– Если вы не будете вертеться, из вас ничего не вывалится, не бойтесь.
– Из меня ничего и не может вывалиться! – склочным голосом ответил Бриджес, но руки с живота не убрал. – Я хочу есть! Вы слышите? Есть и выпить!
– Помолчите, мистер Бриджес, – сказал ему Эдуард Юрьевич. – Я же ничего не слышу!
– А что вы можете там услышать?! – заорал Бриджес. – Три дня ни крошки хлеба, ни капли виски! Я пуст, как барабан! Там у меня ни черта нет! Тишина! Вакуум!.. – Он повернулся к Тимуру: – Сколько можно морить меня голодом, сэр?!! Какая-то инквизиция!..
– Да не крутитесь вы, черт бы вас побрал! – вдруг повысил голос Эдуард Юрьевич. – Не дышите, сэр!
Это было так неожиданно, что Джефф Бриджес даже струсил и заткнулся, затаив дыхание. Для Тимура и Луизы такое проявление характера у Эдуарда Юрьевича было равносильно потрясению. Тимур и Луиза переглянулись и уставились на перетрусившего Джеффри Бриджеса.
– Можете дышать... – устало проговорил Эдуард Юрьевич и встал со специальной так называемой функциональной кровати Бриджеса.
– Ну как? – спросил его Тимур.
– Легкие хрипы в верхних отделах, чуть приглушенные тона... А так – все в порядке...
Он повесил себе на шею фонендоскоп и вышел из изолятора. Тимур хотел было тоже выйти, но Бриджес, видимо, решил произвести впечатление на семью Сердюков и заорал:
– Док, я надеюсь, вы у меня там ничего лишнего не отхватили?
Тимур задержался в дверях и сказал Джеффу:
– Во-первых, не орите так. У вас разойдутся швы, и вы испортите мне всю работу. А во-вторых, у вас в гостях дамы, при которых я бы на вашем месте не рисковал продолжать разговор на эту тему. – И уже выходя из изолятора, по-русски добавил: – Продолжаем спектакль нашего маленького домашнего театра. Ваш выход, Луиза!
– Этот док – грандиозный парень! – сказал Бриджес Сердюкам. – Интересно, пьющий он или нет?
Перезрелая Галю Сердюк, густо покраснев, достала из сумки маленький букетик цветов, неизвестно откуда взявшийся посередине океана, и поставила его в стакан с водой на специальную тумбочку, привинченную к полу.
Стакан на тумбочке был тоже в специальном углублении, чтобы во время качки он не смог опрокинуться. Здесь, в этой маленькой клинике, вообще все было сугубо специальным и мореходно-специфическим.
Бриджес посмотрел на цветочки в стакане, сказал негромко:
– Я очень тронут... А глотка выпивки у вас нет?
Галю виновато пожала плечами, погладила толстую руку Бриджеса, поросшую рыжими и седыми волосами.
– Сэр! – торжественно провозгласил папа Пол Сердюк. – Ваше место за нашим общим столом ждет вас. И как только вы сможете...
– Я и сейчас могу! – нагло заявил Бриджес.
Тут Луизе надоело ждать, когда наконец закончится эта сентиментально-торжественная сцена любви и братания разных народов, и она на очень неплохом английском языке сказала Джеффу:
– Мистер Бриджес! Попросите прощения у своих гостей, и...
И Луиза выразительно посмотрела на задницу Бриджеса.
Джефф обреченно вздохнул и с выражением страдания на небритой физиономии слегка переместился на бок. Сердюки деликатно отвернулись.
Луиза сделала Бриджесу укол, размассировала место укола ваткой и прикрыла Бриджеса одеялом.
– О'кей?
– О'кей, о'кей... – проворчал Джефф Бриджес. Потом вдохнул полной грудью и, не выдыхая, собрал, как говорится, свою волю в кулак, мобилизовал все немногие оставшиеся после операции силы и с величайшим трудом выговорил по-русски:
– Бла-га-дарь-ю... – Отдышался немного и добавил: – Луиза!
– Молодец! – похвалила его Луиза и вышла.
Большой знаток русского языка, Пол Сердюк восторженно зааплодировал. Его жена, ничего не поняла, но тоже похлопала в ладоши.
А Галю Сердюк, со своей чисто славянской бабьей жалостью к хворому мужику, уставилась на Джеффри Бриджеса глазами влюбленной лошади...
* * *
... По тому самому поэпизодному плану, который Сергей Александрович Мартов составил в самом начале работы над этим документальным сочиненьицем и который он сам же беспардонно предавал при первом удобном случае (а иногда и возвращался к нему, как блудный сын в отчий дом), сразу же после сцены в палате Джеффа Бриджеса следовал еще один эпизод, по сентиментализму и переслащенному слюнтяйству превосходящий все, что было написано Мартовым до сих пор...
Причем самое ужасное было то, что четыре года тому назад этот эпизод действительно имел место в жизни некоторых подлинных героев незаконченной истории под названием «Путешествие на тот свет».
И после долгих размышлений о дурновкусии в сегодняшней целлофанированной литературе, творимой в умопомрачительно короткие сроки большими бригадами под одним, уже «раскрученным», именем, Мартов не смог обидеть людей, которых успел полюбить. Как и любой одинокий пожилой человек, он невольно тянулся к чужому семейному теплу, с тайной, непроизносимой надеждой на то, что, несмотря на огромную разницу в возрасте, и он сможет быть кому-то интересен или даже – необходим...
Нежное и благодарное отношение литератора к своим героям победило, и Мартов решил хоть в этом-то не отклоняться от поэпизодного плана. Как бы его потом за это ни клеймили!..
* * *
... И снова «Федор Достоевский» стоял у портового причала одного полуострова, который во всех туристических фирмах мира значился чуть ли не центром Млечного пути международного морского и авиационного туризма!
Как и в прошлый раз, когда стояли совсем неподалеку от Африки, судно у причала было почти пустым, если не считать значительную часть команды, несущую свои обязательные вахты.
На шлюпочной палубе готовились к планово-круизным торжествам, и электрики, в том числе и Луизин Валерик, развешивали гирлянды разноцветных лампочек. Всей подготовкой к празднику руководили старший пассажирский помощник Константин Беглов и боцман Алик Грачевский...
Пассажиры русского лайнера и пара сот человек команды, смешиваясь с толпами туристов из всех стран мира, шатались по лавочкам и магазинчикам, передвигались по прозрачным трубам-коридорам гигантских аквариумов, а над ними и вокруг них проплывали феерически грациозные, жуткие разные акулы и огромные черные крылатые скаты с тонкими и длинненькими хвостиками, похожими на оперные китайские косички из «Чио-Чио-сан»...
Были там и крокодильи фермы, и бассейн с пятитонными дрессированными касатками, ничуть не уступающий знаменитому калифорнийскому «Морскому миру» под Сан-Диего...
Пальмы, солнце, рикши, прогулочные коляски с очень большими тяжеловозными мохнатыми конями...
А через городские площади медленно плывут разукрашенные и затейливо разрисованные старинные японские и американские автомобили, из улицы в улицу неспешно перетекает людской поток всех цветов кожи...
Таня Закревская, переводчица с французского Лялька Ахназарова и доктор Тимур Петрович Ивлев стояли у витрины «собачьего» магазина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Из меня ничего и не может вывалиться! – склочным голосом ответил Бриджес, но руки с живота не убрал. – Я хочу есть! Вы слышите? Есть и выпить!
– Помолчите, мистер Бриджес, – сказал ему Эдуард Юрьевич. – Я же ничего не слышу!
– А что вы можете там услышать?! – заорал Бриджес. – Три дня ни крошки хлеба, ни капли виски! Я пуст, как барабан! Там у меня ни черта нет! Тишина! Вакуум!.. – Он повернулся к Тимуру: – Сколько можно морить меня голодом, сэр?!! Какая-то инквизиция!..
– Да не крутитесь вы, черт бы вас побрал! – вдруг повысил голос Эдуард Юрьевич. – Не дышите, сэр!
Это было так неожиданно, что Джефф Бриджес даже струсил и заткнулся, затаив дыхание. Для Тимура и Луизы такое проявление характера у Эдуарда Юрьевича было равносильно потрясению. Тимур и Луиза переглянулись и уставились на перетрусившего Джеффри Бриджеса.
– Можете дышать... – устало проговорил Эдуард Юрьевич и встал со специальной так называемой функциональной кровати Бриджеса.
– Ну как? – спросил его Тимур.
– Легкие хрипы в верхних отделах, чуть приглушенные тона... А так – все в порядке...
Он повесил себе на шею фонендоскоп и вышел из изолятора. Тимур хотел было тоже выйти, но Бриджес, видимо, решил произвести впечатление на семью Сердюков и заорал:
– Док, я надеюсь, вы у меня там ничего лишнего не отхватили?
Тимур задержался в дверях и сказал Джеффу:
– Во-первых, не орите так. У вас разойдутся швы, и вы испортите мне всю работу. А во-вторых, у вас в гостях дамы, при которых я бы на вашем месте не рисковал продолжать разговор на эту тему. – И уже выходя из изолятора, по-русски добавил: – Продолжаем спектакль нашего маленького домашнего театра. Ваш выход, Луиза!
– Этот док – грандиозный парень! – сказал Бриджес Сердюкам. – Интересно, пьющий он или нет?
Перезрелая Галю Сердюк, густо покраснев, достала из сумки маленький букетик цветов, неизвестно откуда взявшийся посередине океана, и поставила его в стакан с водой на специальную тумбочку, привинченную к полу.
Стакан на тумбочке был тоже в специальном углублении, чтобы во время качки он не смог опрокинуться. Здесь, в этой маленькой клинике, вообще все было сугубо специальным и мореходно-специфическим.
Бриджес посмотрел на цветочки в стакане, сказал негромко:
– Я очень тронут... А глотка выпивки у вас нет?
Галю виновато пожала плечами, погладила толстую руку Бриджеса, поросшую рыжими и седыми волосами.
– Сэр! – торжественно провозгласил папа Пол Сердюк. – Ваше место за нашим общим столом ждет вас. И как только вы сможете...
– Я и сейчас могу! – нагло заявил Бриджес.
Тут Луизе надоело ждать, когда наконец закончится эта сентиментально-торжественная сцена любви и братания разных народов, и она на очень неплохом английском языке сказала Джеффу:
– Мистер Бриджес! Попросите прощения у своих гостей, и...
И Луиза выразительно посмотрела на задницу Бриджеса.
Джефф обреченно вздохнул и с выражением страдания на небритой физиономии слегка переместился на бок. Сердюки деликатно отвернулись.
Луиза сделала Бриджесу укол, размассировала место укола ваткой и прикрыла Бриджеса одеялом.
– О'кей?
– О'кей, о'кей... – проворчал Джефф Бриджес. Потом вдохнул полной грудью и, не выдыхая, собрал, как говорится, свою волю в кулак, мобилизовал все немногие оставшиеся после операции силы и с величайшим трудом выговорил по-русски:
– Бла-га-дарь-ю... – Отдышался немного и добавил: – Луиза!
– Молодец! – похвалила его Луиза и вышла.
Большой знаток русского языка, Пол Сердюк восторженно зааплодировал. Его жена, ничего не поняла, но тоже похлопала в ладоши.
А Галю Сердюк, со своей чисто славянской бабьей жалостью к хворому мужику, уставилась на Джеффри Бриджеса глазами влюбленной лошади...
* * *
... По тому самому поэпизодному плану, который Сергей Александрович Мартов составил в самом начале работы над этим документальным сочиненьицем и который он сам же беспардонно предавал при первом удобном случае (а иногда и возвращался к нему, как блудный сын в отчий дом), сразу же после сцены в палате Джеффа Бриджеса следовал еще один эпизод, по сентиментализму и переслащенному слюнтяйству превосходящий все, что было написано Мартовым до сих пор...
Причем самое ужасное было то, что четыре года тому назад этот эпизод действительно имел место в жизни некоторых подлинных героев незаконченной истории под названием «Путешествие на тот свет».
И после долгих размышлений о дурновкусии в сегодняшней целлофанированной литературе, творимой в умопомрачительно короткие сроки большими бригадами под одним, уже «раскрученным», именем, Мартов не смог обидеть людей, которых успел полюбить. Как и любой одинокий пожилой человек, он невольно тянулся к чужому семейному теплу, с тайной, непроизносимой надеждой на то, что, несмотря на огромную разницу в возрасте, и он сможет быть кому-то интересен или даже – необходим...
Нежное и благодарное отношение литератора к своим героям победило, и Мартов решил хоть в этом-то не отклоняться от поэпизодного плана. Как бы его потом за это ни клеймили!..
* * *
... И снова «Федор Достоевский» стоял у портового причала одного полуострова, который во всех туристических фирмах мира значился чуть ли не центром Млечного пути международного морского и авиационного туризма!
Как и в прошлый раз, когда стояли совсем неподалеку от Африки, судно у причала было почти пустым, если не считать значительную часть команды, несущую свои обязательные вахты.
На шлюпочной палубе готовились к планово-круизным торжествам, и электрики, в том числе и Луизин Валерик, развешивали гирлянды разноцветных лампочек. Всей подготовкой к празднику руководили старший пассажирский помощник Константин Беглов и боцман Алик Грачевский...
Пассажиры русского лайнера и пара сот человек команды, смешиваясь с толпами туристов из всех стран мира, шатались по лавочкам и магазинчикам, передвигались по прозрачным трубам-коридорам гигантских аквариумов, а над ними и вокруг них проплывали феерически грациозные, жуткие разные акулы и огромные черные крылатые скаты с тонкими и длинненькими хвостиками, похожими на оперные китайские косички из «Чио-Чио-сан»...
Были там и крокодильи фермы, и бассейн с пятитонными дрессированными касатками, ничуть не уступающий знаменитому калифорнийскому «Морскому миру» под Сан-Диего...
Пальмы, солнце, рикши, прогулочные коляски с очень большими тяжеловозными мохнатыми конями...
А через городские площади медленно плывут разукрашенные и затейливо разрисованные старинные японские и американские автомобили, из улицы в улицу неспешно перетекает людской поток всех цветов кожи...
Таня Закревская, переводчица с французского Лялька Ахназарова и доктор Тимур Петрович Ивлев стояли у витрины «собачьего» магазина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71