентября командующий флотом предупредил Военный совет ООРа, что с доставкой снарядов возникли затруднения из-за осложнений в Крыму. Срок контрудара пришлось перенести. Транспорт со снарядами пришел только 29 сентября.
У Крылова все было готово для боевого приказа. За ночь был произведен расчет с распределением снарядов. Контрудар назначался на 2 октября.
Но стряслась беда на Перекопе. 11-я немецкая полевая армия под командованием генерал-полковника Манштейна прорвала оборону 51-й армии, над Крымом в целом и над Севастополем в частности нависла угроза захвата.
Заместитель наркома ВМФ вице-адмирал Г. И. Левченко привез в Одессу директиву Ставки Верховного Главнокомандования об эвакуации Приморской армии из Одессы и переброски ее в Севастополь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100