Хотя изрядно вымотанный работой над рукописью Сергей Александрович совершенно не был уверен, что подобный эксперимент вдохнет в него свежий ветер «эпохи позднего реабилитанца»...
Конечно, он начал с юной и верной Эльки Конвицкой. Та простит ему его любое состояние!
Мартов позвонил на мобильный телефон пани Эльжбеты и... отловил Эльку ни больше ни меньше как в Италии, в Лидо ди Езоло, где она отдыхала вместе с каким-то очень богатым русским депутатом. Как сказала Элька приглушенным шепотом – «вашего российского сейму».
– Государственной думы, что ли? – зачем-то переспросил Мартов.
– Но так!.. – подтвердила Элька и отключила свой телефон.
Тогда, не теряя надежды на активный отдых от писательского ремесла, Мартов стал названивать в Дюссельдорф той самой кустодиевской русской красавице Любе, у которой, оказывается, «муж был – да и сплыл...». За ней Мартов готов был даже смотаться из Гамбурга на своей «мазде». Подумаешь, часа четыре ходу по прекрасному автобану в одну сторону и четыре – в другую... Зато какая неделька его могла ждать впереди!
Ответил Мартову мужской голос с днепропетровским акцентом:
– Она здесь, слава Богу, таки больше не живет, слава Богу! – И, словно предупреждая второй вопрос Мартова, добавил: – А где она сейчас живет, я этого таки не знаю и знать не хочу, где она сейчас живет!
Можно было, конечно, позвонить еще одной его гамбургской подружке-аптекарше из Казани. Тридцать один год, грудь Афродиты, ноги божественные! Но она, бедняжка, никак не могла преодолеть свое титаническое уважение к почтенному возрасту и бывшей популярности Сергея Александровича и поэтому даже в самые интимные моменты обращалась к нему только на вы и по имени-отчеству. Что очень смешило Мартова и почти всегда лишало его возможности продолжать какие-либо сексуальные упражнения...
«Ну уж дудки, – подумал Мартов. – Так недолго и импотентом стать!»
Он решил больше никуда не звонить, а еще раз на всякий случай перечитать тот самый огромный эпизод, который он написал, как ему показалось, с явным сладковатым душком социалистического реализма.
Перечитал – и вдруг понял то, что ему никогда не приходило в голову!
Любое российское судно, любой русский корабль – от нефтяного танкера до круизного лайнера, уходящего в дальнее плавание, – это совокупность людей и механизмов, временно, всего на несколько месяцев, эмигрирующих из России. Из обжитого мира взяточников и лгунов, бездарных сочинителей законов и убийц, из мира обгаженных, пропахших испражнениями домашних подъездов с сожженными почтовыми ящиками, из мира отвратительных разбитых дорог и наспех сделанных автомобилей образца середины прошлого столетия...
Одновременно с этим любое судно дальнего плавания – это тоже Государство. Со своим Президентом, своею Властью и своим Народом. Маленькое Государство вынужденного Порядка, в котором каждый профессионал занят своим делом. В чем и состоит его спасение в бурных водах и надежда на возвращение к твердым Берегам. Ибо по прошествии какого-то времени да еще с далекого расстояния Берега всегда начинают казаться лучше и тверже, чем они есть на самом деле...
И это маленькое Государство Порядка, уплывая в моря и океаны земного шара хотя бы на три-четыре месяца, и физически, и нравственно Эмигрирует из большой, тяжеловооруженной, полупьяной, вороватой и трагически вымирающей России, где почти все занимают не свои посты, потому что в подземных переходах больших городов открыто и недорого продаются дипломы о высшем образовании, а подлинные Специалисты вынуждены заниматься отхожими промыслами, не имеющими ничего общего с их настоящей профессией...
Сергей Александрович Мартов еще немного поразмыслил, в третий раз перечитал тот большой эпизод с операцией во время выхода из порта и решил, что ни хрена он его переписывать не будет!
А если его упрекнут в том, в чем он в начале своих размышлений взялся и сам себя упрекать, он, конечно, попробует кое-что объяснить...
Или просто пошлет на хер.
* * *
... Поздним вечером, когда теплоход уже полным ходом шел в океане, главный врач судна Тимур Петрович Ивлев был приглашен к капитану – Николаю Ивановичу Потапову.
На таком судне капитанская каюта – большая, с отменным вкусом обставленная трехкомнатная квартира. Спальня, кабинет, гостиная. И все самые современные средства связи – как для общения с внешним миром, так и для внутрикорабельных сообщений, разборок и распоряжений.
Никакого официоза – прием доктора Ивлева для вящей доверительности был сознательно обставлен по-домашнему. Домашним был и полуспортивный костюм Николая Ивановича – мягкие, плотного трикотажа брюки и такая же куртка с крупной пластмассовой молнией. Такие костюмы у немцев называются хаусансуг.
Тимур был тоже не в тропической униформе, в которой ему в этих широтах было положено передвигаться по судну с утра до вечера.
Обычные голубые джинсы и светлая, веселенькая рубашка с короткими рукавами. Да и сандалии, купленные доктором в прошлом году в Кейптауне, тоже были надеты прямо на босые ноги.
Сидели в гостиной, в глубоких креслах у низкого столика. Виски, джин, тоник, орешки...
– Когда швы будете снимать? – спросил капитан, прихлебывая джин.
– Дней через пять, через семь. Как пойдет заживление...
– А встанет он недельки через полторы?
– Ну что вы, Николай Иванович! Поднимать мы его начнем уже послезавтра. Сейчас совсем другая метода – как можно быстрее ставить больного на ноги после операции.
Капитан поднял стакан джина со льдом и тоником:
– Будьте здоровы, Тимур Петрович. Не скрою, в последний момент вы меня очень выручили. Еще бы полчасика, и... наши штрафы автоматически подскочили бы – ой-ой-ой!.. Будьте счастливы!
Тимур поднял свой стакан с виски, чокнулся с капитаном, улыбнулся:
– Вы меня тоже очень выручили, Николай Иванович. В самый первый момент. Когда застопорили машины. Здоровья вам. Здоровья и удачи...
Выпили понемногу, зажевали орешками.
– Всем ли ваша душенька довольна, Тимур Петрович? – осторожно спросил капитан. – Как вам ваша медицинская команда?
– О лучшей команде мечтать нечего.
Капитан подозрительно посмотрел на Тимура и спросил напрямую:
– А как вам ваш доктор Эдуард Юрьевич?
– Отличный, грамотный терапевт, – не моргнув глазом ответил Тимур. – И на мой непросвещенный взгляд – очень опытный моряк.
– М-да... – неопределенно хмыкнул капитан. – Эдуард Юрьевич давненько плавает. Службу знает.
Он встал из-за стола, достал из изящного посудного шкафчика китайский заварной чайник, разрисованный маленькими колибри, и две большие фаянсовые кружки. На одной кружке был изображен пляшущий Микки-Маус, на другой – во весь свой клюв вопящий Дональд Дак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71