Никто и не думал, что немцы могут очистить правый берег, это было невозможно, но и единоборство 62-й и 6-й армии Паулюса должно было прекратиться.
Давно замолкла канонада в районе Купоросного. 64-я затаилась как бы перед решающим прыжком. Не приходило известий и о каких-либо контрударах с Донского фронта. Вместе с тем армейская разведка уже располагала данными, что Паулюс получает пополнения с других участков фронта. Даже с Кавказа. На самолетах к нему доставляются саперные батальоны.
Уже стало известно из допроса военнопленных, что Гитлер отдал приказ 14 декабря перейти по всему фронту к обороне, но этот приказ явно не касался Сталинграда.
И в то же время командование фронтом по нескольку раз на день запрашивало штаб 62-й, не замечено ли каких-либо признаков отвода войск из Сталинграда.
Крылов размышлял: что означает это беспокойство? Не готовится ли где-либо на другом участке фронта крупное наступление советских войск? Если об этом каким-то образом проведало немецкое командование, то было бы естественным укрепить тот участок фронта и за счет 6-й армии, которая, как заверял Гитлер, «способна штурмовать небо».
И еще признак, что где-то Ставка накапливает резервы. Несмотря на то, что бои в городе не утихали, заволжская артиллерия была посажена на голодный паек по боеприпасам.
– Не может быть, чтобы готовили что-то ординарное! – говорил Крылов командарму. – Для ординарного не стоило стольких усилий… Весь вопрос – у нас или где-то еще…
– Шестая армия – самая боеспособная! – рассуждал Чуйков. – Если и готовить что-то решительное, то у нас…
– Но не через наши переправы! – констатировал Крылов.
Немецкое командование сосредоточило кулак для удара по центру города, и по заводам, и вдоль берега Волги, дабы отрезать от воды сталинградцев. Вот-вот должен был начаться новый штурм, а из штаба фронта шли запрос за запросом, нет ли каких-либо признаков, что немецкие войска уходят с позиций.
Сильно похолодало, по Волге пошла шуга: и не лед, и не вода. Очень опасный период, шуга и плывущие льдины почти начисто перерезали сообщение с левым берегом.
Этот момент и выбрало немецкое командование для штурма. Они верили, что этот штурм – последний. Паулюс считал, что, бросив шесть дивизий и несколько саперных батальонов в прорыв на узком участке фронта – между Волховстроевской улицей и Банным оврагом, – он наконец раздавит остатки 62-й армии.
В 6 часов утра противник начал артиллерийскую подготовку, сосредоточив на пятикилометровом участке фронта до тысячи орудий и минометов. С рассветом начали выдвижение его танковые и пехотные части. Тут же открыла огонь артиллерия с левого берега, вели огонь одновременно не менее восьмисот орудий. Несмотря на уничтожающий заградительный огонь, немецкие войска поднялись в атаку.
Здесь более выразителен будет рассказ очевидца с немецкой стороны, командира саперного батальона Вельца в его книге «Солдаты, которых предали»:
«С этой высоты нам видна вся полоса наступления – она лежит наискось перед нами… Под покровом ночи подразделения занимают исходные позиции, подтягиваются роты и взводы. Еще раз проверяются оружие и средства ближнего боя. По собственному опыту знаю, что происходит в эти минуты.
Вдруг тишина лопается. Орудийные залпы один за другим, непрерывно. Из черного ковра позади нас к небу взлетают короткие огненные сполохи. Их сотни. Снаряды рвутся на склонах высот и скатах лощин, в руинах, в насыпях. Все дрожит от гула. Над нами прокатываются волны горячего воздуха. Густой чад стелется над землей, сквозь него пробиваются первые рассветные лучи, они освещают взрытую снарядами и бомбами пустынную местность.
На русские позиции обрушивается залп за залпом. Взлетают целые гирлянды снарядов. Там уже не должно быть ничего живого. Если дело пойдет так и дальше, саперам остается только продвинуться вперед и занять территорию. Кажется, так оно и есть. Беспрерывно бьют тяжелые орудия. Навстречу первым лучам восходящего солнца в просветлевшем небе несутся бомбардировщики с черными крестами. Эскадрилья за эскадрильей. Они пикируют и с воем сбрасывают на цель свой бомбовый груз, а за ними – новые и новые».
Вельц, так картинно изобразив начало немецкого штурма, дальше этим как бы драматизирует дальнейшее:
«…Еще каких-нибудь двадцать метров – и они уже займут передовые русские позиции! И вдруг они залегают под ураганным огнем… Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не пощадили ни единого квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона?
…Но вот наконец становится заметно движение. Через край балки перепрыгивает солдат. Немецкий. Он бежит назад! Ага, наверняка связной с донесением! Но нет, за ним другой, третий, четвертый. Все несутся назад. За ними несколько саперов. Итак, наши отступают! Самое время вводить в бой основную массу батальонов, но ничего похожего не происходит. Еще две-три минуты, и уже видны первые каски русских солдат. Русские постепенно накапливаются, формируются в группы, преследуют беспорядочно отступающих саперов. Где же остальные силы пяти батальонов? Неужели отступающие группы – это все? Все, что осталось?
…Что за наваждение, уж не приснился ли мне весь этот бой? Пять свежих батальонов пошли в наступление, пять батальонов вели бой, как дома на учебном плацу. А результат? Большинство убито, часть ранена, остальные разбиты, разбиты наголову».
Утренние атаки все были отбиты. Они стоили Паулюсу трех тысяч солдат и офицеров и десяти танков. Атаки он возобновил после полудня. Он сузил острие клина. На два полка Горишного бросил две полнокровные дивизии. Один из полков, 241-й, был просто смят. Немцы заняли южную часть территории завода «Баррикады» и вышли к Волге, расчленив в третий раз 62-ю армию. Ширина прорыва не превышала пятисот метров. Атаки возобновились и 12 ноября. Но не с раннего утра. Ясно было, что немецкое командование задержалось с перегруппировкой частей, понесших особо тяжелые потери. Атаки продолжались весь день, обстановка была тяжелой, но к концу дня в штарм начали поступать странные донесения от комдивов. Еще повсюду шел бой, а комдивы, как бы сговорившись, один за другим докладывали, что враг остановлен, что уже не продвинется ни на шаг, что силы его прямо на глазах иссякают, что немцы останавливаются во время броска в атаку и, пятясь назад, натыкаются на горы трупов своих солдат. Эти штабеля трупов приводят их в замешательство не меньше, чем инженерные заграждения.
В сложной боевой обстановке, когда использованы все резервы, применены все тактические средства, когда с точки зрения военной науки все должно завершиться поражением, когда и опыт подсказывает, что уже использовано все, что было возможно и невозможно, у талантливого полководца вступает в силу при его размышлениях интуиция, которая и есть выражение его таланта, величина, в любой отрасли человеческой деятельности ничем не измеримая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Давно замолкла канонада в районе Купоросного. 64-я затаилась как бы перед решающим прыжком. Не приходило известий и о каких-либо контрударах с Донского фронта. Вместе с тем армейская разведка уже располагала данными, что Паулюс получает пополнения с других участков фронта. Даже с Кавказа. На самолетах к нему доставляются саперные батальоны.
Уже стало известно из допроса военнопленных, что Гитлер отдал приказ 14 декабря перейти по всему фронту к обороне, но этот приказ явно не касался Сталинграда.
И в то же время командование фронтом по нескольку раз на день запрашивало штаб 62-й, не замечено ли каких-либо признаков отвода войск из Сталинграда.
Крылов размышлял: что означает это беспокойство? Не готовится ли где-либо на другом участке фронта крупное наступление советских войск? Если об этом каким-то образом проведало немецкое командование, то было бы естественным укрепить тот участок фронта и за счет 6-й армии, которая, как заверял Гитлер, «способна штурмовать небо».
И еще признак, что где-то Ставка накапливает резервы. Несмотря на то, что бои в городе не утихали, заволжская артиллерия была посажена на голодный паек по боеприпасам.
– Не может быть, чтобы готовили что-то ординарное! – говорил Крылов командарму. – Для ординарного не стоило стольких усилий… Весь вопрос – у нас или где-то еще…
– Шестая армия – самая боеспособная! – рассуждал Чуйков. – Если и готовить что-то решительное, то у нас…
– Но не через наши переправы! – констатировал Крылов.
Немецкое командование сосредоточило кулак для удара по центру города, и по заводам, и вдоль берега Волги, дабы отрезать от воды сталинградцев. Вот-вот должен был начаться новый штурм, а из штаба фронта шли запрос за запросом, нет ли каких-либо признаков, что немецкие войска уходят с позиций.
Сильно похолодало, по Волге пошла шуга: и не лед, и не вода. Очень опасный период, шуга и плывущие льдины почти начисто перерезали сообщение с левым берегом.
Этот момент и выбрало немецкое командование для штурма. Они верили, что этот штурм – последний. Паулюс считал, что, бросив шесть дивизий и несколько саперных батальонов в прорыв на узком участке фронта – между Волховстроевской улицей и Банным оврагом, – он наконец раздавит остатки 62-й армии.
В 6 часов утра противник начал артиллерийскую подготовку, сосредоточив на пятикилометровом участке фронта до тысячи орудий и минометов. С рассветом начали выдвижение его танковые и пехотные части. Тут же открыла огонь артиллерия с левого берега, вели огонь одновременно не менее восьмисот орудий. Несмотря на уничтожающий заградительный огонь, немецкие войска поднялись в атаку.
Здесь более выразителен будет рассказ очевидца с немецкой стороны, командира саперного батальона Вельца в его книге «Солдаты, которых предали»:
«С этой высоты нам видна вся полоса наступления – она лежит наискось перед нами… Под покровом ночи подразделения занимают исходные позиции, подтягиваются роты и взводы. Еще раз проверяются оружие и средства ближнего боя. По собственному опыту знаю, что происходит в эти минуты.
Вдруг тишина лопается. Орудийные залпы один за другим, непрерывно. Из черного ковра позади нас к небу взлетают короткие огненные сполохи. Их сотни. Снаряды рвутся на склонах высот и скатах лощин, в руинах, в насыпях. Все дрожит от гула. Над нами прокатываются волны горячего воздуха. Густой чад стелется над землей, сквозь него пробиваются первые рассветные лучи, они освещают взрытую снарядами и бомбами пустынную местность.
На русские позиции обрушивается залп за залпом. Взлетают целые гирлянды снарядов. Там уже не должно быть ничего живого. Если дело пойдет так и дальше, саперам остается только продвинуться вперед и занять территорию. Кажется, так оно и есть. Беспрерывно бьют тяжелые орудия. Навстречу первым лучам восходящего солнца в просветлевшем небе несутся бомбардировщики с черными крестами. Эскадрилья за эскадрильей. Они пикируют и с воем сбрасывают на цель свой бомбовый груз, а за ними – новые и новые».
Вельц, так картинно изобразив начало немецкого штурма, дальше этим как бы драматизирует дальнейшее:
«…Еще каких-нибудь двадцать метров – и они уже займут передовые русские позиции! И вдруг они залегают под ураганным огнем… Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не пощадили ни единого квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона?
…Но вот наконец становится заметно движение. Через край балки перепрыгивает солдат. Немецкий. Он бежит назад! Ага, наверняка связной с донесением! Но нет, за ним другой, третий, четвертый. Все несутся назад. За ними несколько саперов. Итак, наши отступают! Самое время вводить в бой основную массу батальонов, но ничего похожего не происходит. Еще две-три минуты, и уже видны первые каски русских солдат. Русские постепенно накапливаются, формируются в группы, преследуют беспорядочно отступающих саперов. Где же остальные силы пяти батальонов? Неужели отступающие группы – это все? Все, что осталось?
…Что за наваждение, уж не приснился ли мне весь этот бой? Пять свежих батальонов пошли в наступление, пять батальонов вели бой, как дома на учебном плацу. А результат? Большинство убито, часть ранена, остальные разбиты, разбиты наголову».
Утренние атаки все были отбиты. Они стоили Паулюсу трех тысяч солдат и офицеров и десяти танков. Атаки он возобновил после полудня. Он сузил острие клина. На два полка Горишного бросил две полнокровные дивизии. Один из полков, 241-й, был просто смят. Немцы заняли южную часть территории завода «Баррикады» и вышли к Волге, расчленив в третий раз 62-ю армию. Ширина прорыва не превышала пятисот метров. Атаки возобновились и 12 ноября. Но не с раннего утра. Ясно было, что немецкое командование задержалось с перегруппировкой частей, понесших особо тяжелые потери. Атаки продолжались весь день, обстановка была тяжелой, но к концу дня в штарм начали поступать странные донесения от комдивов. Еще повсюду шел бой, а комдивы, как бы сговорившись, один за другим докладывали, что враг остановлен, что уже не продвинется ни на шаг, что силы его прямо на глазах иссякают, что немцы останавливаются во время броска в атаку и, пятясь назад, натыкаются на горы трупов своих солдат. Эти штабеля трупов приводят их в замешательство не меньше, чем инженерные заграждения.
В сложной боевой обстановке, когда использованы все резервы, применены все тактические средства, когда с точки зрения военной науки все должно завершиться поражением, когда и опыт подсказывает, что уже использовано все, что было возможно и невозможно, у талантливого полководца вступает в силу при его размышлениях интуиция, которая и есть выражение его таланта, величина, в любой отрасли человеческой деятельности ничем не измеримая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100