Марк почувствовал, что неудержимо краснеет.
– А что Андреа?
– Я знаю, что она нравится тебе, – сказал главный мастер, проникновенно глядя на него. – И знаю, что ты тоже ей нравишься. Все это естественно для молодых людей, и мне, старику, негоже вмешиваться в ваши отношения. Тем не менее я хотел бы кое о чем тебя попросить.
– Да, главный мастер?
– Будь с ней помягче, постарайся не обижать ее. – Ильмарссон немного помолчал. – Понимаю, моя просьба звучит несколько странно, ведь Андреа старше тебя на пять лет и, по идее, может сама за себя постоять. Однако тут случай особый. Я не вправе посвящать тебя в эту историю, скажу лишь, что в свое время она сильно пострадала из-за одного мужчины, и последствия пережитой травмы до сих пор дают о себе знать. А я, будучи в некотором смысле опекуном Андреа, чувствую свою ответственность за нее. Так что подумай хорошенько, Марк, разберись в своих чувствах – это у тебя серьезно или просто мимолетное юношеское увлечение.
– Ну… я… – сбивчиво начал Марк, но потом взял себя в руки и на одном дыхании выпалил: – Поверьте, главный мастер, для меня это серьезно, очень серьезно.
– Что ж, будем надеяться. – Ильмарссон поставил на письменный стол недопитый стакан сока и поднялся из кресла. – Ладно, мне пора уходить. Я сказал тебе, что хотел, а ты уж сам решай, прислушаться к моим словам или нет.
Проводив главного мастера и закрыв за ним наружную дверь, Марк вернулся в кабинет, подошел к окну и поднял раму. Ночной ветерок обдал приятным холодом его пышущее жаром лицо и помог собрать разбежавшиеся в смятении мысли.
– Обидеть ее? – прошептал он в темноту. – Нет, никогда! Ни за что…
Справа раздалось тихое мяуканье, послышался легкий шелест кошачьих шагов по карнизу, а в следующую секунду на подоконник вскочила Карина. Мурлыча, она потерлась головой о мантию Марка. Он погладил ее и взял на руки.
– Что, нагулялась? Надеюсь, ты не голодна? Но от молочка, конечно, не откажешься.
Днем школьные кошки питались на кухне, где повара им ни в чем не отказывали, а вдобавок на ночь выставляли в хозяйственном дворе миски с оставшимися после ужина мясными объедками. Тем не менее когда Марк налил в блюдце молока, Карина принялась лакать его с отменным аппетитом.
А сам Марк устроился за письменным столом и раскрыл книгу «Основы философии языка». Этот предмет и Марк и Андреа считали невероятно скучным и абсолютно бесполезным, поэтому решили не тратить на него время своих совместных занятий, а изучать по отдельности, когда выпадает свободное время. К тому же для получения степени бакалавра естествознания и колдовских искусств не требовалось сдавать экзамен по философии языка – достаточно было простого зачета.
– Кстати, Карина, – отозвался Марк, – тут как раз говорится о тебе. Сравнивают тебя с вишней.
Кошка подняла голову, мельком взглянула на него и вновь принялась лакать молоко.
– Не интересует? – спросил Марк. – И правильно. Полная бредятина!
В книге было написано:
«…Когда вы говорите о кошках и коврике (кошка сидит на коврике), вы, быть может, имеете в виду вишни и деревья (вишня висит на дереве). Различие в указании не будет проявляться для двух этих интерпретаций, поскольку все, в чем уверен один человек (некоторая кошка сидит на некотором коврике), выражается предложением, которое в интерпретации другим человеком есть нечто, в чем уверен уже он (некоторая вишня висит на некотором дереве). Всякий раз, когда один человек говорит о кошках, он может иметь в виду то, что другой человек называет вишнями, и наоборот. И если один человек собирался бы сказать, что кошка сидит на коврике, другой человек согласился бы, поскольку считал бы, что первый человек говорит о том, что вишня висит на дереве. Иными словами, может быть достигнуто полное согласие между двумя людьми относительно того, каковы факты мира, то есть относительно того, какие предложения являются истинными, и все же тот факт, что, когда один человек говорит о кошках, другой говорит о том, что первый называет вишнями, может не проявиться ни в чем…»
Прочитав еще две страницы подобных рассуждений, Марк раздраженно захлопнул книгу и встал из-за стола. После разговора с Ильмарссоном ему совсем не хотелось учиться, а тем более штудировать такую чушь собачью (вернее, вишнево-кошачью). Вместе с тем он понимал, что если сейчас ляжет спать, то еще долго не сможет заснуть.
После некоторых раздумий Марк взял в ванной корзину с грязными вещами, сунул в карман мантии первую попавшуюся под руку художественную книжку и вышел из квартиры. Он решил занять остаток вечера стиркой своей одежды, а если в прачечной никого не будет (что, учитывая позднее время, вполне вероятно), то заодно и основательно постирать львиную шкуру. Благо, наряду с другими магическими свойствами, она обладала фантастической прочностью и не боялась ни воды, ни всевозможных моющих средств.
Когда Марк спустился в подвал и направился к прачечной, до его слуха донесся характерный шум работающей самостирки. Разочарованно вздохнув (стирка шкуры откладывалась до следующего раза), он открыл дверь и вошел внутрь. Вопреки его ожиданиям, там никого не было. В одной из самостирок, установленных вдоль стены, пенилась и бурлила мыльная вода, на длинной скамейке стояла пустая бельевая корзина, а рядом лежала книга – «Основы философии языка». Кроме Марка, ее могла читать только Андреа. Других желающих во всей школе не нашлось бы.
Марк вышел из прачечной, собираясь окликнуть Андреа, но в последний момент передумал и двинулся дальше по коридору, освещенному тускло горящими эльм-светильниками. Он сам толком не понимал, что заставило его так поступить; просто возникло неясное предчувствие чего-то очень важного, и интуиция подсказала ему вести себя потише.
Когда Марк дошел до развилки коридора, его уши уловили слабый отголосок какого-то разговора. Обострив свой слух, он определил, что звуки доносятся слева, и свернул в эту сторону, стараясь ступать с крайней осторожностью.
Разговор велся за закрытой дверью кладовки, где хранились садовые принадлежности. Один из голосов явно принадлежал Андреа и звучал очень сердито. В голове Марка невольно мелькнула мысль: «У меня уже входит в привычку подслушивать ее…»
– Поздно ночью, понимаешь? – говорила Андреа. – Главное слово здесь «поздно». Сколько раз тебе говорили, что у нас поздняя ночь начинается, когда у вас полдень, и не раньше. Разве так трудно посмотреть на часы?
– Да ладно, я просто забыл, – отозвался по-детски капризный голос, смутно знакомый Марку. – Чего не бывает.
– Слишком часто бывает! Три недели назад, когда мы с Гвен были у вас, ты ошивался здесь ранним вечером. И попал на глаза одной ученице.
– Ну и что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83