Индра расстелил шкуры и, подмяв под голову свёрнутый жух, растянулся по земле. Он свободно вздохнул и сразу отпустил голову сну.
Последнее, что сползло с его губ, было ничего не значащее: «Кто вы и куда идёте?».
– Мы странствующие риши, – поспешил ответить один из ночных людей. Индра его уже не слышал.
– Спит, – сказал другой.
– Быстро заснул. А может быть, он дурачит нас? Оба наклонились над молодым воином. Долго слушали его дыхание.
– Спит, – снова сказал тот, что не признавал сомнения.
– Давай перережем ему горло.
– Зачем? Чтобы васы устроили за нами погоню до крайних пределов Арваты? Ведь они его, конечно, подослали. Смотреть, уберёмся мы отсюда или нет.
– Это уж точно.
– Значит, мы его не тронем. Ведь они где-то близко. Вряд ли такого сопляка васы отправили одного.
– Жаль. С каким бы удовольствием я перерезал ему горло!
– Зарежешь кого-нибудь другого. По дороге. Какого-нибудь вайшу. Эти не станут устраивать за нами погоню.
– Смотри, сколько у него добра! – восхитился кровожадный, вытряхивая содержимое мешка на землю.
– Это добро уже не его, – хмыкнул другой. Тот, что ни в чём не сомневался.
Индра вздохнул и перевернулся на бок. Оба разбойника замерли.
– Лучше было бы его зарезать, – прошептал первый.
– Подождём ещё немного. Если проснётся – зарежем. Возьми-ка у него нож. Осторожно, не разбуди!
Индре снился холодный день, в котором утонуло бледное, онемевшее солнце. Из дымных зависей медленно выплыл бурый орёл. Он покружил возле солнца, развозя крыльями его топкую слепоту, и растворился в холодных отёках неба.
– Гарджа! – закричал молодой воин. – Ну что тебе стоит подать мне хотя бы знак. Неужели ты бросил меня? Одного, без пути и веры? Неужели оттуда, с твоих небес, нельзя и вздоха послать?
Индра склонил голову так, что ему сжало грудь, сдавило слабое, беззащитное сердце. Сдавило в камень. Который не знал боли, тревог и мучений. Не знал пощады к человеческим чувствам. Он нем и бездвижен. Как все камни. О него разбиваются сомнения. Но как так жить с ним в груди? Ломая человеческие судьбы о своё равнодушие и безразличие. «Это хорошо, красиво со стороны, но это неправильно, – сказал Индра. – Это всего лишь жалость к самому себе».
Так шевелилась в нём жалость. Он всегда себя жалел в снах. Во сне ему плакалось, и никто не упрекал юношу за эти слезы. Здесь было можно.
Прежде плакалось потому, что у него не было семьи, как у мальчишек-вайшей из деревни. Семьи с доброй матерью, братьями, сестрами, тётками, стариками – в общем, обычной, шумной и беспокойной семьи. Её заменил Гарджа. Молчаливый, уставший от Индры и угнетённый своей обречённостью одинокого отца и никому не нужного человека. Даже его месть за чужих коров нужна была скорее самому Гардже, чем пастухам, которых он заставлял мстить. В своих душах. Заставлял.
Потом плакалось, когда Индра вдруг заметил, что остался без детства. Другие мальчишки дурачились, целыми днями носились по лугу и считали, что жизнь – это беззаботная игра, а Индра был уже маленьким мужчиной.
Но маленьких мужчин не бывает, как не бывает и маленьких воинов. Потому, когда он немного подрос, а его сверстники из деревни уже стали пасти коров, Индра понял, что он не добрал того, что каждому человеку должно дать детство. Но было уже поздно. Никто не возвращается туда, чтобы начать сызнова. Не бывает маленьких воинов. Бывают дети с разорённым детством.
Его слезы просились наружу, но никогда не попадали в глаза Индре. Они оставались в душе. В той её части, что бродит по мыслям спящего человека. И потому, когда Индра просыпался, он был угнетён и подавлен плаксивым сном. И ему было стыдно за себя, за эту часть души, которая предала его совесть. Совесть воина. В гадостном состоянии он возвращался к самому себе, изгоняя остатки недостойных чувств. Но маленьких мужчин не бывает. Даже вопреки честной душе Индры.
– Ну что, подрезать тебе кадык? – прошипел один из разбойников, едва сдерживая рвущуюся из оцепенения руку с ножом. – Проснись только. Ну вот только проснись!
Индра вздохнул и проснулся. Колкое солнце барахталось в мелких облаках. Утро подбиралось к остывшему лугу. Воин никого не увидел рядом, и странная пустота вокруг усыпанного золой выгора ещё быстрее вернула Индру здравым чувствам. Его обокрали! Сомнений быть не могло. Эти двое. Они сбежали, должно быть, еще ночью.
Индра сел на единственное, что у него осталось – на рваный жух, и покачал головой. Как он мог довериться этим полулюдям?! Ведь это были шудры, стоило догадаться! Гарджа говорил про шудр, но Индра никогда прежде их не встречал. Вот и встретил. «Главное – всегда оказаться в нужное время в нужном месте!» – горько пошутил юноша.
Впрочем, что-то напоминало ему о существовании выбора. Он мог и разминуться с ними. Если бы сделал правильный выбор. Выбор есть всегда. Только реши для себя, что выбирать. Индре следовало остаться там, куда принесли его вчера ноги, и не искать покоя у чужого огня. «Всегда слушай своё первое желание!» – заключил молодой воин. Жаль, что эта мысль стоила ему всего имущества. Воры не оставили даже и мотка верёвки.
«Слишком много я унёс с собой. Вот и остался ни с чем, – подытожил Индра. – Нельзя обмануть заклятье воинской судьбы. Тебе принадлежит только то, что ты можешь унести с собой. Только то.»
Он поднялся с земли и осмотрел угрюмую пустошь, разнесённую во все стороны до самого края небес. Долог путь ходока, решившего подчинить её своим ногам. Воин подошёл к прогару костра и сунул руку в его белёсый навал. Воры ушли давно. Об этом можно было судить по остывшему пеплу. Ночи стояли тёплые и пепел остывал медленно. Сейчас он остыл полностью.
Индра отыскал следы. Воры шли быстро – их шаги почти не опирались на пятки. Шли размашисто. Значит, скоро устанут. Ноша немалая. Индра ещё раз осмотрел равнину, но его глаза и в этот раз не прибавили ничего к увиденному.
Юноша обмотался плащом, благодаря чему мог сливаться по цвету с травяным размазом осеннего луга, и пустился в погоню. У него не было оружия, но не оружие делает человека воином.
Земля держала остатки дождевой воды. Прикрывая их чахлой травой. Это помогало шагу. Сухая земля его разбивает, скидывает, а влажная – притягивает. Нет воина среди тех, кто не мерит пространство шагом, бросая себя в необозримые земные дали. Преодоление земного размаха, должно быть, самое загадочное из всех побуждений воинской натуры. Ей тесно на отведённом жизнью месте.
Скоро Индра всерьёз пожалел об утрате бурдюка с питьевой водой. Хорошо ещё, что воздух был сырым и прохладным. Индра пил его неутолимым дыханием своей жажды. Ему казалось, что этот поток будет исчерпан им до дна.
Время, должно быть, приближало его к преследуемым. Он не терял их следы, хотя и не различал впереди пока никого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123