Так вот... заранее прошу простить меня. Ваши террористические организации во славу некой высосанной из пальца религиозной идеи, прикрываясь именем Аллаха, ежедневно совершают целый ряд идиотских поступков с этими шахидами-самоубийцами, взрывами домов, кафе, переполненных автобусов... И я совсем не убежден, что если бы Аллах существовал в действительности, то был бы в восторге от всего этого. Запомните, мой дорогой друг, мы к вам не имеем никакого отношения! Я уже, кажется, говорил, что не испытываю ни религиозной, ни политической, ни национальной неприязни ни к кому на свете. Симпатий не испытываю тоже. Моя фирма – предприятие чисто коммерческое. Как, впрочем, надеюсь, и ваша тоже...
– Но, помогая мне в проведении именно этой акции, вы, таким образом... – попытался возразить седовласый красавец, но Фриш тут же бесцеремонно его перебил.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Фриш тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Может быть, некоторые приемы работы моей фирмы и напоминают действия ваших организаций, но в нашем деле, как и в музыке, есть всего лишь семь нот. Когда эти семь нот попадают в руки Штрауса или Чайковского – это гениально! Когда эти же семь нот своими грязными лапами хватают сегодняшние бездарности...
Но договорить Фришу не удалось. В свою очередь, глава судовладельческой компании оскорбленно его прервал:
– Спасибо, сеньор Фриш. Мы пересмотрим наш договор.
– Превосходно! – легко и весело тут же отозвался Фриш, – Тогда – к делу. Попробуйте, пожалуйста, через подставных лиц под любым соусом заинтересовать международную прессу новым участком маршрута этого русского судна. Тогда информация об аварии мгновенно появится в печати. Второе...
Фриш выпрыгнул из кресла, подошел к висевшей на стене карте – увеличенной копии карты Стенли Уоррена и пальцем указал на залив Принцессы Дайяны:
– Вот здесь вам имеет смысл держать два вертолета с телевидением и журналистами региональной прессы. Информация, идущая вживую непосредственно с места событий, неоценима! Если у вас возникнут какие-нибудь трудности с прессой и телевидением, я берусь помочь вам и в этом, предварительно дополнив наш контракт отдельным параграфом.
– Вы хотите разорить нас? – спросил глава компании.
– Не смешите меня, – улыбнулся Фриш.
Ему вдруг безумно захотелось собственноручно прихлопнуть эту холеную сволочь. Но мерзавец такого ранга был слишком лакомым клиентом, и поэтому Фриш мягко произнес:
Моя финансовая служба на досуге прикинула возможные дивиденды вашего выигрыша от этой операции и...
– Я согласен, – быстро прервал его хозяин кабинета. – Но мне хотелось бы задать вам один, последний и уж совсем частный вопрос...
– Слушаю вас, сэр.
– Скажите, пожалуйста... – медленно проговорил глава судовладельческой фирмы, перебирая свои драгоценные четки. – А вот если бы вас наняли русские для такой же операции, но против меня, вы точно так же отнеслись бы к своим обязанностям?
– Естественно, – холодно пожал плечами Фриш. – Контракт есть контракт, и я обязан честно выполнять свою работу.
Замерли дорогие четки в ухоженных пальцах главы ближневосточной судовладельческой компании, глаза выдали неприкрытый испуг.
«Ах, если бы русские действительно смогли нам заплатить!..» – мечтательно подумал Фриш и очень явственно представил себе маленькую, не больше девяти миллиметров в диаметре, кровоточащую дырочку во лбу хозяина этого кабинета.
Он улыбнулся своим внезапным фантазиям и мило произнес:
– Давайте не будем отвлекаться, сэр. Итак, в заливе Принцессы Дайяны с Лораном сейчас работают ваши сотрудники. В связи с этим мне хотелось бы еще раз предупредить вас...
... На другой стороне Земли, где солнце восходит на восемь часов раньше, чем даже в ближневосточных и средиземноморских краях, в маленьком и чудесном фиорде узкого залива Принцессы Дайяны, в саду за домом лоцмана Анри Лорана, стоял стол для пинг-понга, на котором доктор Мартин Краузе еще совсем недавно проиграл свою последнюю партию...
Лоран сидел под навесом в садовом кресле, а Стенли Уоррен стоял, прислонившись к невысокому кривоватому деревцу с неведомыми плодами. Оба они молча, затаив дыхание смотрели в одну точку – на маленький цифровой диктофон «Сони», лежавший между ними на столе для пинг-понга.
Из диктофона шла четкая, хорошая запись недавнего разговора Лорана со своей дочерью Николь, звонившей ему по мобильному телефону из Парижа, прямо из маленького пожилого «рено», стоящего у ее дома с открытой пассажирской дверцей.
«Папочка! Ты не будешь возражать, если я прилечу к тебе не одна, а со своим университетским дружком? Он тебе очень-очень понравится!.. И доктору Краузе тоже. Передай доктору Краузе, что я целую его...» – слышался голос Николь в слегка завышенных тонах, характерных для маленьких диктофонных динамиков...
«Девочка моя... Николь! Тебе не следует сюда прилетать!.. Доченька, пойми меня правильно... Я мечтаю тебя увидеть, но надвигаются некоторые обстоятельства... Может, мне придется скоро оставить эту работу и куда-нибудь переехать... А может быть...» – раздавался голос Лорана.
И снова – Николь: «Почему? Почему не прилетать?! Папа! Я ничего не понимаю!.. А как же каникулы, па?.. Что с тобой? Что с тобой происходит, папуль?! Ты здоров? С тобой все в порядке?..»
Со стола для пинг-понга, из маленькой серебристой штучки фирмы «Сони», слегка резонируя от фанерной столешницы, тревожно звучал голос Анри Лорана: «Я ничего не могу тебе сказать, Николь... Я и сам не знаю, чем все это кончится... Умоляю тебя, любимая моя, единственная, будь осторожна! Будь предельно осторожна!.. Никаких новых знакомств. Кто этот парень?..»
«Мой сокурсник... – упавшим голосом отвечала Николь. – Очень мне нравится... Я так хотела вас познакомить... Что происходит, па? Тебе что-то угрожает?..»
И тут с большого зеленого стола для пинг-понга, по которому несколько дней тому назад еще прыгал и цокал белый целлулоидный мячик, послышался надтреснутый, беспомощный и отчаянный, на грани истерики, голос Анри Лорана: «Нет, нет! Не волнуйся. Просто у нас с тобой в жизни кое-что скоро переменится... Я пока ничего не могу тебе сказать... Береги себя, солнышко! Умоляю тебя, будь осторожна!..»
Послышался механический щелчок, ворвалась какая-то разухабистая мелодия, и Стенли Уоррен выключил диктофон.
Какое-то время и Лоран, и Уоррен подавленно молчали, а потом искренне огорченный Стенли Уоррен тихо проговорил:
– Что же вы наделали, Лоран?.. Теперь, когда в газетах и по телевидению появятся сообщения об аварии русского круизного судна в этом заливе и наверняка будет упомянуто ваше имя, Николь вспомнит все эти ваши слова... – Стенли показал пальцем на диктофон. – И ринется за вас в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Но, помогая мне в проведении именно этой акции, вы, таким образом... – попытался возразить седовласый красавец, но Фриш тут же бесцеремонно его перебил.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Фриш тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Может быть, некоторые приемы работы моей фирмы и напоминают действия ваших организаций, но в нашем деле, как и в музыке, есть всего лишь семь нот. Когда эти семь нот попадают в руки Штрауса или Чайковского – это гениально! Когда эти же семь нот своими грязными лапами хватают сегодняшние бездарности...
Но договорить Фришу не удалось. В свою очередь, глава судовладельческой компании оскорбленно его прервал:
– Спасибо, сеньор Фриш. Мы пересмотрим наш договор.
– Превосходно! – легко и весело тут же отозвался Фриш, – Тогда – к делу. Попробуйте, пожалуйста, через подставных лиц под любым соусом заинтересовать международную прессу новым участком маршрута этого русского судна. Тогда информация об аварии мгновенно появится в печати. Второе...
Фриш выпрыгнул из кресла, подошел к висевшей на стене карте – увеличенной копии карты Стенли Уоррена и пальцем указал на залив Принцессы Дайяны:
– Вот здесь вам имеет смысл держать два вертолета с телевидением и журналистами региональной прессы. Информация, идущая вживую непосредственно с места событий, неоценима! Если у вас возникнут какие-нибудь трудности с прессой и телевидением, я берусь помочь вам и в этом, предварительно дополнив наш контракт отдельным параграфом.
– Вы хотите разорить нас? – спросил глава компании.
– Не смешите меня, – улыбнулся Фриш.
Ему вдруг безумно захотелось собственноручно прихлопнуть эту холеную сволочь. Но мерзавец такого ранга был слишком лакомым клиентом, и поэтому Фриш мягко произнес:
Моя финансовая служба на досуге прикинула возможные дивиденды вашего выигрыша от этой операции и...
– Я согласен, – быстро прервал его хозяин кабинета. – Но мне хотелось бы задать вам один, последний и уж совсем частный вопрос...
– Слушаю вас, сэр.
– Скажите, пожалуйста... – медленно проговорил глава судовладельческой фирмы, перебирая свои драгоценные четки. – А вот если бы вас наняли русские для такой же операции, но против меня, вы точно так же отнеслись бы к своим обязанностям?
– Естественно, – холодно пожал плечами Фриш. – Контракт есть контракт, и я обязан честно выполнять свою работу.
Замерли дорогие четки в ухоженных пальцах главы ближневосточной судовладельческой компании, глаза выдали неприкрытый испуг.
«Ах, если бы русские действительно смогли нам заплатить!..» – мечтательно подумал Фриш и очень явственно представил себе маленькую, не больше девяти миллиметров в диаметре, кровоточащую дырочку во лбу хозяина этого кабинета.
Он улыбнулся своим внезапным фантазиям и мило произнес:
– Давайте не будем отвлекаться, сэр. Итак, в заливе Принцессы Дайяны с Лораном сейчас работают ваши сотрудники. В связи с этим мне хотелось бы еще раз предупредить вас...
... На другой стороне Земли, где солнце восходит на восемь часов раньше, чем даже в ближневосточных и средиземноморских краях, в маленьком и чудесном фиорде узкого залива Принцессы Дайяны, в саду за домом лоцмана Анри Лорана, стоял стол для пинг-понга, на котором доктор Мартин Краузе еще совсем недавно проиграл свою последнюю партию...
Лоран сидел под навесом в садовом кресле, а Стенли Уоррен стоял, прислонившись к невысокому кривоватому деревцу с неведомыми плодами. Оба они молча, затаив дыхание смотрели в одну точку – на маленький цифровой диктофон «Сони», лежавший между ними на столе для пинг-понга.
Из диктофона шла четкая, хорошая запись недавнего разговора Лорана со своей дочерью Николь, звонившей ему по мобильному телефону из Парижа, прямо из маленького пожилого «рено», стоящего у ее дома с открытой пассажирской дверцей.
«Папочка! Ты не будешь возражать, если я прилечу к тебе не одна, а со своим университетским дружком? Он тебе очень-очень понравится!.. И доктору Краузе тоже. Передай доктору Краузе, что я целую его...» – слышался голос Николь в слегка завышенных тонах, характерных для маленьких диктофонных динамиков...
«Девочка моя... Николь! Тебе не следует сюда прилетать!.. Доченька, пойми меня правильно... Я мечтаю тебя увидеть, но надвигаются некоторые обстоятельства... Может, мне придется скоро оставить эту работу и куда-нибудь переехать... А может быть...» – раздавался голос Лорана.
И снова – Николь: «Почему? Почему не прилетать?! Папа! Я ничего не понимаю!.. А как же каникулы, па?.. Что с тобой? Что с тобой происходит, папуль?! Ты здоров? С тобой все в порядке?..»
Со стола для пинг-понга, из маленькой серебристой штучки фирмы «Сони», слегка резонируя от фанерной столешницы, тревожно звучал голос Анри Лорана: «Я ничего не могу тебе сказать, Николь... Я и сам не знаю, чем все это кончится... Умоляю тебя, любимая моя, единственная, будь осторожна! Будь предельно осторожна!.. Никаких новых знакомств. Кто этот парень?..»
«Мой сокурсник... – упавшим голосом отвечала Николь. – Очень мне нравится... Я так хотела вас познакомить... Что происходит, па? Тебе что-то угрожает?..»
И тут с большого зеленого стола для пинг-понга, по которому несколько дней тому назад еще прыгал и цокал белый целлулоидный мячик, послышался надтреснутый, беспомощный и отчаянный, на грани истерики, голос Анри Лорана: «Нет, нет! Не волнуйся. Просто у нас с тобой в жизни кое-что скоро переменится... Я пока ничего не могу тебе сказать... Береги себя, солнышко! Умоляю тебя, будь осторожна!..»
Послышался механический щелчок, ворвалась какая-то разухабистая мелодия, и Стенли Уоррен выключил диктофон.
Какое-то время и Лоран, и Уоррен подавленно молчали, а потом искренне огорченный Стенли Уоррен тихо проговорил:
– Что же вы наделали, Лоран?.. Теперь, когда в газетах и по телевидению появятся сообщения об аварии русского круизного судна в этом заливе и наверняка будет упомянуто ваше имя, Николь вспомнит все эти ваши слова... – Стенли показал пальцем на диктофон. – И ринется за вас в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71