Доктор Ивлев что-то помечал в своей записной книжке...
...а неотразимый и элегантный старший пассажирский помощник Костя Беглов холодно и любезно раскланивался на ходу со встречными восхищенными стайками пассажирских дам всех возрастов, вероисповеданий и подданств. При этом Костя умудрялся строгим шепотом продолжать наговаривать свои деловые замечания в небольшой цифровой диктофон последней модели.
Когда они проходили по Солнечной палубе, где волейбольное ристалище уже собрало минимум сотню галдящих и темпераментно болеющих зрителей, совершенно мокрый, со слипшимися от пота волосами англиканский священник Ричард Роуз, которого никто не мог вышибить с игровой площадки, не прерывая розыгрыш мяча, крикнул им:
– Хелло, чиф! Хелло, док!..
– Хелло, мистер Роуз, – улыбнулся ему старпом Конюхов.
Но тут взмыленный Роуз получил точный и высокий пас, взлетел над сеткой и ударил по мячу так, что противники и не попытались отразить этот сокрушительный удар...
– Специально для вас, чиф!!! – крикнул Роуз, и болельщики восторженно зааплодировали.
Честно говоря, Тимур Петрович Ивлев не переваривал эти обходы судна. Почему хирург высшей категории должен участвовать в этом узковедомственном традиционно флотском представлении, он никак не мог понять!
Однажды, во время своего второго рейса, он попытался не пойти на такой обход, а послал своего терапевта – Эдуарда Юрьевича. Человека опытного во всевозможных корабельно-морских политесах, плавающего еще «...со времен Очакова и покоренья Крыма», знающего все безопасные правила поведения на ступеньках иерархической лестницы командных взаимоотношений в открытом море.
Кончилось это все достаточно унизительно для самого Тимура Ивлева. Уже спустя час он был вызван к капитану. Самым жестким и неприязненным тоном Николай Иванович Потапов устроил главному судовому врачу Тимуру Петровичу Ивлеву такую постыдную выволочку, после которой Тимур Петрович больше ни разу даже не пытался нарушить соответствующую статью Устава корабельной службы, специально отредактированную для судов, принадлежащих российской судовладельческой компании «Посейдон».
Тимур смирился, но покорен не был. Он и по сей день не очень-то жалует эти обходы.
... На корме под солнцем несколькими рядами стояли штук пятьдесят разноцветных шезлонгов.
Три шезлонга у самого фальшборта занимали канадские гиганты Сердюки – слоноподобный папа Пол дремал, мама Маргарет с хрустом поедала печенье из объемистой красивой жестяной банки, а почти двухметровая неуклюжая Галю своими постоянно испуганными прекрасными глазами украдкой, ласково и всепрощающе посматривала на сидящего неподалеку от них нетрезвого пожилого англичанина.
Это был тот самый вечно непросыхающий мистер Джеффри Бриджес, который еще при посадке на корабль в Тильбери был уже изрядно пьян и поднимался по трапу, вызывающе помахивая наполовину опорожненной бутылкой виски. С тех пор трезвым его никто ни разу не видел.
Вот и сейчас он сидел в шезлонге со стаканом в левой руке и остановившимися, почти бессмысленными глазами смотрел в убегающий за кормой пенный кильватерный след корабля. А под правой рукой у него стояла почти пустая бутылка.
От звука шагов за спиной старик Бриджес очнулся, развернулся в шезлонге почти всем корпусом и увидел «обход».
– Привет, док! – подняв стакан, хрипло сказал Бриджес. – Не желаете глоток?
– Сожалею, сэр. – Тимур показал на пустую бутылку: – Не очень ли велика доза?
– Единственное, что помогает. – И Джефф Бриджес потыкал себя пальцем в живот.
– Заглянули бы как-нибудь ко мне в медицинскую часть...
Но Джефф только отхлебнул из стакана и обреченно махнул рукой.
А старпом придирчиво подергал провисшую растяжку тента над последними рядами шезлонгов...
...в другом месте колупнул ногтем вспучившийся пузырек масляной краски, под которым постоянная соленая морская взвесь образовала разрушительное пятно ржавчины...
...в третьем месте с сомнением потрогал ногой железное ребро ступеньки наружной лестницы, ведущей на нижнюю палубу.
Что-то помечал у себя в блокноте, хотя мог бы этого и не делать. Ибо боцман Алик Грачевский, следовавший по пятам за старпомом, ловил каждое его движение, все записывал в своем боцманском кондуите. А старший пассажирский помощник Костя Беглов тут же перешептывался с диктофоном...
«Надо бы посмотреть этого алкаша-англичанина, – подумал Тимур. – Что-то выглядит он хреновато...»
Этажом ниже, на другой палубе, пассажиры играли в палубный хоккей. Деревяшкой, похожей на швабру без щетины, фрау Голлербах толкала в разграфленные на палубе квадраты крупные деревянные шайбы. В глазах старухи пылал огонь азарта!..
– Восемь и восемь! – вопила фрау Голлербах. – Семь!..
Толпа болельщиков подбадривала ее как могла...
– Немецкие туристы – лучшие туристы мира, – заметил Беглов.
– Почему? – спросил Ивлев.
– Им все в радость. Все, за что они заплатили, должно быть им обязательно интересно! И они к этому готовы заранее...
За иллюминаторами-окнами спортивного зала метались боксерские груши, кто-то чуточку нелепо висел на шведской стенке – тщетно пытался поднять ноги... Кто-то с великими муками преодолевал тяжесть трехкилограммовых гантелей... Заняты были почти все инерционные велосипедные тренажеры. На одном из них самозабвенно и неистово крутил педали мокрый от пота доктор Зигфрид Вольф...
Через стальную водонепроницаемую дверь старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, старший пассажирский помощник Константин Беглов, боцман Алик Грачевский и доктор Тимур Ивлев вступили в коридор пассажирских кают правого борта.
В другом конце коридора стюардесса, убиравшая самую последнюю каюту, вынесла мусор в стоявший в коридоре специальный контейнер, увидела «командирский обход», сдавленным голосом панически прошипела в соседнюю каюту, где работала вторая стюардесса:
– Обход, Нинка!..
Та на мгновение высунула нос в коридор, увидела неумолимо приближающийся кортеж и снова юркнула в каюту. На скатерти каютного столика красовалось изрядное кофейное пятно. Сменить скатерть она явно не успевала. В отчаянии она схватила большую пепельницу, быстро прикрыла ею пятно. Тут же включила пылесос и стала преувеличенно старательно водить щеткой по ковру...
«Обход» остался в коридоре. Пассажирская служба была целиком вотчиной Беглова, и в каюту зашел только он один.
Окинул привычным взглядом заправку постелей, заглянул в шкафы – в каком порядке повешена одежда проживающего здесь пассажира, а потом приподнял пепельницу со стола и увидел пятно на скатерти.
– Новый стиль работы? – спросил он помертвевшую стюардессу.
Сдернул двумя пальцами скатерть со стола и брезгливо бросил ее на пол каюты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
...а неотразимый и элегантный старший пассажирский помощник Костя Беглов холодно и любезно раскланивался на ходу со встречными восхищенными стайками пассажирских дам всех возрастов, вероисповеданий и подданств. При этом Костя умудрялся строгим шепотом продолжать наговаривать свои деловые замечания в небольшой цифровой диктофон последней модели.
Когда они проходили по Солнечной палубе, где волейбольное ристалище уже собрало минимум сотню галдящих и темпераментно болеющих зрителей, совершенно мокрый, со слипшимися от пота волосами англиканский священник Ричард Роуз, которого никто не мог вышибить с игровой площадки, не прерывая розыгрыш мяча, крикнул им:
– Хелло, чиф! Хелло, док!..
– Хелло, мистер Роуз, – улыбнулся ему старпом Конюхов.
Но тут взмыленный Роуз получил точный и высокий пас, взлетел над сеткой и ударил по мячу так, что противники и не попытались отразить этот сокрушительный удар...
– Специально для вас, чиф!!! – крикнул Роуз, и болельщики восторженно зааплодировали.
Честно говоря, Тимур Петрович Ивлев не переваривал эти обходы судна. Почему хирург высшей категории должен участвовать в этом узковедомственном традиционно флотском представлении, он никак не мог понять!
Однажды, во время своего второго рейса, он попытался не пойти на такой обход, а послал своего терапевта – Эдуарда Юрьевича. Человека опытного во всевозможных корабельно-морских политесах, плавающего еще «...со времен Очакова и покоренья Крыма», знающего все безопасные правила поведения на ступеньках иерархической лестницы командных взаимоотношений в открытом море.
Кончилось это все достаточно унизительно для самого Тимура Ивлева. Уже спустя час он был вызван к капитану. Самым жестким и неприязненным тоном Николай Иванович Потапов устроил главному судовому врачу Тимуру Петровичу Ивлеву такую постыдную выволочку, после которой Тимур Петрович больше ни разу даже не пытался нарушить соответствующую статью Устава корабельной службы, специально отредактированную для судов, принадлежащих российской судовладельческой компании «Посейдон».
Тимур смирился, но покорен не был. Он и по сей день не очень-то жалует эти обходы.
... На корме под солнцем несколькими рядами стояли штук пятьдесят разноцветных шезлонгов.
Три шезлонга у самого фальшборта занимали канадские гиганты Сердюки – слоноподобный папа Пол дремал, мама Маргарет с хрустом поедала печенье из объемистой красивой жестяной банки, а почти двухметровая неуклюжая Галю своими постоянно испуганными прекрасными глазами украдкой, ласково и всепрощающе посматривала на сидящего неподалеку от них нетрезвого пожилого англичанина.
Это был тот самый вечно непросыхающий мистер Джеффри Бриджес, который еще при посадке на корабль в Тильбери был уже изрядно пьян и поднимался по трапу, вызывающе помахивая наполовину опорожненной бутылкой виски. С тех пор трезвым его никто ни разу не видел.
Вот и сейчас он сидел в шезлонге со стаканом в левой руке и остановившимися, почти бессмысленными глазами смотрел в убегающий за кормой пенный кильватерный след корабля. А под правой рукой у него стояла почти пустая бутылка.
От звука шагов за спиной старик Бриджес очнулся, развернулся в шезлонге почти всем корпусом и увидел «обход».
– Привет, док! – подняв стакан, хрипло сказал Бриджес. – Не желаете глоток?
– Сожалею, сэр. – Тимур показал на пустую бутылку: – Не очень ли велика доза?
– Единственное, что помогает. – И Джефф Бриджес потыкал себя пальцем в живот.
– Заглянули бы как-нибудь ко мне в медицинскую часть...
Но Джефф только отхлебнул из стакана и обреченно махнул рукой.
А старпом придирчиво подергал провисшую растяжку тента над последними рядами шезлонгов...
...в другом месте колупнул ногтем вспучившийся пузырек масляной краски, под которым постоянная соленая морская взвесь образовала разрушительное пятно ржавчины...
...в третьем месте с сомнением потрогал ногой железное ребро ступеньки наружной лестницы, ведущей на нижнюю палубу.
Что-то помечал у себя в блокноте, хотя мог бы этого и не делать. Ибо боцман Алик Грачевский, следовавший по пятам за старпомом, ловил каждое его движение, все записывал в своем боцманском кондуите. А старший пассажирский помощник Костя Беглов тут же перешептывался с диктофоном...
«Надо бы посмотреть этого алкаша-англичанина, – подумал Тимур. – Что-то выглядит он хреновато...»
Этажом ниже, на другой палубе, пассажиры играли в палубный хоккей. Деревяшкой, похожей на швабру без щетины, фрау Голлербах толкала в разграфленные на палубе квадраты крупные деревянные шайбы. В глазах старухи пылал огонь азарта!..
– Восемь и восемь! – вопила фрау Голлербах. – Семь!..
Толпа болельщиков подбадривала ее как могла...
– Немецкие туристы – лучшие туристы мира, – заметил Беглов.
– Почему? – спросил Ивлев.
– Им все в радость. Все, за что они заплатили, должно быть им обязательно интересно! И они к этому готовы заранее...
За иллюминаторами-окнами спортивного зала метались боксерские груши, кто-то чуточку нелепо висел на шведской стенке – тщетно пытался поднять ноги... Кто-то с великими муками преодолевал тяжесть трехкилограммовых гантелей... Заняты были почти все инерционные велосипедные тренажеры. На одном из них самозабвенно и неистово крутил педали мокрый от пота доктор Зигфрид Вольф...
Через стальную водонепроницаемую дверь старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, старший пассажирский помощник Константин Беглов, боцман Алик Грачевский и доктор Тимур Ивлев вступили в коридор пассажирских кают правого борта.
В другом конце коридора стюардесса, убиравшая самую последнюю каюту, вынесла мусор в стоявший в коридоре специальный контейнер, увидела «командирский обход», сдавленным голосом панически прошипела в соседнюю каюту, где работала вторая стюардесса:
– Обход, Нинка!..
Та на мгновение высунула нос в коридор, увидела неумолимо приближающийся кортеж и снова юркнула в каюту. На скатерти каютного столика красовалось изрядное кофейное пятно. Сменить скатерть она явно не успевала. В отчаянии она схватила большую пепельницу, быстро прикрыла ею пятно. Тут же включила пылесос и стала преувеличенно старательно водить щеткой по ковру...
«Обход» остался в коридоре. Пассажирская служба была целиком вотчиной Беглова, и в каюту зашел только он один.
Окинул привычным взглядом заправку постелей, заглянул в шкафы – в каком порядке повешена одежда проживающего здесь пассажира, а потом приподнял пепельницу со стола и увидел пятно на скатерти.
– Новый стиль работы? – спросил он помертвевшую стюардессу.
Сдернул двумя пальцами скатерть со стола и брезгливо бросил ее на пол каюты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71