Между тем долина давно уже тонула в утренней засвети. Индра, не тратя время возле пахучего смолистого костерка, засобирался в дорогу. Он отпустил коней, объяснив это необходимостью сберечь их от волков, что на привязи было сделать невозможно, замотал оружие в плащ, оставив рукам только легкий дротик – данду, водрузил жух на плечи и, не обращая внимания на Кутсу, отправился дальше.
После короткого замешательства Кутса устремился следом.
– Если Шушна придёт по твоему зову, – пробубнил попутчик демоноборца, карабкаясь вверх по камневалу, – почему нельзя было позвать его в долине?
– Мы призовём его там, высоко в горах, где живут пишачи. У меня свои счёты с ними и свои виды на этот бой.
– Зачем тебе пишачи? – осторожно поинтересовался Кутса, уже чувствуя себя одураченным. В чём-то.
– Они убили моего отца.
Воины взбирались по насыпи, срывая вниз гулкие камни. Кутса снова заговорил. Скорее с самим собой:
– Убей меня, если я понимаю, в чём тут связь.
– А зачем тебе понимать? – отозвался Индра. – Ты вызвался смотреть, вот и смотри.
Индра вдруг остановился. Ему сжало грудь. Подкатило. Запекло лицо. Он держался за камни и медленно терял себя в необъятном потоке этого пришедшего в движение мира, закипающего новыми красками в каменной чаше гор.
Лихорадка-огневица возвращалась. По воле неутомимого искателя победы с той стороны. Тоже, должно быть, имевшего свои представления о достоинстве, славе и почести. Свои представления. Относимые сознанием «благородных» к неоспоримой противоположности.
Но ко Злу ли? Так ли верно относить ко Злу всё, что противостоит нам? Ведь если это так, то мы, соответственно, неоспоримые носители Добра. Всегда и во всём. Уже по одному только принципу противоположности. Допустима ли собственная оценка самого себя в данном качестве? Не в этом ли и заключено всё последующее, затянувшееся противостояние человека человеку, ибо никакая сторона, не присуждая себе значения Зла, присваивает это качество исключительно противнику.
Индра предпочитал другие формулировки. Точность определения обуславливала точность мышления. Иное, и даже смертельно иное, вовсе не означало принципиальное Зло. «Благородный» не противостоял «злому». Ариец противостоял искажённому, ложному человекостроению во всех формах проявления этой кривизны. И данное противостояние придумал вовсе не он сам. Природа сделала так, разделив одни творения рукой благостной, другие – пагубной. Одни плоды сделав съедобными, другие – ядовитыми. Одну плоть – чистой, другую – запакощенной.
Добро и зло! Иллюзия конфликта. Задаток равновесящих признаков Истины, открытой только тому, чей умственный строй не позволяет прикладывать их к собственной персоне. Даже символически.
Шушна ошибся во времени. Он понял это сразу. Понял он и то, что его противник устремлён куда-то в снежные горы. Должно быть, к своим. Потому Демон оставил Индре силы на этот переход и отступил.
– Эй! – робко позвал Кутса. – Что с тобой?
Индра трудно поднял голову. Воспалённые глаза кшатрия снова видели мир. Таким, какой он есть. Без наплывов и чудес одуревшего воображения.
Воин перевёл дух и ничего не говоря полез дальше. На каменную кручу.
Целый день ловчие демонов добирались к белым вершинам ледника. Горы, ставшие на их пути, открыли идущим одну из своих удивительных особенностей. Они, заманивая путников очевидной доступностью цели, вдруг расслаивались неизвестно откуда взявшимся склоном, новым гребнем или новой, внезапно появившейся вершиной, испытывая силы и терпение арийцев и обрекая их ещё на один переход.
– Посмотри, – еле ворочая языком сказал Кутса, – нас сопровождают.
– Знаю.
– Почему же они не нападают?
– Пытаются понять, зачем мы лезем на ледник.
– В этом я с ними солидарен, – буркнул сопутчик чужого героизма.
– Что?
– Я говорю, что не понимаю, зачем мы лезем на ледник.
– Потерпи немного, скоро увидишь. Осталось всего ничего… – Индра поднял голову и обнаружил над собой лохматую шкуру дикого камнелаза. Из числа местных жителей. Пишач выглядывал жертву из-за уступа, выбирая момент для точного удара копьём.
– Эй! – закричал Индра, жестикулируя пустыми руками. – Смотри, у нас нет оружия. Вот.
Пишач размахнулся и метнул копьё. Кшатрий едва успел залечь в камни.
– Сволочь!
– Почему сволочь? – заспорил Кутса. – Ты же идёшь ему мстить, он вправе защищаться. А вот путь к отступлению отрезан.
– Я и не собираюсь отступать.
– Значит, полезешь под удар? Как же Шушна?
Индра не ответил. Он карабкался вверх, прижимаясь к камням и не спуская глаз с опустевшего уступа. Возможно, у дикаря было только одно копьё. Теперь это уже не имело значения. Кшатрий, оказавшись под уступом, мог рассчитывать только на удачу. На один стремительный и счастливый рывок. На один. Даже тяжёлый камень в руках противника сейчас мог бы стать роковым для штурмующего гору.
Мгновение отделяло кшатрия от успеха. Как и следовало ожидать, пишач появился в самый неподходящий момент. Когда Индра повис между небом и землёй.
В руках дикаря качнулась сучковатая дубина. Пошла в замах, набирая сокрушительную силу.
Кутса сжался, предвидя трагический конец товарища. Однако что-то произошло. Тоже неожиданное, как и появление дикаря. Только на этот раз спасительное для Индры. Пишач дрогнул, теряя напор, сжался. Лицо его перекосило болью.
Индра так и остался висеть, зацепившись за край уступа и беспомощно наблюдая удивительный поворот своей судьбы. Чуть было не отказавшей герою в его дальнейших благих деяниях.
Дикарь рухнул на склон. Перелетев через висевшего на уступе и засыпав Кутсу камнями. В исковерканном теле поверженного противника торчал обломок стрелы.
Кшатрий, забравшись на каменную навесь, доверительно и очарованно разглядывал своего спасителя. Которым оказался кривобокий старик, мало чем отличавшийся по виду от убитого им соплеменника.
Старик тоже зазрел на Индру, но притаённо, с какой-то сдержанной настороженностью. Точно пряча растерянный взгляд и тревожные чувства.
Пауза затянулась. Благодарность Индры заволокло сомнениями. Возможно, старик сводил с убитым какие-то счёты, и спасение кшатрия вовсе не являлось его целью. И значит, перед воином был новый враг, хотя и ставший на короткое время союзником.
Словно постигая мысли пришельца, старый пишач опустил лук, отвернулся и, волоча безжизненно висевшую ногу, зашваркал куда-то по горной тропе. Привычно опираясь на древко своего оружия.
Индра решил не допытываться до логики его поступка. Путь к снежным высыпям теперь был открыт. Ещё одно усилие. Последнее.
Снег сиял над головой Индры неправдоподобностью белого. Холодной чистотой самой праведной из всех красок мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123