Варвары!.. Бездарности паршивые!!!
И пьяный Бриджес все старался ткнуть немцу кулаком в лицо.
Немец же, так же безуспешно пытаясь ударить англичанина, орал по-немецки:
– Да если бы не русские, мы бы вас вообще с лица земли стерли!.. Весь ваш дерьмовый островок!..
Тимур моментально бросился разнимать стариков.
Старый немец изловчился и схватил за горлышко бутылку со стойки бара, но тут уже бармен перехватил руку немца и намертво прижал ее к стойке. Схватил трубку телефона и прокричал в микрофон:
– Срочно двух дек-стюардов в верхний бар!
Тимур с трудом оторвал грузного пьяного Бриджеса от старика немца и оттащил его в сторону. Но Бриджес все еще рвался в драку и орал на весь бар, на всю Атлантику:
– Отпустите меня! Отпустите меня, док!.. Почему вы меня держите?! Вы же русский! Они же вашу страну до Волги сожгли!!! А вы их теперь по морям катаете?! Идиоты!!! История вас ничему не научила, кретины!.. Отпустите меня сейчас же!..
В бар влетели дек-стюарды – двое рослых парней в элегантной вечерней форме палубной команды.
Пьяного Джеффа Бриджеса увели в одну дверь, старика немца – в другую. От сквозняка взлетели занавески на окнах...
Грянул оркестрик. Таня с нескрываемым интересом разглядывала Тимура, словно увидела его впервые. А доктор Зигфрид Вольф показал Тимуру поднятый большой палец...
– А вы молодец! – сказал Ивлев бармену. – Такая реакция...
– Вы тоже – будьте-нате, док! – Бармен уже протирал белоснежным полотенцем только что вымытые бокалы. – Обычное дело, доктор. Немец и англичанин. Пока темы за стойкой нейтральные – все хорошо, прекрасная маркиза. А как подопьют...
Бармен перегнулся через стойку, оглянулся – не слышит ли кто, и тихо, только одному Тимуру, почти шепотом сказал:
– Слушайте, Тимур Петрович, ведь столько лет прошло!.. Столько лет! А в каждом круизе – одно и то же...
... Ранним желтым солнечным утром теплоход «Федор Достоевский» стоял у пассажирского портового причала в почти экваториальной островной гавани.
Это был прекрасный, насквозь курортный архипелаг из нескольких чудесных островов вулканического происхождения, весьма успешно соперничающий с такими мировыми курортами, как Канарские острова, Гавайские, как туристические архипелаги у берегов Южной Америки.
А здесь до Африки было рукой подать. Миль сто – не больше...
Судно казалось совсем опустевшим. Пассажиры-туристы и свободная от вахты команда были на берегу – кто на заранее организованных экскурсиях, кто просто так шатался по уже раскаленному утренней жарой городку, кто посиживал под тентами кафе, глазея по сторонам.
А кто-то торчал у сувенирных лавок, выстроившихся прямо на затейливой мозаике из разноцветных больших мраморных плит, которыми была вымощена прогулочная набережная, с геометрической точностью усаженная пыльными волосатыми пальмами.
Лавки были увешаны пестрыми домоткаными ковриками, сумками, бусами, «липовыми» амулетами, солнечными очками и прочей туристской мелочевкой, сотворенной тайваньскими или гонконгскими умельцами.
Прямо под ногами на мраморных плитах толпились забавные африканские фигурки, вырезанные из очень твердого темного дерева. Они были сделаны как раз с той мерой условности, которая придавала им неординарную и очень привлекательную ироничность, сразу приковывающую к себе внимание потенциальных покупателей.
Всеми этими псевдонародными «промыслами» торговали крикливые чернокожие парни, карнавально разодетые в яркие бурнусы и обвешанные устрашающими ожерельями крокодиловых клыков, изготовленных в какой-нибудь далекой китайской артели, наверное, из той же пластмассы, из которой обычно штампуются мирные белые пуговицы для недорогих кофточек.
А еще на мускулистых черных руках этих пареньков золотом сверкали десятидолларовые «Ролексы» и платиновые «Сейко», пятидолларовые «Лонжин», «Тиссо», «Омега»... На металлических браслетах, на кожаных ремешках (опять-таки из «натуральной» змеиной кожи!), по десять – двенадцать штук на левой и на правой руках.
Старший пассажирский помощник Константин Беглов стоял, опершись о фальшборт у самого трапа, скучающе поглядывал вниз на вахтенного матроса.
На душе было скверно. Впервые в жизни от него ушла женщина. А то, что она ушла от него окончательно, Беглову стало ясно почти с первых же дней рейса. Еще до того унизительного разговора в лифте...
Ах, как не привык Костя к подобным резким разворотам в своей корабельной жизни!.. На берегу все было ясно и прочно. А вот здесь...
Здесь Костя явно чего-то не просчитал. Как говорится – завалил ухо.
До начала этого рейса в его жизни на судне всегда было все так отлажено, все так бесперебойно срабатывало, что теперь от неожиданности Беглов даже растерялся. Это он-то – абсолютно уверенный в себе, в своем профессионализме, своей неотразимости, в умении выглядеть достойно в любой, самой экстремальной, самой невыгодной, ситуации!
Сзади подошел тучный, взмокший от жары Борис Владимирович Сладков – главный механик судна. Мрачная бородатая физиономия, маленькие, лукавые, веселые глаза. Толстой волосатой рукой Сладков с удовольствием сжимал запотевшую ледяную бутылочку колы.
– Тоскуешь? – прихлебывая из горлышка, спросил Сладков.
– С чего бы это? – тут же легко усмехнулся Беглов. – Мне, Боренька, тосковать не от чего.
– Всем всегда есть от чего хоть немножко потосковать. Иначе перестаешь ощущать мелкие житейские радости. Когда очень хорошо, то это тоже не очень хорошо, – туманно проговорил Сладков и протянул Беглову бутылочку с колой: – На-ко вот, хлебни. Холодненькая!..
– Не хочу, спасибо. Сейчас хлебнешь, потом весь день будешь хлебать что ни попадя. А ты чего не на берегу?
– Жду представителя техслужбы порта. А ты?
Беглов зажмурился, запрокинул голову, подставил лицо прямо под солнечные лучи.
– Неохота. Пыльно, скучно. И вообще...
Сладков попил немножко холодной колы, сказал, глядя вниз на прильнувший к теплоходу городок:
– Ладно тебе. Жмешься небось?
Беглов опустил голову, открыл глаза, посмотрел вдаль, ответил спокойно, как человек, которому среди своих совершенно нечего скрывать:
– И это есть. Автомобильчик пора менять. С дачей моя дурочка завелась как сумасшедшая. Сына хочу в Англию на учебу спровадить... А это все – деньги. Ты в который раз здесь?
Сладков пожал плечами:
– А черт его знает... Уж и не помню. За двадцать два года-то по морям, по волнам...
– Вот и у меня одиннадцатый заход сюда. Понял? – жестко проговорил Беглов. – Это пусть наш доктор тут по островам гуляет. Он всего в четвертый рейс вышел – ему все в новинку...
Через пыльную торговую площадь, заставленную яркими лавками и магазинчиками, шел караван из пяти облезлых прогулочных верблюдов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
И пьяный Бриджес все старался ткнуть немцу кулаком в лицо.
Немец же, так же безуспешно пытаясь ударить англичанина, орал по-немецки:
– Да если бы не русские, мы бы вас вообще с лица земли стерли!.. Весь ваш дерьмовый островок!..
Тимур моментально бросился разнимать стариков.
Старый немец изловчился и схватил за горлышко бутылку со стойки бара, но тут уже бармен перехватил руку немца и намертво прижал ее к стойке. Схватил трубку телефона и прокричал в микрофон:
– Срочно двух дек-стюардов в верхний бар!
Тимур с трудом оторвал грузного пьяного Бриджеса от старика немца и оттащил его в сторону. Но Бриджес все еще рвался в драку и орал на весь бар, на всю Атлантику:
– Отпустите меня! Отпустите меня, док!.. Почему вы меня держите?! Вы же русский! Они же вашу страну до Волги сожгли!!! А вы их теперь по морям катаете?! Идиоты!!! История вас ничему не научила, кретины!.. Отпустите меня сейчас же!..
В бар влетели дек-стюарды – двое рослых парней в элегантной вечерней форме палубной команды.
Пьяного Джеффа Бриджеса увели в одну дверь, старика немца – в другую. От сквозняка взлетели занавески на окнах...
Грянул оркестрик. Таня с нескрываемым интересом разглядывала Тимура, словно увидела его впервые. А доктор Зигфрид Вольф показал Тимуру поднятый большой палец...
– А вы молодец! – сказал Ивлев бармену. – Такая реакция...
– Вы тоже – будьте-нате, док! – Бармен уже протирал белоснежным полотенцем только что вымытые бокалы. – Обычное дело, доктор. Немец и англичанин. Пока темы за стойкой нейтральные – все хорошо, прекрасная маркиза. А как подопьют...
Бармен перегнулся через стойку, оглянулся – не слышит ли кто, и тихо, только одному Тимуру, почти шепотом сказал:
– Слушайте, Тимур Петрович, ведь столько лет прошло!.. Столько лет! А в каждом круизе – одно и то же...
... Ранним желтым солнечным утром теплоход «Федор Достоевский» стоял у пассажирского портового причала в почти экваториальной островной гавани.
Это был прекрасный, насквозь курортный архипелаг из нескольких чудесных островов вулканического происхождения, весьма успешно соперничающий с такими мировыми курортами, как Канарские острова, Гавайские, как туристические архипелаги у берегов Южной Америки.
А здесь до Африки было рукой подать. Миль сто – не больше...
Судно казалось совсем опустевшим. Пассажиры-туристы и свободная от вахты команда были на берегу – кто на заранее организованных экскурсиях, кто просто так шатался по уже раскаленному утренней жарой городку, кто посиживал под тентами кафе, глазея по сторонам.
А кто-то торчал у сувенирных лавок, выстроившихся прямо на затейливой мозаике из разноцветных больших мраморных плит, которыми была вымощена прогулочная набережная, с геометрической точностью усаженная пыльными волосатыми пальмами.
Лавки были увешаны пестрыми домоткаными ковриками, сумками, бусами, «липовыми» амулетами, солнечными очками и прочей туристской мелочевкой, сотворенной тайваньскими или гонконгскими умельцами.
Прямо под ногами на мраморных плитах толпились забавные африканские фигурки, вырезанные из очень твердого темного дерева. Они были сделаны как раз с той мерой условности, которая придавала им неординарную и очень привлекательную ироничность, сразу приковывающую к себе внимание потенциальных покупателей.
Всеми этими псевдонародными «промыслами» торговали крикливые чернокожие парни, карнавально разодетые в яркие бурнусы и обвешанные устрашающими ожерельями крокодиловых клыков, изготовленных в какой-нибудь далекой китайской артели, наверное, из той же пластмассы, из которой обычно штампуются мирные белые пуговицы для недорогих кофточек.
А еще на мускулистых черных руках этих пареньков золотом сверкали десятидолларовые «Ролексы» и платиновые «Сейко», пятидолларовые «Лонжин», «Тиссо», «Омега»... На металлических браслетах, на кожаных ремешках (опять-таки из «натуральной» змеиной кожи!), по десять – двенадцать штук на левой и на правой руках.
Старший пассажирский помощник Константин Беглов стоял, опершись о фальшборт у самого трапа, скучающе поглядывал вниз на вахтенного матроса.
На душе было скверно. Впервые в жизни от него ушла женщина. А то, что она ушла от него окончательно, Беглову стало ясно почти с первых же дней рейса. Еще до того унизительного разговора в лифте...
Ах, как не привык Костя к подобным резким разворотам в своей корабельной жизни!.. На берегу все было ясно и прочно. А вот здесь...
Здесь Костя явно чего-то не просчитал. Как говорится – завалил ухо.
До начала этого рейса в его жизни на судне всегда было все так отлажено, все так бесперебойно срабатывало, что теперь от неожиданности Беглов даже растерялся. Это он-то – абсолютно уверенный в себе, в своем профессионализме, своей неотразимости, в умении выглядеть достойно в любой, самой экстремальной, самой невыгодной, ситуации!
Сзади подошел тучный, взмокший от жары Борис Владимирович Сладков – главный механик судна. Мрачная бородатая физиономия, маленькие, лукавые, веселые глаза. Толстой волосатой рукой Сладков с удовольствием сжимал запотевшую ледяную бутылочку колы.
– Тоскуешь? – прихлебывая из горлышка, спросил Сладков.
– С чего бы это? – тут же легко усмехнулся Беглов. – Мне, Боренька, тосковать не от чего.
– Всем всегда есть от чего хоть немножко потосковать. Иначе перестаешь ощущать мелкие житейские радости. Когда очень хорошо, то это тоже не очень хорошо, – туманно проговорил Сладков и протянул Беглову бутылочку с колой: – На-ко вот, хлебни. Холодненькая!..
– Не хочу, спасибо. Сейчас хлебнешь, потом весь день будешь хлебать что ни попадя. А ты чего не на берегу?
– Жду представителя техслужбы порта. А ты?
Беглов зажмурился, запрокинул голову, подставил лицо прямо под солнечные лучи.
– Неохота. Пыльно, скучно. И вообще...
Сладков попил немножко холодной колы, сказал, глядя вниз на прильнувший к теплоходу городок:
– Ладно тебе. Жмешься небось?
Беглов опустил голову, открыл глаза, посмотрел вдаль, ответил спокойно, как человек, которому среди своих совершенно нечего скрывать:
– И это есть. Автомобильчик пора менять. С дачей моя дурочка завелась как сумасшедшая. Сына хочу в Англию на учебу спровадить... А это все – деньги. Ты в который раз здесь?
Сладков пожал плечами:
– А черт его знает... Уж и не помню. За двадцать два года-то по морям, по волнам...
– Вот и у меня одиннадцатый заход сюда. Понял? – жестко проговорил Беглов. – Это пусть наш доктор тут по островам гуляет. Он всего в четвертый рейс вышел – ему все в новинку...
Через пыльную торговую площадь, заставленную яркими лавками и магазинчиками, шел караван из пяти облезлых прогулочных верблюдов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71